Пакт Молотова-Риббентропа через призму мюнхенского сговора

Владимир ПАВЛЕНКО

В связи с этим особое внимание привлекает освещение данного круга вопросов в СМИ, прежде всего на телевидении. Здесь, как водится, не обошлось без малых и больших провокаций.

В отличие от «мелких пакостей», вроде одностороннего освещения статьи В. В. Путина польской «Газетой Выборча» (тележурналисты отыскали и вырвали из общего контекста именно те фрагменты, которые, по их мнению, должны были скомпрометировать российского премьера в глазах патриотической общественности), сюжет канала НТВ, продемонстрированный 23 августа, носил характер откровенно подрывной акции. Ибо фактически свелся к пролитию слез по поводу «трагической судьбы бедных Польши и Прибалтики».

Про ситуацию с Латвией, Литвой и Эстонией на «Правой.ру» обстоятельно и профессионально изложено профессором Н. А. Нарочницкой. Поэтому сосредоточимся на Польше и ее «покровителях» (а на самом деле могильщиках) с Запада, прежде всего из Лондона. Вопрос, между прочим, прежде всего, современную политику, в которой борьба за трактовку исторических событий является борьбой за стратегическую инициативу в преддверии нового передела мира. Не исключено, что тоже военного. И нам просто необходимо извлечь уроки как из собственных, так и из чужих заблуждений и ошибок.

Итак, вернемся к упомянутому сюжету НТВ.

Призвав для «перестроечного» римейка о «несчастной Польше» малоизвестных «историков» (известные, надо полагать, торговать совестью отказались), авторы ради приличия уделили несколько секунд комментарию внука В. М. Молотова. Президент Фонда «Политика» доктор политических наук В. А. Никонов подчеркнул, что по рассказам его деда, без пакта ни единого шанса выиграть предстоявшую войну не было. Причем, не только у Советского Союза, но и у западных держав. Однако спустя уже какое-то мгновение, как, видимо, и предусматривал соответствующий сценарий, это наиважнейшее свидетельство, полученное «из первых рук» (дед ушел из жизни, успев рассказать многое, когда внуку было уже 30 лет), «телебратией» было напрочь девальвировано. В ход пошли и душещипательные подробности об «угодничестве» советской стороны, якобы «потрафившей» желанию Риббентропа поохотиться на благородного оленя в той местности, которая по первоначальным договоренностям отходила к СССР, и согласившейся на корректировку территориального «размена». И траченная молью выдумка Суворова-Резуна о том, что СССР якобы сам летом 1941 года собирался напасть на Германию. И даже рассказы о возмущении «простых советских граждан» сближением с Германией, которая — надо же — являлась союзником Японии, с которой Красная Армия уже более года воевала под Хасаном и Халхин-голом.

Главное обвинение «тележурналюг» (а как их еще назовешь) в адрес И. В. Сталина и В.М. Молотова весьма подозрительно совпало с теми, что выдаются сегодня демократической «пятой колонной», пытающейся замазать инициативный характер британского сотрудничества с Гитлером, обвинив советское руководство в том, что оно целенаправленно и планомерно поджигало Вторую мировую войну. С пониманием отнеслись авторы этой «информационной диверсии» и к послевоенным стараниям немецких историков обелить нацистский режим «разделением ответственности» за начало войны с Советами.

Единственное, в чем НТВ-шный агитпроп в тот вечер дал сбой, так это в признании, что в ходе переговоров с Германией советская сторона настаивала на возвращении в состав СССР только тех территорий, которые были отторгнуты у него Польшей по результатам советско-польской войны 1920 года. То есть, из сюжета следовало, что своей задачей советское руководство изначально ставило воссоединение страны, а не территориальные захваты. До осмысления того, что подобный сюжетный поворот сводит к нулю все усилия по дискредитации пакта Молотова — Риббентропа исполнители этого политико-исторического заказа явно не дотянули. Чисто интеллектуально.

Однако обо всем по порядку. Но сразу предупредим, что во избежание обвинений в «отрыве от контекста» придется приводить достаточно обширные цитаты из документов, поэтому читателю, желающему разобраться, что к чему, следует запастись терпением.

Пакт Молотова — Риббентропа и Запад

Легче всего опровергнуть благость пожеланий Чемберлена и англичан, в целом. Это делается с помощью двухтомника под названием «Документы и материалы кануна Второй мировой войны (ноябрь 1937-1938 гг.). Из Архива МИД Германии», подготовленного к печати Архивным управлением МИД СССР. (М.: Госполитиздат, 1948).

Вот выдержки из беседы Гитлера с посланцем Чемберлена лордом Галифаксом — интересного в ней много, но мы сосредоточимся на главном. (В дальнейшем, под реализацию достигнутых с Гитлером договоренностей, Галифакс сменил г-на Идена во главе британского «Форин офиса»):

Лорд Галифакс: «...Не должно быть такого впечатления, что ось „Берлин — Рим“ или хорошие отношения между Лондоном и Парижем пострадают в результате германо-английского сближения. После того, как в результате германо-английского сближения будет подготовлена почва, четыре великих западноевропейских державы должны совместно создать основу, на которой может быть установлен продолжительный мир в Европе».

