Новые статьи

(1 октября 1886 – 1 сентября 1951) – рус. религ. мыслитель, философ культуры, историк и публицист. В 1904–06 участвовал в революц. с.-д. движении. Окончил Петербургский ун-т, специализировался по истории ср. веков (ученик И. В. Гревса). Приват-доцент Петербургского ун-та (1914–18), проф. Саратовского ун-та (1920–22). С 1925 – за рубежом; проф. Богословского ин-та в Париже (1926–40) и Православной академии в Нью-Йорке (1943–51). Сотрудничал в журн. "Совр. записки", "Путь", "Числа" и др. Совместно с Б. Скобцевой, И. И. Бунаковым-Фондаминским и Ф. Степуном основал журн. "Новый Град" (Париж, 1931–39), в к-ром развивал идеи христ. гуманизма, защищал человеч. душу и душевность (ср. славянофилы и Юркевич) от экспансии фашизированного, военно-спортивного, волевого, технически ориентированного типа с комплексом власти. С позиций, близких к христ. социализму, Ф. выдвигал замысел будущего об-ва ("Нового Града"), к-рое человечество должно построить заново, но из "старых камней". Свой "Новый Град" Ф. противопоставлял как идее механического, никогда не завершающегося прогресса, так и тому типу эсхатологии, к-рый безразличен к человеч. культ. творчеству.
Многочисл. статьи Ф. посвящены в осн. выявлению специфики рус. истории, ее движущих сил. Ф. стремился к синтезу западничества (чаадаевского стиля) и славянофильства, к слиянию общечеловеческих и нац. начал (см. ст. о Пушкине "Певец империи и свободы" в журн. "Совр. записки", 1937, No 63). Определ. специфику рус. истории Ф. связывает с культ. непереработанностью в ней славянско-языческих, дохрист. пластов родового или космич. сознания, что объясняется, по Ф., отсутствием напряж. взаимодействия между этими пластами и элитой – носительницей классического культ. наследства. Многовек. поиски своего лица и особого места между Востоком и Западом осложнены монг. завоеванием и ориентализацией страны в моск. период, с т. зр. Ф., самый застойный и душный в рус. истории. К этому времени, согласно Ф., сложилось два полярных типа рус. сознания. Преобладающий – тип "моск. служилого человека", в к-ром вкорененность в родную почву, спокойная сила соединялась с бездуховностью и слабостью личного начала. Ему противостоял "максималистский" тип беспочвенной духовности, находивший выход в религ. сектантстве, странничестве, разгуле, казацкой вольнице и т.д. (ст. "Письма о рус. культуре. I – Рус. человек", в журн. "Рус. записки", 1938, No 3). В императорский период (наиб. творческий и динамичный) новый тип "рус. европейца" осуществлял трудное дело культ. строительства в стране, к-рую сверху пытались заморозить, а снизу превратить "в костер" (сб. "Новый Град", Нью-Йорк, 1952, с. 79). Развивая идею об "универсализме" рус. культуры этого периода (восходящую через Достоевского к Soireés de St. Petersbourg Ж. де Местра), Φ. утверждал, что европ. культура как целое ярче проявилась "на берегах Невы, чем на берегах Сены, Темзы или Шпрее" (там же, с. 77). Императорская Россия создала специфически русский тип "интеллигенции" – поздний аналог максималистского нац. типа, в к-ром идейность, рационалистич. этицизм соединялись с "пламенной беспочвенностью". В посл. годы Ф. работал над большим трудом по истории рус. духовной культуры (доведенном до 15 в.), где он выявляет ее глубокое своеобразие [опубл. посм. на англ. яз. – "The Russian religions mind", v. 1–2, Camb. (Mass.), 1966].
В духе идей "Бесов" Достоевского, развитых представителями веховства и затем рус. эмиграцией (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Ф. А. Степун, П. Б. Струве и др.), Ф. рассматривал рус. революц. движение и большевизм как выражение безрелигиозного эсхатологич. сознания, воспринявшего методы "нечаевщины"; Ф. выступает, т.о., как идейный противник Οкт. революции и социалистич. строительства в СССР.

Соч.: Абеляр, П., 1924; Св. Филипп, митрополит Московский, Париж, 1928; И есть и будет, Париж, 1932; Социальное значение христианства, Париж, 1933; Стихи духовные. Рус. нар. вера по духовным стихам, Париж, 1935; Новый Град. Сб. ст., Нью-Йорк, 1952; Христианин в революции, Сб. ст., Париж, 1957; Святые др. Руси (10–17 вв.), Нью-Йорк, 1959; Лицо России, Сб. ст., Париж, 1967.

М. Вольфкович, Д. Ляликов.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970. 

