Все документы темы | ||
|
Допрос свидетеля Маркова Марко…Смирнов: (В зал вводят свидетеля и переводчика) Председатель: Вы — переводчик? Переводчик: Да, сэр. Председатель (обращается к переводчику): Назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию. Переводчик: Людомир Валев. Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Клянусь перед богом и законом, что я буду переводить показания, которые будет давать этот свидетель, правильно и по мере моих способностей». (Переводчик повторяет слова присяги) (Свидетель Марко Антонов Марков занимает место за свидетельским пультом) Председатель: Назовите ваше имя и фамилию. Свидетель: Доктор Марко Антонов Марков. Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Клянусь в качестве свидетеля, вызванного по данному делу, что я буду говорить только правду, зная полностью о своей ответственности перед богом и законом, я что я ничего не утаю и ничего не прибавлю». (Свидетель повторяет слова присяги) Вы можете сесть. Смирнов: Разрешите мне приступить к допросу свидетеля, господин председатель? Председатель: Да, пожалуйста. Смирнов: Свидетель, я прошу вас в самой краткой форме, не занимая внимания Суда подробностями, рассказать, при каких обстоятельствах вы были включены в состав так называемой интернациональной медицинской комиссии, созданной немцами в апреле 1943 года для осмотра могил польских офицеров в Катынском лесу. Я прошу вас, давая ответы, делать паузы между вопросом, который я вам ставлю, и вашим ответом. Марков: Это было в конце апреля 1943 года. Я находился в Меня вызвал по телефону доктор Гюров, секретарь Не желая выехать, я ответил, что я обязан заменить директора института, который находился в провинции. Доктор Гюров сказал мне, что согласно распоряжению министра иностранных дел, который послал телеграмму, я должен выехать именно с тем, чтобы заменить его. Гюров вызвал меня в министерство. Там я спросил, могу ли я отказаться от выполнения этого распоряжения. Он ответил мне, что теперь мы находимся в состоянии войны и что правительство может посылать людей туда, куда оно найдет необходимым. Гюров направил меня к главному секретарю министерства иностранных дел Шушманову. Шушманов повторил это распоряжение и сказал мне, что предстоит исследовать трупы тысячи польских офицеров. Я ответил, что для того, чтобы исследовать тысячи трупов, необходимы месяцы времени. Но Шушманов сказал мне, что немцы уже эксгумировали большую часть из них и что я должен выехать вместе с остальными членами комиссии только для того, чтобы осмотреть то, что уже сделано, и подписать в качестве болгарского представителя уже составленный протокол. После этого меня провели в германское посольство к советнику Морману, который организовал эту поездку практически. Это было в субботу, а в понедельник, 26 апреля, утром я вылетел в Берлин. Там меня встретил сотрудник болгарского посольства, который и доставил меня в гостиницу «Адлон». Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос; когда и в каком составе эта так называемая интернациональная комиссия выехала в Катынь? Марков: Следующий день, 27 апреля, мы провели в Берлине, и туда же прибыли остальные члены комиссии. Смирнов: Кто именно? Марков: Это были следующие лица: кроме меня, были доктор Биркле — главный врач министерства юстиции и первый ассистент института судебной медицины и криминалистики в Бухаресте, доктор Милославич — ординарный профессор судебной медицины и криминалистики в Загребском университете, который присутствовал в качестве представителя Хорватии, профессор Пальмиери — профессор судебной медицины и криминалистики в Неаполитанском университете, доктор Орзос — профессор судебной медицины и криминалистики в Будапештском университете, доктор Субик — ординарный профессор патологической анатомии в Братиславском университете и начальник государственного ведомства здравоохранения в Словакии, доктор Хаек — профессор судебной медицины и криминалистики в Праге в качестве представителя так называемого протектората Богемии и Моравии, профессор Навиль — ординарный профессор судебной медицины в Женевском университете в качестве швейцарского представителя, доктор Спелерс — ординарный профессор по глазным болезням в Гентском университете в качестве бельгийского представителя, доктор де Бурлетт — профессор анатомии в