Гитлер: «Имеются две возможности оформления отношений между народами. Игра свободных сил, которая во многих случаях означала бы активное вмешательство в жизнь народов и могла бы вызвать серьезные потрясения нашей культуры, созданной с таким трудом. Вторая возможность состоит в том, чтобы, вместо игры свободных сил, допустить господство „высшего разума“; при этом нужно, однако, отдать себе отчет в том, что этот высший разум должен привести примерно к таким же результатам, какие были бы произведены действием свободных сил. Я последние годы часто задаю себе вопрос, достаточно ли разумно современное человечество„, чтобы заменить игру свободных сил методом высшего разума“.

Замена „игры свободных сил“ господством „высшего разума“. Не это ли „политическое завещание“ Гитлера усердно выполняется сегодня его западными наследниками, мечтающими о преобразовании мира по постмодернистскому сценарию. Если так, то не следует ли признать правомочной формулу „Запад — это фашизм сегодня“? Тем более что американские неоконы, уже продвигающие на смену Б. Обаме „Буша-третьего“ — Джеба, ответственного за „ручной“ пересчет голосов во Флориде, приведший к власти в 2000 году его брата — ныне отставного президента Джорджа Буша-младшего, имеют двуединую идеологическую платформу: постлиберальную и неотроцкистскую.

Но вернемся в Берхтесгаден...

Лорд Галифакс: „...Англия будет оказывать свое влияние лишь в том направлении, чтобы эти изменения (изменения статус-кво — В.П.) не происходили путем тех неразумных решений, о которых упоминал фюрер, а именно: путем игры свободных сил, которая, в конечном счете, означает войну“. (Указ. Соч., Т. I, С. 10-23).

Итак, эмиссар Чемберлена, впоследствии глава британского МИДа, приняв предложенные нацистским фюрером „правила игры“ в „высший разум“, предлагает исключить войну путем союза Великобритании, Германии, Италии и Франции. Иначе говоря, во-первых, „исключение войны“ не затрагивает ни Польшу, ни СССР, то есть, налицо все признаки создания континентально-европейского блока против нашей страны. Во-вторых, речь идет именно о союзе, а не о тактической сделке, ограничивающейся масштабами будущего Мюнхенского соглашения. Вот свидетельство доктора исторических наук Юлии Кантор:

»Первоначально заговорщики (из германского генералитета — В.П.) собирались свергнуть Гитлера 14 сентября 1938 года. В этот день танковая дивизия генерала Э. Гепнера должна была войти в Берлин и занять ключевые объекты в городе. Гитлера намечалось захватить живым, судить народным трибуналом, затем, признав душевнобольным, отправить в сумасшедший дом. Заговорщики пытались заручиться поддержкой Великобритании. Однако британский премьер-министр Н. Чемберлен трижды летал в Германию на переговоры с Гитлером, при этом не давая никаких авансов заговорщикам. Поэтому реализация «берлинского путча» была сначала отложена, а потом, когда позиция Чемберлена более чем прояснилась (стало известно, что он вылетает в Мюнхен для подписания соглашения с Гитлером), и вовсе отменена. Так Англия и Франция в 1938 году не только отдали Гитлеру сначала часть Чехословакии, тем самым дав старт Второй мировой войне, но и, быть может, спасли самого диктатора«. (Время новостей, 2009, 21 июля).

Именно поэтому Чемберлен, вернувшись из Мюнхена, произнес сакраментальную фразу, которую ему вспоминают до сих пор: „Я привез вам мир“. Мир, как ему думалось, — не миру, а только Великобритании. Остальным мир — на усмотрение Гитлера.

Но не терпевшему ограничений фюреру нужен был не стратегический „четверной“ союз, рулить которым вновь станут из Лондона, а лишь тактические договоренности с Западом, позволявшие решить текущие задачи. Поэтому и мира по Чемберлену не получилось. Вот свидетельство В. Шелленберга:

„...Дело маршала Тухачевского явилось подготовительным шагом к сближению между Гитлером и Сталиным. Оно явилось поворотным пунктом, ознаменовавшим решение Гитлера обеспечить свой восточный фронт (курсив мой — В.П.) союзом с Россией на время подготовки к нападению на Запад“. (Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М.: 1991, С. 40).

Итак, главой внешней разведки рейха четко фиксируется мысль о неизбежности военного столкновения Германии с СССР („восточный фронт“) и, стало быть, о тактическом характере пакта Молотова — Риббентропа, а также об ограниченности сроков его действия („...на время подготовки к нападению на Запад“). Это подтверждается и самим Гитлером, который 11 августа 1939 года (за 12 дней до заключения пакта и за 21 день до нападения на Польшу) заявил обер-комиссару Данцига буквально следующее:

„Все, что я предпринимаю, направлено против России, Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы уразуметь это, я вынужден буду пойти на договоренность с Россией, разбить Запад, а потом, после его поражения, повернуться против СССР со всеми накопленными силами“. (Цит. по Киссинджер Г. Дипломатия. М.: Ладомир, 1997, С. 298).