ФЕДОТОВ Георгий Петрович

(1.10.1886, Саратов — 1.9.1951, Бэкон, шт. Нью-Джерси, США) — христианский мыслитель, церковный историк культуры, публицист. Родился в семье управляющего канцелярией саратовского губернатора Петра Ивановича Федотова. После его кончины всю заботу о детях (Георгию — старшему из них, было всего 11 лет) взяла на себя мать, Елизавета Андреевна (урожд. Иванова), бывшая учительница музыки; несмотря на материальные трудности, она сумела дать детям приличное образование. Георгий поступил в 1-ю воронежскую гимназию; в средних и старших классах он вынужден был обучаться за казенный счет и даже один год провести в интернате. Не отличавшийся крепким здоровьем, тихий и скромный по натуре, мальчик не мог вполне разделять увлечения своих сверстников. Однако он выделялся необычайными способностями, особенно к гуманитарным наукам. В гимназии Федотов зачитывался произведениями  Белинского, Добролюбова, Писарева, Щедрина, Михайловского, Шелгунова и властителей дум тогдашней молодежи — Горького, Андреева, Чехова, Скитальца, а в старших классах увлекся марксизмом и сблизился с социал-демократами. Приверженность неписанному кодексу русской интеллигенции и озабоченность социальной проблемой сохранились у Федотова на всю жизнь.

С постепенным угасанием нэпа таяли надежды на свободное творчество. Из-за ужесточившейся цензуры осталась неопубликованной статья Федотова “Об утопии Данте”. В конце концов под благовидным предлогом работы в иностранных библиотеках Ф. решился навсегда покинуть родину. В начале сентября 1925 он отправился по французской визе через Берлин в Париж. Надежды на работу в частных издательствах или публикацию научных статей во французских исторических журналах оказались неосуществимыми. Но уже зимой 1926 Федотов выступил с блестящими статьями “Три столицы” и “Трагедия интеллигенции” в евразийском журнале “Версты”, хотя вовсе не разделял евразийской позиции, усматривая истоки русской культуры в ориентализированном христианстве Византии, связавшей Русь с наследием греко-римского мира, т.е. с европейским культурным типом, За этими работами, принесшими ему известность, последовали статьи, эссе, рецензии в крупнейших периодических изданиях русского зарубежья: бердяевском “Пути” и двухнедельнике А.Керенского “Новая Россия”, “Современных записках” и “Вестнике РСХД”, “Числах” и “Православной мысли” и др. Энциклопедическое разнообразие тем от социализма до поэзии В.Ходасевича, блестящий литературный талант и дар публициста, поразительная независимость, глубина и парадоксальность мысли, тонкое понимание нюансов духовных процессов в культуре, безупречная нравственная позиция христианина вскоре выдвинули Федотова в число наиболее ярких мыслителей эмиграции, а его публицистику сделали заметным явлением культурной жизни русского зарубежья.

В эмиграции Федотов являлся одним из активных сторонников экуменического движения и с середины 30-х неизменным участником экуменических съездов. Участвовал он и в работе Русского студенческого христианского движения. На Клермонском съезде летом 1927 Федотов познакомился с Е.Скобцовой (матерью Марией) и И.Фондаминским, близкую дружбу с которыми поддерживал вплоть до их гибели в гитлеровских лагерях смерти. В 1931-39 Ф. совместно с философом Ф.Степуном и Фондаминским издавал журнал “Новый Град”, провозгласивший в своей программе идею конструктивного переустройства общества на принципах свободного социального и культурного строительства в духе христианства.

Дальнейшая судьба историка определилась приглашением его в 1926 в парижский Православный богословский институт, где он преподавал историю Западной церкви, латинский язык и, позднее, агиологию. Исследование русской святости и, в целом, духовности вылилось в небольшие по объему, но значительные по содержанию книги “Святые Древней Руси” (1931) и “Стихи духовные” (1935). В первой — Федотов ставил своей задачей найти “русскую ветвь православия”, основываясь на изучении русской житийной литературы, а во второй — осмыслить особенности русского духовного типа, анализируя по духовным стихам нижние пласты народной религиозности. Эти работы, подготовленные отчасти исследованиями историка А.Кадлубовского, явились предварительным материалом для основного произведения Федотов — “The Russian Religious Mind”, которое задумывалось как обширное сочинение по истории русской духовной культуры, охватывавшее период с Х по XX вв. Этот уникальный по масштабу и замыслу труд, к которому мыслитель приступил лишь в конце жизни, находясь в США, так и не был закончен (вышла всего одна книга, посвященная Киевской Руси; 2-й незавершенный том появился уже после смерти историка под редакцией о. И.Мейендорфа).