Гронингенском университете в качестве голландского представителя, доктор Трамсен — заместитель директора института судебной медицины в Копенгагене в качестве датского представителя, доктор Саксен — ординарный профессор патологической анатомии в университете в Хельсинки. В течение всей работы комиссии не присутствовал только доктор Костедуа, который заявил, что он может присутствовать только в качестве личного представителя президента Лаваля. Прибыл также и профессор Пига из Мадрида, человек очень немолодой, который не принял никакого участия в работе комиссии. Впоследствии нам сказали, что он заболел в результате длительного путешествия. Смирнов: Все эти лица вылетели в Катынь? Марков: Все эти лица прибыли в Катынь, за исключением профессора Пига. Смирнов: Кто, кроме членов комиссии, вылетел ещё в Катынь вместе с комиссией? Марков: Смирнов: Кто именно, может быть, вы ответите короче на этот вопрос? Марков: Вместе с нами находился доктор Тиц, который встретил нас и сопровождал нас от министерства здравоохранения. Там также были представители прессы и представители немецкого министерства иностранных дел. Смирнов: Я прошу вас тогда прервать ответ на этот вопрос и сообщить мне, когда комиссия прибыла в Катынь? Марков: Эта комиссия прибыла в Смоленск вечером 28 апреля. Смирнов: Сколько рабочих дней, я подчеркиваю рабочих дней, продолжалось пребывание комиссии в Смоленске? Марков: Мы оставались в Смоленске только два дня — 29 и 30 апреля 1943 года и 1 мая утром мы выехали из Смоленска. Смирнов: Сколько раз члены комиссии были непосредственно у массовых могил в Катынском лесу? Марков: Мы были в Катынском лесу два раза, а именно: в те же дни 29 и 30 апреля, в первой половине дня. Смирнов: Сколько часов вы каждый раз были непосредственно у массовых могил? Марков: Я считаю что не больше 3–4 часов каждый раз. Смирнов: Присутствовали ли члены комиссии хоть раз при разрытии могил? Марков: В нашем присутствии не были разрыты новые могилы. Нам показали лишь несколько могил, уже разрытых до нашего прибытия. Смирнов: Следовательно, вам были предъявлены уже вскрытые могилы, около которых лежали трупы? Марков: Совершенно верно. Около этих разрытых могил лежали уже вырытые трупы. Смирнов: Были ли созданы членам комиссии надлежащие условия для объективного и всестороннего научного исследования? Марков: Единственным, что из нашей деятельности можно охарактеризовать как научное Смирнов: Вы видели сами, как извлекли эти бумаги и документы, или они вам были предъявлены под стеклом на витринах? Марков: Документы, которые мы видели на витринах, были извлечены ещё до нашего прибытия. Смирнов: Вам дали возможность произвести Марков: Мы не производили никаких научных исследований этих документов. Как я уже заявил, нам они были показаны на витринах за стеклом, и мы даже не дотрагивались до них. Смирнов: Теперь я все же прошу ответить коротким ответом — да или нет — на поставленный мной ранее вопрос, были ли созданы членам комиссии надлежащие условия для объективного и всестороннего научного исследования? Марков: По моему мнению, эти условия работы никак нельзя назвать соответствующими для производства полного и объективного научного исследования. Единственно, что носило характер действительно медицинского исследования, это было вскрытие, которое я произвел. Смирнов: Однако правильно ли я вас понял, что из 11 тысяч трупов члены комиссии вскрыли всего 8 трупов — это так? Марков: Совершенно верно. Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. В каком состоянии находились трупы? Я прошу вас описать состояние трупов и внутренних органов. Марков: О состоянии трупов в катынских могилах я могу судить только по состоянию трупа, вскрытие которого я произвел. Состояние этого трупа было, насколько я мог констатировать, таким же, как и состояние остальных трупов. Кожа была совершенно сохранившейся, частично высохшей, с От мозга осталась лишь кашеобразная масса. Мышцы были сохранившимися до такой степени, что были видны даже волокна сердечной мышцы и сердечного клапана. Внутренние органы были также, в основном, хорошо сохранившимися, но, конечно, согнутыми, ссохшимися и потемневшей окраски. В желудке имелись следы На основании того, что я констатировал, я продиктовал на месте производства вскрытия протокол, такой же протокол продиктовали и остальные члены комиссии, производившие вскрытие. Позже этот протокол был опубликован немцами в изданной ими книге под № 827. Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос: свидетельствовал ли Марков: Об этом я мог судить Состояние этого трупа, как я уже заявил, было типично для среднего состояния катынских трупов. Это были трупы, которые находились в состоянии, далеком от распадения мягких частей, поскольку жир только ещё начинал преобразовываться в жировоск. По моему мнению, эти трупы находились в земле гораздо меньше трех лет. Я считал, что труп, который я вскрыл, находился в земле около года или полутора лет. Смирнов: Следовательно, применяя критерии, выработанные вашим опытом в Болгарии, то есть в более южной местности, чем Смоленск, где процесс распада трупов активизируется в сравнении со Смоленской областью, вы считали, что трупы, извлеченные из могил в Смоленском лесу, пролежали в земле не более полутора лет? Я правильно вас понял? Марков: Да, совершенно правильно. Я считал, что они находились в земле не более полутора лет. (Объявляется перерыв до 10.00 2 июля 1946 г.) 2 июля 1946 г. (Утреннее заседание) Смирнов: Разрешите, господин председатель? Итак, свидетель, когда вами производилось вместе с другими членами комиссии вскрытие этих восьми трупов, точно какого числа? Марков: Это было 30 апреля в первой половине дня. Смирнов: И на основании ваших личных наблюдений вы пришли к заключению, что трупы пробыли в земле год или максимум полтора года? Марков: Совершенно верно. Смирнов: Прежде чем задать следующий вопрос, я прошу вас дать мне короткий ответ на такой вопрос. В практике болгарских судебных медиков принято, чтобы при освидетельствовании трупа составленный по этому, поводу судебными медиками акт заключал в себе две части: описательную часть и выводы. Марков: В нашей практике так же, как и в практике других стран, насколько мне известно, это делается так: дается сначала описательная часть и затем заключение. Смирнов: В составленном вами протоколе вскрытия трупов есть заключение или нет? Марков: Мой протокол о трупе, вскрытие которого я произвел, состоит только из описательной части, без заключения. Смирнов: Почему? Марков: Потому что из бумаг, которые были даны нам, я понял, что нам хотели заранее внушить, что трупы находились в земле три года. Это бумаги, которые нам были показаны в этом маленьком деревенском доме, о котором я говорил. Смирнов: Кстати, эти бумаги вам были показаны до вскрытия трупов или после, вскрытия трупов? Марков: Да, это было за день до вскрытия. Смирнов: Значит, вы были сразу поставлены… Марков: Так как данные, полученные во время вскрытия трупа, которое я произвел, находились в явном противоречии с этой версией, я воздержался от заключения. Смирнов: Следовательно, вы воздержались от заключения потому,. что объективные данные медицинской секции свидетельствовали о том, что трупы пробыли в земле не три года, а только полтора? Марков: Совершенно верно. Смирнов: Существовало ли единство по вопросу о пребывании: в земле трупов, извлеченных из катынских могил, у членов комиссии? Марков: Большинство членов делегации, которые совершили вскрытие в Катынском лесу, дали заключение, не касаясь, однако, существенного вопроса о времени пребывания трупов в земле; некоторые, как, например, профессор Гейн, говорили о несущественных вещах, как, например, о том, что покойный болел плевритом; другие, как, например, профессор Дюркле из Бухареста изъял волосы с трупа для исследования вопроса о возрасте трупа, что, по моему мнению, совершенно несущественно. Профессор Пальмиери на основании исследований трупа, вскрытие, которого он произвел, сказал, что труп находился в земле больше года, но точно не определил — сколько. Единственный, кто дал заключение о том, что труп находился в земле три года, был профессор Милославич из Загреба. Когда была опубликована немецкая книга о Катыни, я прочитал его объективную констатацию о состоянии трупа, вскрытие которого он произвел, и у меня создалось впечатление, что труп, вскрытие которого он произвел, не отличается по своему состоянию от остальных трупов. На основании этого я пришел к заключению, что его сообщение о том, что труп находился три года в земле, не соответствует его описанию. Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. Много ли черепов с явлениями так называемого Много ли черепов с явлениями так называемого Марков: О Смирнов: Я прошу вас ответить, под каким номером значился труп, от которого якобы взял череп для демонстрации профессор Орзос? Марков: Труп, череп которого был взят, носил номер 526. В книге, в которой был отмечен этот труп, стоял данный номер. Этот факт позволил мне убедиться в том, что этот труп был извлечен из ' могилы до нашего прибытия в Катынь, так как все остальные трупы, вскрытие которых мы произвели 30 апреля, имели номера больше, чем 800. Нам было объяснено, что как только труп извлекается из могилы, на него надевается сразу же соответствующий номер. Смирнов: Скажите, на черепах трупов, которые были вскрыты вами и вашими коллегами, имелись ли явления Марков: В черепе трупа, вскрытие которого я произвел, имелась вместо мозга кашеобразная масса, но явлений Смирнов: Таким образом, вам был предъявлен только один череп с явлениями Марков: Совершенно верно. Смирнов: Я прошу вас подробно описать суду состояние одежды трупов. Марков: Одежда вообще хорошо сохранилась. Но, конечно, она была пропитана жидкостью из разлагающихся трупов. При грубом дерганьи, чтобы снять одежду и обувь, одежда не рвалась, а сапоги не расшивались по швам. У меня даже создалось впечатление, что после соответствующей чистки эту одежду можно употребить вновь. В одежде трупа, вскрытие которого я произвел, были найдены и некоторые бумаги. Они также были пропитаны трупной жидкостью. Некоторые из немцев, присутствовавших на месте производства вскрытия трупа, потребовали, чтобы я описал эти бумаги и их содержание. Но я отказался сделать это, сообразив, что это не дело врача. По существу, я уже в предыдущий день заметил, что на основании дат из этих бумаг стремятся внушить нам, что трупы находятся в земле три года, и поэтому я хотел основываться лишь на объективном состоянии трупа. Некоторые из других делегатов, которые совершили вскрытие, также извлекли из одежды трупов некоторые бумаги. Бумаги, которые были найдены на трупе, вскрытие которого производил я, были вложены в конверт с тем же номером, что и у трупа,- 827. Позже в изданной немцами книге я увидел, что некоторые из делегатов описали содержание бумаг, найденных при трупах. Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. На каких же объективных Свидетель, я спрашиваю вас не о вашем личном протоколе, а об обобщенном протоколе всей комиссии. Я спрашиваю, на каких объективных Марков: Общий протокол, который был подписан всеми делегатами, очень беден в отношении настоящих Смирнов: Вы говорили о свидетельских показаниях. Членам комиссии была предоставлена возможность лично подробно и свободно допросить свидетелей, в частности русских свидетелей, или нет? Марков: Нам не была предоставлена возможность общаться с местным населением. Напротив, немедленно после нашего прибытия в гостиницу в Смоленск Бутц собрал нас и предупредил о том, что мы находимся в военной зоне и что не имеем права передвигаться по городу без сопровождения немца в военной форме или общаться с местными жителями, или производить снимки. И, действительно, во время нашего пребывания там у нас не было никакого контакта ни с кем из местных жителей. В первый день нашего пребывания в Катынском лесу, Не было регулярного опроса свидетелей, который мог быть запротоколирован, и он вообще не был 'запротоколирован. С ними вступил в разговор профессор Орзос, который заявил нам, что он владеет русским языком, так как был пленным в России во время первой мировой войны. Он начал разговаривать с одним довольно пожилым мужчиной, фамилия которого, насколько я помню, была Киселев. Затем он разговаривал со вторым свидетелем, фамилия которого была, насколько я помню, Андреев. Весь этот разговор продолжался всего несколько минут. Пользуясь тем, что наш болгарский язык похож на русский язык, я также попытался начать разговор с некоторыми из них. Председатель: Нельзя ли эти детали оставить для перекрестного допроса? Смирнов: Слушаю, господин председатель. (Обращается к свидетелю): Я прошу вас, свидетель, прервать ответ на этот вопрос и ответить на следующий вопрос. Было ли вам в момент подписания обобщенного протокола всей комиссией совершенно ясно, что убийства совершены в Катыни во всяком случае никак не ранее последней четверти 1941 года и что 1940 