Раз нападение Германии на СССР было неизбежным, то пакт Молотова — Риббентропа являлся для обеих сторон тактическим; никаких намеков на „сговор“ Сталина и Гитлера здесь нет. Наоборот, СССР возвращал себе исконные территории Российской империи, получал отсрочку войны, к которой, несмотря на перевес в вооружениях, был не готов, а также в зародыше губил „четверной“ континентальный союз, который не мог быть никаким иным, кроме как антисоветским. Кроме того, как справедливо отмечено А. В. Елисеевым („Два года спасительной передышки“), урон был нанесен Антикоминтерновскому пакту — ввиду восприятия японцами действий Берлина как удара в спину сражавшейся с Советами на Халхин-голе Квантунской армии.

Гитлер же, по его собственному мнению, делал шаг к созданию „новой Европы“ — с германским доминированием на континенте, а также страховал себя от британо-американского вторжения в Германию с территории Франции во время войны с СССР. (См. подробнее: Шелленберг  В. Указ. Соч., С. 191-192).

О том же самом, что особенно пикантно, свидетельствуют и важнейшие западные источники — антироссийские, но при этом по-настоящему фундаментальные. Поэтому если телевизионщики с НТВ хотят поспорить, пусть спорят. Но не с российскими историками и даже не с Шелленбергом, а, например, с самым что ни на есть членом „бюро“ „вашингтонского обкома“ Г. Киссинджером:

»Это (приведенное выше заявление фюрера — В.П.) действительно было четким отражением первоочередных задач Гитлера: от Великобритании он желал невмешательства в дела на континенте, а от СССР он желал приобрести «Lebensraum», то есть «жизненное пространство». Мерой сталинских достижений (выделено мной — В.П.) следует считать то, что он, пусть даже временно, поменял местами приоритеты Гитлера«. (См. там же).

Вот она, лишенная сиюминутной политической конъюнктуры оценка пакта, характеризующая его как безусловное достижение советской внешней политики! Почему разоткровенничался Киссинджер? Завершенная в 1994 году „Дипломатия“ — фундаментальный, итоговый труд его жизни, и, по-видимому, перед лицом Вечности не хотелось жертвовать истиной ради неочевидных сиюминутных тактических выгод, к тому же неизвестно для кого.

Взаимные славословия Гитлера и Сталина? Я вас умоляю... Обычная дипломатическая риторика. Кто не верит — посмотрите описание тем же Киссинджером визита В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 года и переговоров с Гитлером (там же, С. 309-313). Вот лишь пара характерных пассажей:

„Молотов, обладавший способностью выводить из себя гораздо более уравновешенных личностей, чем Гитлер, вел себя с нацистским руководством колюче и яростно-неуступчиво...“.

»Демонстрируя, что на него ни в малейшей степени не произвела впечатления церемония приема, ибо заложенная в нее трактовка величия, похоже, позаимствована из какой-нибудь венской оперетты, Молотов занялся постановкой конкретных вопросов: в чем конечная цель Трехстороннего (Антикоминтерновского — В.П.) пакта? Как Гитлер определяет провозглашенный им «новый порядок»? Что такое «расширенная азиатская сфера влияния»? Каковы германские намерения на Балканах? Сохраняется ли до сих пор понимание того, что Финляндия находится в советской сфере влияния?

Никто еще не беседовал с Гитлером подобным образом и не подвергал его такого рода перекрестному допросу...«.

Еще конкретнее о пакте Молотова — Риббентропа выражается У. Черчилль, повторяющий тезис Шелленберга о „восточном фронте“:

»Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы, русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует, и, следовательно, создан «Восточный фронт», на который нацистская Германия не посмеет напасть...«(выделено мной — В.П.). (См. Черчилль У. После гибели Польши (1 октября 1939 г.). // Мировой кризис. Сб. / М.: ЭКСМО, 2004, С. 611).

«Холодная политика национальных интересов», как Черчилль оценил пакт Молотова — Риббентропа, дополняется еще одним, просто-таки поразительным откровением Киссинджера, в котором в момент написания нижеследующих строк ученый-историк окончательно победил холодного и расчетливого ненавистника России:

«Сталин выиграл партию благодаря тому, что сделал окончательный выбор лишь в последнюю секунду. Ибо Гитлер явно был готов бесплатно предложить ему то, что при наличии любого союза с Великобританией и Францией советский вождь мог бы получить лишь после кровопролитной войны с Германией» (выделено мной — В.П.). (Указ. Соч., С. 299).

То есть, Сталин выиграл, избежав преждевременной войны с Германией, на которую его толкали западные союзники. Имеющий уши — да услышит!

Черчилль же ошибся только в одном: что Гитлер «не посмеет» напасть на СССР. То есть, он посчитал, будто германо-советский пакт носит не тактический, а стратегический характер. Это тот самый случай, когда попадаются на собственную ложь: всем говорили, что этот пакт — «стратегический», и в конце концов и сами поверили в эту несуразицу.

