Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 1/13 февраля 1859 г. Санкт-Петербург

186

№ 42.

С. Петербург. 1-го / 13 февраля 1859 г.

Срочного январского курьера я задержал до приезда твоего, который прибыл сюда только три дня тому назад. Теперь разом благодарю тебя, любезный Костя, за два письма твоих, 1-ое из Ниццы еще, а 2-ое из Палермо от 12/24 янв<аря>. Благодарю тебя искренно за добрые твои чувства, в которых я никогда не сомневался и уверен, что всегда найду в тебе по-прежнему верного друга и усердного помощника.

Радуюсь, что ты доволен Палермским пребыванием несмотря на переменчивую погоду и порядком на нашей эскадре, которой офицеры и матросы опять имели случай показать себя молодцами во время свирепствовавшей бури на Палермском рейде. Скажи им спасибо от меня.

Здоровье Матушки, благодаря Бога, мало-помалу укрепляется, но она все еще не выходит из своих комнат, несмотря на необыкновенно теплую зиму, какой я еще не помню здесь. За исключением 5 или 6 дней у нас почти постоянно стоит оттепель и дорога в городе вроде весенней, т. е. не знаешь, на чем ездить. Жена и дети здоровы и тебя обнимают. Они и Вера¹ весьма часто бывают у маленькой (как они ее называют) Мари и очень милы. Костя растет и толстеет.

В занятиях недостатка нет. Вообще все спокойно, хотя умы еще все в большом волнении как от всех занимающего крестьянского вопроса, так и от необузданности нашей безрассудной литературы, которой давно пора было положить узду. Надеюсь, что при благоразумной строгости Ковалевского² и при помощи вновь учрежденного bureau de presse* прежние непростительные прорухи цензуры не будут повторяться, а, может быть, между литераторами найдутся и люди благонамеренные, которые направят умы к лучшему. Я знаю, что они существуют, но жалко и больно, что они боялись проявляться доселе из опасения противной партии, приобревшей столько влияния своим пагубным направлением к критике всего существующего в России. Крестьянское дело подвигается несмотря на жалкое зрелище, представляемое почти всеми губернскими комитетами. В Особой комиссии уже рассмотрены некоторые губерн<ские>

187

положения³, в коих есть, хотя, к сожалению, немного, хорошие и практические мысли. Там же занимаются устройством будущего управления, которого главные основания были мною на днях утверждены в Глав<ном> комитете⁴. Всего более занимает нас финансовый вопрос, без которого, как ныне все убедились, невозможно дела решить. Итак, надеюсь, что с Божьей помощью дело пойдет на лад.

По политической части, как тебе из газет известно, все умы заняты готовящеюся войною в Италии и несмотря на все мнимо успокоительные вести из Парижа я уверен, что с весною она должна вспыхнуть.

В конце декабря приезжал сюда вторично тот же самый франц<узский> морск<ой> оф<ицер> de la Romière, который в ноябре привозил сюда 1-ый проект трактата с весьма дружеским и откровенным письмом Наполеона⁵ и с новым проектом трактата, на который я изъявил свое согласие с весьма незначительными изменениями. С тех пор Наполеон объявил, что он желает, чтобы впредь переговоры по сему секретному делу велись через Валевского⁶ и Киселева, и мы на днях ожидаем решительных ответов, которые я категорически потребовал, дабы нам знать, à quoi nous en tenir* и чтобы можно было нам вовремя приступить к нужным военным мерам для сосредоточения войск на Австрийской границе. Между тем, в Германии, как кажется, крепко переполошились, и умы везде возбуждены против Франции, даже и в Пруссии, несмотря на ненависть к Австрии, так что должно опасаться, что каша заварится общая.

Жду с нетерпением, на что решится Наполеон, но зная его упрямый и настойчивый характер, не полагаю, чтобы он отступил от своих замыслов. Дай Бог, только, чтобы нам можно было оставаться сколь возможно долее одними зрителями. Дела в Дунайских княжествах могут заварить новую компликацию, а тут нам нельзя быть одними зрителями, если Турция и Австрия вздумают действовать военною силой, не дай Бог!

По морской части, по словам Метлина, все вообще в порядке, Крещенским парадом всей Гвардии я был очень доволен.

Вот пока и все. Обнимаю тебя, любезный Костя, от всего сердца.

Твой верный брат и друг Александр.