В 1932 вышла книга Федотова “И есть, и будет”, в которой он предложил свое понимание причин и развития революции, утверждал, что она отнюдь не была неизбежной. В брошюре “Социальное значение христианства” (1933) он доказывал, что, хотя христианство не содержит какой-либо социальной доктрины, тем не менее для христианской совести невозможно игнорирование социальных проблем, а социальная этика составляет неотъемлемую часть святоотеческого предания. Христианско-гуманистические ценности культурного и социального творчества противополагаются торжеству обездушенной мощи современной цивилизации в статье “Ессе Homo” (1937). В работе “Эсхатология и культура” (1938) он настаивает на самоценности этого творчества перед лицом эсхатологических ожиданий, выдвигая смелую для ортодоксии гипотезу о воскрешении культуры, подобно человеческим телам. Вершиной публицистики Федотова этого периода явились три статьи, объединенные общим названием “Письма о русской культуре”. Столь свойственная мыслителю историческая интуиция достигает тут особой остроты. Переосмысливая прошлое и настоящее России, он стремится заглянуть в “завтрашний день”, понять резкую грань, проведенную через русскую историю и культуру революцией. Солидаризируясь с Н.Бердяевым в признании противоречивого дуализма национальной души, которая “не дана в истории”, а является сменой исторических форм, подобно чередованию звуков в музыке, Федотов показывает, что революция смела верхний европеизированный слой русской культуры, обнажив ее “московские” основания. Этот духовный тип оказался легко вовлеченным в тоталитарную цивилизацию Запада, нивелировавшую все национальные культурные различия (“Русский человек”, 1938). Поэтому “Завтрашний день” (1938) русской культуры безрадостен, если нация не найдет в себе силы к духовному возрождению и исполнению своей культурно-исторической миссии. Это, в свою очередь, станет возможным, по мнению Ф., если интеллигенция примет на себя роль духовной аристократии, способной обеспечить движение культурных токов (“Создание элиты”, 1939).

Некоторые из неоднозначных публицистических высказываний Федотова в “Новой России” в конце 30-х вызывали возмущение и осуждение профессоров Богословского института, давно указывавших на непозволительно левый уклон его статей. Разразился скандал, на Федотова обрушился шквал критики. В статье “Есть ли в православии свобода мысли и совести” Бердяев выступил на защиту Федотова подчеркивая политический аспект порицания профессорами института высказываний своего коллеги. Сам Федотов не участвовал в публичной полемике (он находился тогда в Англии), не желая подводить под удар институт, но в отставку не подал и в “Новой России” писать не перестал.

После начала 2-й мировой войны и оккупации Парижа нацистами Федотов вынужден был перебраться на юг Франции. Здесь он оказался на острове Олероне, занятом немцами. Однако не терял присутствия духа, отдавшись давно задуманной работе — переводу Псалмов на русский язык. Неожиданно, благодаря помощи Американского Еврейского рабочего комитета, представилась воможность перебраться в США. Путешествие в Новый Свет затянулось почти на 8 месяцев, во время которых он то и дело был на краю гибели. Однако все окончилось благополучно, и 12.9.1941 Ф. вступил на американский берег. Вначале Федотов жил два года в Нью-Хейвене. Сразу найти подходящую работу оказалось непросто. В 1943 он принял предложение занять должность профессора истории в открывшейся Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, где оставался до конца своих дней. Последнее американское десятилетие жизни и творчества русского мыслителя .отмечено рядом статей в одном из крупнейших периодических изданий эмиграции — “Новом журнале”. Эти работы относятся, по свидетельству Степуна, к лучшему, но и наиболее спорному, что было написано Ф. (“Новое отечество”, 1943; “Загадки России”, 1943; “Рождение свободы”. 1944; “Россия и свобода”, 1945; “Запад и СССР”, 1945; “Между двух войн”, 1946; “Судьба империй”, 1947; “Народ и власть”, 1949; “Христианская трагедия”, 1950 и др.). Одновременно он выступал с публичными лекциями в “Обществе друзей Богословск го института в Париже”, публиковался в эсеровском журнале “За свободу”, составлял антологию “A Treasury of Russian Spirituality”, сотрудничал в ряде американских изданий (в частности, журнале “Christianity and Crisis”, редактировавшемся Р.Нибуром). Даже прогрессирующая сердечная болезнь не заставила его отказаться от напряженной творческой работы.

После двухнедельного пребывания в госпитале города Бэкон (шт. Нью-Джерси) Федотов скончался за чтением “Вильгельма Мейстера” Гёте.

Источник: Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть ХХ века. Энциклопедический биографический словарь. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. – С.647-650.