Кроме того, Великобритания, осознав, наконец, масштаб мюнхенского «кидалова», оказалась с фюрером, чьи заслуги, как помним, столь высоко оценивал лорд Галифакс, с глазу на глаз. В «шкуре», которую готовила СССР.

И страх глаза затмил. Вновь прибывший в Москву британский посол Ф. Криппс в июле 1940 года привез в Кремль план Черчилля — уже премьер-министра, суть которого сводился к советской помощи в восстановлении почившей Версальской системы — международного порядка, прямо противоположного интересам безопасности Советской России. Москве, по сути, предложили вновь, как и в 1914 году, потаскать западным «союзничкам» из огня каштаны русскими руками и, главное, русскими жизнями восстанавливая на своих же границах против себя же и направленный «санитарный кордон»!

Вот бы тележурналистам с НТВ честность Киссинджера и откровенность Шелленберга!

Ответ Сталина, и сегодня ставящийся ему кое-кем в вину, сводился к тому, что СССР «...примет все меры, чтобы предотвратить восстановление прежнего равновесия сил в Европе». (Киссинджер Г. Указ. Соч., С. 310).

Из всего этого следует ответ и на другой вопрос: собирался ли СССР нападать на Германию. Разумеется нет. Ибо немецкая разведка в СССР начала активную работу еще за несколько лет до войны. Небольшой штрих: заблаговременно была наброшена агентурная сеть даже на музеи, создан список советских музейных работников — в целях подготовки изъятия культурных ценностей. (См. подробнее: Рудаков  А. Б. Секретные генетические, финансовые и разведывательные программы Третьего рейха. М.: ВеГа, 2008, изд. 2-е). Иначе говоря, напасть на СССР Гитлер решил еще давно. И честно написал об этом в «Майн кампф» в первой половине 1920-х годов.

Поэтому если бы реальная подготовка к войне со стороны СССР велась, неужели немцы об этом бы не узнали? Между тем, ни в одних немецких мемуарах, включая М. фон Браухича (в 1941 году начальника генерального штаба вермахта), про возможный первый удар со стороны СССР не сказано ни слова. Разве немецкие генералы, по меткому выражению Черчилля, «проигравшие войну, но взявшие реванш в мемуарах», не ухватились бы за такую уникальную возможность оправдаться, будь на это хоть малейший повод?

Предположить, откуда растут ноги этой «утки», можно. Скорее всего, из двух мест.

Во-первых, из официального заявления Германии об объявлении войны, зачитанного в советском Наркомате иностранных дел послом фон Шуленбургом 22 июня 1941 года, спустя несколько часов после начала бомбардировок советских городов и атаки наших границ. Только в этом единственном документе приведены подобные аргументы — как попытка оправдания нацистского вероломства.

Во-вторых, сторонники этой версии, которые любят приводить в качестве «решающего» аргумента подписи советских лидеров и военачальников на тех или иных документах или штабных картах, попросту не в курсе того, что Генеральный штаб РККА был обязан разрабатывать планы военных операций против всех потенциальных противников. Это — главная функция любого генерального штаба: советского, немецкого, французского и т.д. Хоть ямайского.

Разработка стратегических планов и начало непосредственной подготовки военной кампании против конкретного противника — разные вещи. Что, у Объединенного комитета начальников штабов США сегодня не существует планов удара по России или Китаю?

Увольте! Даже против Франции как ядерной державы, чьи стратегические ядерные силы не подчинены командованию НАТО, такой план, по-видимому, имеется. На всякий пожарный...

Но наличие такого плана отнюдь не означает, что в ближайшее время американские стратегические бомбардировщики B-1 нанесут удар по Парижу или, скажем, Марселю.

Пакт Молотова — Риббентропа и Польша.

Кого защищает НТВ?

Не далее как в июне МИД Польши обвинил компанию ВГТРК и информационный телеканал «Вести» в «попытках фальсификации истории», саркастически предложив заняться обсуждением вопроса о пакте Молотова — Риббентропа вновь созданной Комиссии при Президенте РФ по борьбе с фальсификациями истории. Чтобы рассудить, снова обратимся к историческим документам из того же самого источника — «Документы и материалы кануна Второй мировой войны (ноябрь 1937-1938 гг.)».

Отметим: ограниченность разумного объема требует строгого сосредоточения на двух аспектах. Первый из них — роль и воздействие Польши на предвоенную расстановку сил, из которой мы увидим, что Варшава действительно готовилась к войне и готовила войну; второй аспект — антисоветский характер польской внешней политики, прежде всего, в сфере военно-политического сотрудничества с нацистской Германией.

Итак, первый документ, помеченный в сборнике номером 15 — «Донесение польского посла в Берлине Липского министру иностранных дел Беку» от 11 августа 1938 г. (Т. I, С. 170-180), имеет исходящий № 1/137/38.