год во всяком случае исключается? Марков: Да, это было для меня ясным и именно поэтому я не сделал заключения к протоколу, который был составлен мной в Катынском лесу. Смирнов: Почему же вы Марков: Чтобы стало ясным, при каких условиях я подписал этот протокол, я должен сказать, как он был составлен и как произошло подписание. Смирнов: Разрешите один вопрос, уточняющий это. Был ли протокол действительно подписан 30 апреля 1943 г. в Смоленске или он был подписан другого числа и в другом месте? Марков: Он не был подписан в Смоленске 30 апреля, а был подписан 1 мая в полдень на аэродроме, носившем название «Бела». Смирнов: При каких обстоятельствах?' Скажите о них суду. Марков: Составление протокола должно было происходить на той же конференции, о которой я говорил и которая состоялась в лаборатории Бутца. Это было 30 апреля, после полудня. На этой конференции присутствовали все делегаты, все немцы, которые прибыли с нами из Берлина, Бутц и его помощник, Смирнов: Простите, я прерву вас. Вам было представлено доказательство, что на этих просеках действительно находятся могилы, или нет? Марков: Нет, когда мы присутствовали, не были раскрыты Смирнов: Простите, я опять прерву вас. Вы сами можете подтвердить, что это деревцо было взято именно с могилы, а не просто с лесной просеки? Марков: Я могу лишь сказать, что действительно в Катынском лесу были просеки с маленькими деревцами и что действительно, когда мы возвращались в Смоленск, в автобусе везли деревцо, но я не знаю, имелись ли действительно могилы на том месте, откуда было взято это деревцо, так как я уже сказал, в нашем присутствии вообще не раскапывались могилы. Смирнов: Я прошу вас продолжать ваши ответы, но очень коротко, не задерживая внимания Суда ненужными подробностями. Марков: В этом проекте протокола, который был предложен на заседании, были внесены и некоторые редакционные заметки, содержания которых, однако, я не припоминаю. Тогда Орзосу и Бутцу было поручено составить протокол в окончательной форме. Подписание протокола должно было состояться в тот же вечер на банкете, который состоялся в одном немецком военном лазарете. На банкет Бутц действительно явился с протоколом и начал зачитывать его, но подписания тогда не произошло по причинам, которые до сих пор для меня остались неясными. Было заявлено, что протокол нужно будет ещё раз перередактировать, в связи с чем банкет продолжался до очень позднего времени, до 3–4 чacoв ночи. Тогда профессор Пальмиери сказал мне, что немцы недовольны содержанием протокола, что с Берлином ведутся телефонные разговоры и что вообще, может быть, не будет никакого протокола. Действительно, переночевав в Смоленске, мы 1 мая утром вылетели, не подписав протокола. У меня лично создалось убеждение, что вообще не будет никакого протокола, и я был очень доволен. Как по пути к Смоленску, так и на обратном пути некоторые из делегатов попросили остановиться в Варшаве, чтобы осмотреть город, но нам ответили, что это невозможно по военным соображениям. Смирнов: Это не имеет отношения к делу, я прошу вас придерживаться фактов. Марков: Вместо этого в полдень мы приземлились на аэродроме под названием «Бела». Аэродром был, очевидно, военный, так как я там видел лишь легкие военные постройки, бараки. Там мы пообедали, и непосредственно после обеда, несмотря на то, что нам не сообщили, что подписание протокола произойдет по пути к Берлину, нам предложили экземпляры протокола для подписания. При подписании присутствовало много военнослужащих, так как вообще на этом аэродроме не было других лиц, кроме военных. Меня лично поразило то обстоятельство, что протоколы были готовы ещё в Смоленске, но там они нам не были предложены для подписания, а также не подождали, чтобы мы их подписали несколько часов спустя в Берлине. Нам их предложили подписать именно здесь, на этом изолированном военном аэродроме. Вот это именно и явилось причиной того, что я подписал протокол, несмотря на убеждение, к которому я пришел при вскрытии, которое я совершил. Смирнов: Значит дата и место, указанные в протоколе, являются ложными? Марков: Да, это так. Смирнов: И вы его подписали потому, что вы были поставлены в безвыходное положение? Марков: Я считал, что для меня нет другой возможности.Теги: Катынь, 6. Советское расследование, Государственные документы |