«...На вчерашнем приеме ...я имел возможность обменяться мнениями с генерал-фельдмаршалом Герингом. Геринг сказал, что хотел бы в самое ближайшее время обстоятельно поговорить со мной и обсудить при этом — конечно, как обычно, в конфиденциальном и неофициальном порядке — возможности дальнейшего польско-германского сближения в некоторых вопросах. Он сослался на возможность взаимного прекращения шпионской деятельности и на возможность известного обмена информацией относительно русской и чешской проблем.

Относительно русской проблемы он в общих чертах сказал, что она, после решения чешского вопроса, станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше. Он опроверг слухи, что якобы Германия хотела идти на Украину, подчеркивая, что заинтересованность рейха сконцентрирована прежде всего на том, чтобы положить конец большевистским действиям.

Тем не менее, Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине...».

«...Я подчеркнул, что уже во время Парижской конференции (состоявшейся в первой половине 1919 г. и выработавшей Версальский мирный договор Антанты с Германией — В.П.) чехи в своей политике стремились к получению общей границы с Советами, непомерно растягивая свою территорию вдоль нашей южной границы. Это лишило нас непосредственной границы с Венгрией, что противоречит польско-венгерским интересам, опирающимся на вековые традиции обоих государств. Геринг ответил, что он понимает необходимость общей польско-венгерской границы (подчеркнуто в оригинале — прим. ред.)».

Из документа, таким образом, следует, что в процессе подготовки Мюнхенского соглашения Польша активно искала путей сотрудничества с нацистской Германией, проявляя готовность взаимодействовать с Третьим рейхом по «чешской» и «русской» проблемам. Причем, в отличие от Германии, анонсировавшей необходимость «положить конец большевистским действиям» (которые, судя по донесению по донесению в Берлин германского посла в Лондоне фон Дирксена, ассоциировались с деятельностью Коминтерна — там же, С. 146), Польшу заинтересовало обещание Германии развязать ей руки на Украине, а также в вопросе восстановления польско-венгерской границы. Иначе говоря, в данном документе польская дипломатия обнаруживает видение двух путей развития своей геополитической экспансии: против СССР — путем распространения своего влияния на Украину, и против словацкой части Чехословакии, территория которой «мешала» созданию польско-венгерской границы.

Второй документ, имеющий в сборнике порядковый номер 23, -«Донесение польского посла в Берлине Липского министру иностранных дел Беку» от 20 августа 1938 г., помечен исходящим № 1/165/38 (С. 206-216). Важным в нем представляется не только сам факт приема польского посла Гитлером, о результатах которого Липский докладывает в Варшаву, но и содержание итогового коммюнике, в котором, со слов посла, «указывается лишь факт приема», но не упоминается о содержании беседы. Это, как следует из донесения, является результатом предварительных договоренностей польского посольства в Берлине с министром иностранных дел Германии  И. фон Риббентропом. Стало быть, полякам было, что скрывать.

Действительно, было.

Как пишет посол, «...канцлер (Гитлер — В.П.) находится в раздумье как в таком случае (если его условия чехословацкому правительству о сдаче Судетов будут приняты — В.П.) разрешить оставшуюся часть проблемы, касающуюся Венгрии и Польши...».

«В своем ответе я заявил, что хотел бы представить точку зрения как можно шире. Я сделал это согласно указаниям в 1-7 пунктах Вашей инструкции от 19 сентября 1938 г.».

«...в вопросе о Тешине (чехословацкая территория, на которую претендовала Польша — В.П.) я два раза подчеркивал, что речь идет о территории, только немного выходящей за пределы уездов Тешин-Фриштат, и о продлении железнодорожного сообщения к станции Богумин-Одерберг (подчеркнуто в оригинале — прим. ред.). В отношении венгерских требований (к Чехословакии — В.П.) я специально выделил вопрос о Закарпатской Руси, делая упор на стратегический момент по отношению к России, на коммунистическую пропаганду, проводимую на этой территории, и т.д. У меня сложилось впечатление, что канцлер очень заинтересовался этой проблемой, особенно когда я ему сказал, что протяженность польско-румынской границы относительно невелика и что посредством общей польско-венгерской границы через Закарпатскую Русь мы создали бы более крепкий барьер против России...».

«Уточняя нашу точку зрения относительно непосредственного района, который интересует Польшу (Тешин), я отметил:

а) что мы выступили перед Лондоном, Парижем, Римом и Берлином, категорически требуя плебисцита, как это было предложено для Судетов,...»,

«...с) что позиция Польши очень сильна вследствие полученного из Праги и, в свое время, подтвержденного Лондоном и Парижем заверения, что наше меньшинство в Чехословакии будет рассматриваться наравне в другим наиболее привилегированным меньшинством (немецким — В.П.)...».

«В заключение на вопрос канцлера я ответил, что в этом пункте мы не отступили бы перед применением силы, если бы наши интересы не были приняты во внимание.

При дальнейшем анализе тактики, какую следовало бы применять для решения всего чехословацкого вопроса, канцлер заявил:...».

«...2. В случае, если будут приняты предложения о Судетах и от него затребуют гарантий для оставшейся части Чехословакии, он займет позицию, заключающуюся в том, что он сможет дать гарантию при условии, если то же самое будет сделано Польшей, Венгрией и Италией... Он понимает, что Польша и Венгрия не дадут этих гарантий без решения вопроса об их меньшинствах. Я сделал заверение об этом от имени польского правительства.

3. Канцлер совершенно конфиденциально, подчеркивая, что я могу сделать из этого надлежащие выводы, довел до моего сведения, что уже сегодня, в случае если между Польшей и Чехословакией дело дойдет до конфликта на почве наших интересов в Тешине, рейх станет на нашу сторону... Канцлер советует, чтобы при таких обстоятельствах начало наших действий последовало бы только лишь после занятия немцами Судетских гор, так как тогда вся операция была бы более короткой.

В дальнейшем во время беседы канцлер настойчиво подчеркивал, что Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России.

Из других пространных высказываний следовало:...».

«...b) что за линией известных германских интересов мы имеем совершенно свободные руки,

f) что его осенила мысль о решении еврейской проблемы путем эмиграции в колонии в согласии с Польшей, Венгрией, а может быть и Румынией (тут я ответил, что если это найдет свое разрешение, мы поставим ему прекрасный памятник в Варшаве... — курсив мой — В.П.)».

«В соответствии с инструкцией, в вышеприведенной беседе я затронул еще вопрос о польско-германских отношениях... Я привел здесь целый ряд исторических и экономических аргументов. Канцлер в ответе сослался на то, что мы имеем договор от 1934 г. Он считал бы также желательным сделать дальнейший шаг и не только исключить возможность применения силы в наших взаимоотношениях, но произвести окончательное установление границ...».

«В конце беседы я коснулся возможности скорейшей Вашей встречи с канцлером, в случае необходимости. Канцлер принял это с удовольствием, отметив, что встреча может быть полезной, особенно после разговора с Чемберленом.

Риббентроп со своей стороны просил, чтобы я узнал у Вас, не пожелали ли бы Вы сделать заявление по вопросу о польских требованиях относительно Чехословакии, по примеру того, как это сделал премьер Венгрии, чтобы это могло быть использовано при переговорах с Чемберленом. Кроме того, Риббентроп заверил, что германская пресса будет как можно шире освещать наши действия в отношении нашего меньшинства в Чехословакии».

Договариваясь с Гитлером, в том числе и о повышении уровня дипломатических контактов при разделе Чехословакии и дальнейших действиях против СССР, Польша фактически выступает за тройственное, германо-польско-венгерское противодействие нашей стране в Закарпатье, а Гитлер подчеркивает важную роль Варшавы в противостоянии СССР.

Польша рассматривает свое национальное меньшинство в Чехословакии «привилегированным» — наряду с немецким меньшинством в Судетах.

Польский посол заявляет Гитлеру о готовности применить против Чехословакии силу, на что фюрер Третьего рейха просит сделать это после захвата Германией Судетов — для скорейшего завершения операции, а также гарантирует, что нацисты готовы оказать Польше поддержку в случае ее конфликта с Чехословакией. При этом Гитлер прямо ссылается на польско-германский договор 1934 г.

Гитлер развязывает Польше руки за пределами германских интересов в Чехословакии, подталкивая ее к участию в разделе этой страны, а Польша в ответ потакает антисемитским инвективам фюрера, обещая поставить ему за решение «еврейского вопроса» памятник в Варшаве. Риббентроп сулит Польше информационную поддержку и просит от Варшавы заявления по проблемам в польско-чехословацких отношениях, которое усилило бы позицию Гитлера на переговорах с Великобританией.

Очень важно и то, что польский посол дважды подчеркивает министру, что в ходе переговоров с Гитлером действовал строго в соответствии с его инструкциями, которые распространялись и на использование упомянутого польско-германского договора 1934 г. Стало быть, речь идет не о ситуативной реакции на отдельный эпизод, а об осмысленной государственной политике.

Третий документ, фигурирующий в сборнике под номером 32, — «Донесение польского посла в Берлине Липского министру иностранных дел Беку» от 26 сентября 1938 г., имеет исходящий № 1/172/38 (С. 257-265). Он отражает польское видение переговоров между Гитлером и Чемберленом в Годесберге.

«...Я имел в МИД (Германии — В.П.) беседы сначала с г-ном Вейцзекером (статс-секретарь — В.П.), а затем с г-ном фон Риббентропом.

Из сделанных мне пояснений следует, что во время переговоров в Годесберге канцлер ограничился обсуждением только судетского вопроса. Он исходил из предпосылки, что, затрагивая всю совокупность проблемы, в данное время можно лишь осложнить все дело. Наш и венгерский вопросы были косвенно выдвинуты лишь тогда, когда канцлер отклонил проект пакта о ненападении и гарантии. Риббентроп сказал мне, что канцлер отклонил заключение пакта о ненападении, мотивируя это тем, что такой пакт был бы в чешских руках инструментом, направленным против требований польского и венгерского меньшинств. Гарантию же канцлер отклонил, мотивируя тем, что он должен был поставить ее в зависимость от гарантий Польши, Венгрии и Италии...».

«На мой вопрос, затронет ли канцлер в сегодняшней речи всю чехословацкую проблему, министр фон Риббентроп ответил, что он еще не знает содержания речи, и что он сегодня намеревается говорить с канцлером. Из более отчетливых высказываний Вейцзекера и менее ясных — Риббентропа следует, что до тех пор, пока не решен судетский вопрос, Гитлер вынужден все свое внимание сосредотачивать на этой проблеме. Тем не менее, Риббентроп заверил, что Гитлер определенно стоит за удовлетворение польских и венгерских требований».

Главный предмет возбуждения польской правящей верхушки — поставит ли Гитлер перед британским премьером вопрос о «комплексном» разделе Чехословакии или ограничится эгоистическим удовлетворением германских претензий в Судетах и, таким образом, «кинет» новоявленных «друзей» из Варшавы, жаждущих урвать от раздираемой Чехословакии собственный кусок.

Надежды польского посла на Гитлера столь велики, что когда венгерский посол позволяет себе предположить, что фюрер, получив Судеты, вернется к идее пакта о ненападении с Чехословакией уже по новой границе, то есть, перестанет поддерживать польские претензии к Праге (как в итоге и произошло), Липский откровенно «срывается». Он заявляет собеседнику, что «...считает это исключенным, так как Гитлер в беседе со мной в Берхтесгадене ясно определил свою позицию в этом вопросе» (С. 261).

Четвертый документ, помещенный в сборнике под номером 33, — «Донесение польского посла в Берлине Липского министру иностранных дел Беку» от 27 сентября 1938 г., с исходящим № 1/182/38 (С. 266-272).

Здесь Польша доходит уже до обсуждения возможных совместных военных действий с нацистами.

«...в соответствии с сегодняшней Вашей телеграммой, я информировал как министра иностранных дел, так и статс-секретаря (Риббентропа и Вейцзекера — В.П.) о ходе наших переговоров с Прагой, подчеркнув, что мы не позволим поймать себя в ловушку и будем требовать конкретных решений.

Г-н фон Вейцзекер, имевший перед собой карту генерального штаба, отметил, что он хотел бы, чтобы завтра наш военный атташе, с соответствующим компетентным лицом из штаба, нанес на карте демаркационную линию с тем, чтобы на случай возможных операций не произошло столкновения между нашими вооруженными силами.

Я ответил г-ну фон Вейцзекеру, что прежде всего я считаю необходимым установить с ним территорию наших политических интересов в Чехословакии. Поскольку г-н Вейцзекер не имел при себе такой карты, я условился с ним, что завтра, пораньше, мы обсудим этот вопрос. Вопрос о разграничении, в случае необходимости, сфер военными экспертами временно был отложен».

Не желая «попадать в ловушку» на переговорах с Чехословакией и информируя о ходе этих переговоров нацистский Берлин, Польша-таки в ловушку угождает. Но уже не в чехословацкую, а в немецкую. У Вейцзекера «нет с собой карты», — и на этом основании вопрос «откладывается». Посол — вот святая наивность — верит! (Может, конечно, и не верит, но что ему остается?).

Обо всем этом — следующий документ за номером 35 («Текст соглашения, заключенного в Мюнхене»), точнее, дополнительные соглашения к нему (С. 294, 299).

В них вопрос о польском и венгерском меньшинствах «интернационализируется» — из сферы двусторонних отношений с Германией переводится в плоскость урегулирования в формате Мюнхена, между четырьмя великими державами — Германией, Великобританией, Францией и Италией.

Варшава с этого момента свободна — как ветер в поле. Мюнхен подготовлен, и ее миссия фактического «подручного» нацистского фюрера исчерпана.

Именно великие державы, а отнюдь не Польша, обсуждают теперь европейские проблемы, обусловливают гарантии Чехословакии «урегулированием вопроса о польском и венгерском меньшинствах» и устанавливают для этого трехмесячный срок, по истечении которого договариваются возобновить обсуждение уже между собой. Положение Польши с этого момента мало, чем отличается от положения Чехословакии. Не пройдет и года, как она вообще чехам позавидует.

Дело в том, что если Венгрию в нацистском Берлине рассматривают как союзника, то Польше давно уже уготована участь очередной жертвы. Это вытекает из следующего документа — «Телефонограммы статс-секретарю Вейцзекеру из Годесберга», направленной 12 октября 1938 г. главой МИД Германии  И. фон Риббентропом.

«VIII. ...Не будучи заинтересованной в Одерберге, Германия заинтересована в Моравской Остраве и Витковицах. Вопрос об оставлении Моравской Остравы и Витковиц за Чехией зависит еще от дальнейшего развития событий. Если будущее этих областей будет поставлено на обсуждение (Польшей — В.П.), то мы потребуем плебисцита под международным контролем.

IX. ...Если венгры обратятся к нам со своими претензиями на Прессбург, то надо заявить им следующее:

а) Германия в принципе относится с симпатией к венгерским требованиям, предъявляемым Чехословакии...;

...d) что касается настоящих чешско-венгерских переговоров, то следует придерживаться той точки зрения, что к Венгрии должны отойти области с несомненным преобладанием венгерского населения, ведь и Германия устанавливала не стратегические, а только национальные границы».

И, наконец, закономерный финал антисоветских, античехословацких и антисемитских заигрываний Польши с Гитлером. Он — в последнем из предлагаемых нами исторических документов, который в сборнике значится под номером 44, — «Письме польского посла в Лондоне Рачинского польскому послу в Берлине Липскому», датированном 19 декабря 1938 г. (С. 343-356).

«...Заявление премьера Чемберлена о наступлении новой эры, гарантирующей мир „нашему поколению“, оценено всеми как иллюзия, быстро рассеивающаяся при соприкосновении с действительностью. Необходимо признать, что г-н Чемберлен с большим упорством и последовательностью придерживается избранной линии, которая должна привести его к пакту четырех и к реализации проектов „нового порядка в Европе“, опирающегося тем или иным образом на этот пакт...».

Далее Рачинский указывает на «...убеждение (британского общества — В.П.) в том, что премьер (если употребить не слишком точное сравнение из области спорта) защитил английские ворота и перенес таким образом игру на восток Европы...».

«...Раздор на востоке Европы, грозящий Германии и России (а также, понятное дело, Польше — В.П.) вовлечением в него, в той или иной форме, несмотря на все декларации со стороны активных элементов оппозиции, здесь повсеместно и подсознательно считается „меньшим злом“, могущим отодвинуть на более длительный срок опасность от империи и ее заморских составных частей... (подчеркнуто в оригинале — прим. ред.)„.

“...Тем временем я должен констатировать, что с некоторых пор в общественном мнении и в местной прессе существует как бы организованная кампания (! — В.П.), пользующаяся представленной в слишком ярком свете информацией и даже сплетнями и измышлениями, стремящаяся представить польско-германские отношения в невыгодном свете».

Круг замкнулся. До Глейвица оставалось всего 255 дней.

Историкам хорошо известна главная жертва Мюнхена — Чехословакия. Но существующие стереотипы, к сожалению, препятствуют признанию другой жертвой Польши. Но не сговора, а собственной недальновидной, предельно идеологизированной антисоветской политики, а также запредельных амбиций, исходивших из, мягко говоря, преувеличенного представления о своей роли и месте в европейских и международных делах.

Вопреки упрямому непониманию предвоенной ситуации варшавским руководством, Польша с Советским Союзом уже к 1938 году оказались «в одной лодке». И решение Гитлера перед нападением на СССР обеспечить тылы к западу от границ Германии, временно договорившись со Сталиным, подписало ей приговор. Польская кампания в планах Третьего рейха выполнила две задачи: позволила разграничиться с СССР и юридически оформить состояние войны с западными союзниками — Великобританией и Францией. Причем, по их собственной инициативе.

Могла ли Польша избежать такого трагического поворота своей исторической судьбы, какой случился 1 сентября 1939 года?

Разумеется: если бы не интриговала с Гитлером против Чехословакии и СССР, а, осознав угрозу с Запада, пошла бы с этими странами на соглашение, а лучше всего — на военный союз. Очень вероятно, что тогда не потребовалось бы и пакта Молотова — Риббентропа.

Но что оставалось делать Сталину, если Варшава упрямо лезла в петлю, не отдавая себе отчета в том, что Берлин играет с ней в кошки-мышки, а Лондон — делает «разменной картой» в собственной «Большой Игре»?

Приведенные исторические документы однозначно свидетельствуют об активнейшем участии Польши в подготовке войны, о значительной доле ее ответственности за оба предвоенных соглашения с участием Германии — Мюнхенского договора и московского пакта, подписанного главами МИД СССР и Германии.

Ответственность за то, что именно Польша одной из первых пострадала и от первого, и от второго предвоенных договоров, целиком и полностью лежит на тогдашнем руководстве этой страны. Имеются и другие источники, подтверждающие это. Но официальные документы и их анализ являются наиболее убедительным доказательством — и с научно-исторической, и с актуально-политической точки зрения.

В состоянии ли современная российская внешняя политика не наступить на польские «грабли»? Или мы и дальше будем заигрывать с так называемым «цивилизованным», а на деле цивилизационно чуждым и враждебным нам как имманентно, так и трансцендентно Западом? Новая редакция Концепции внешней политики РФ (от 2 июля 2008 г.), соединяющая адекватность цивилизационного подхода с разговорами о мифической «Евро-Атлантике», как мне уже приходилось доказывать, четкого ответа на этот вопрос не дает. (См. Павленко В. Б. Концепция внешней политики: испытание кризисом. // Обозреватель-Observer, 2009, № 1, С. 6-24).

Именно поэтому многие вопросы внешней политики сегодня трактуются конъюнктурно, оставляя свободное поле для провокаций, подобных той, что осуществлена телеканалом НТВ.

Воспроизводится по: http://www.pravaya.ru/look/17206Теги: Пакт Молотова - Риббентропа, Публикации в СМИ (журналы, газеты)