Леонтьев К. Н. Письмо Остен-Сакену Ф. Р., 22 марта 1872 г.

211

2

22 марта 1872
Афон

Милостивый Государь Федор Романович,

В ответ на запрос Ваш о том, есть ли конституция определенная на Святой Горе, спешу ответить вот что. Если под конституцией разуметь писанную Хартию, особую, определяющую взаимные отношения монастырей, скитов, Протата⁴, <келий> и т. д., то таковой Хартии или Свода — нет.

Организация власти на Святой Горе выработалась естественно, так сказать, эмпирически, как в Англии. Подобно тому как в Англии не искали никогда пригвоздить жизнь неподвижным и ясным уставам, а держась крепко древнего отцовского обычая, давали жизни итти понемногу туда и сюда, смотря по обстоятельствам, — так и на Афоне. Афон, как и Англия, есть продукт в высшей степени естественный. Есть много уставов, но нет одного краткого и деревянного устава. Определены отношения каждого монастыря к каждому скиту (особливо писанных омология<ми>⁵): определены отношения всей Горы к Патриарху (и то не общей хартией, а более обычаями подчинения Вселенской Церкви). Каждый монастырь имеет свои Патриаршие грамоты (для разрешения основания и т. п.).

Протат состоит от 20 представителей равноправных вполне; — представители монастырей старших по времени основания имеют только перед другими права церемониала стоять выше или, ils ont le pas sur les autres*, власть равна.

Никакая особая хартия не определяет ясно его юридическую роль над отдельными обитателями, но в 1-й инстанции суду Протата подчиняются не только самобытный монастырь и вассальный скит, но и два равных монастыря. Не имея перед собой решения этой 1-й инстанции и Патриарх не станет судить дела.

Для большинства текущих дел принято обычаем, что** подписи 4-х представителей достаточны для представления всего Протата, ибо эти 4 заседателя чередуются и уже не отлучаются из Кареи⁶ во время своей очереди.

Бумаги официальной Вашей я не видал, ибо она у Якубовского⁷, а я на Афоне. Но он мне прислал Ваше письмо, и я догадываюсь, что дело идет о 4-х печатях на деле о 25 000 руб. г-жи Киселевой.⁸ О. Иероним⁹ и о. Макарий¹⁰ сказали мне, что в обыкновенных случаях 4 печати «довлеют», но из осторожности, чтобы не было после каких-либо придирок и несогласий — лучше чтобы было на доверенности все 20 печатей.

Я, по правде сказать, сначала был недоволен распоряжением г-жи Киселевой, отдавшей % Протату, и думал, что лучше бы роздавать % прямо бедным обителям поочередно и т. п., но потом мне объяснили, почему это распоряжение очень хорошо; члены Протата есть и от немногих богатых и от многих крайне бедных монастырей. Если на каждый монастырь придется в год по 50 р. процентов, то для таких монастырей это большое облегчение, напр<имер> для киновий Григориана, Симопетра,

212

Эсфигмена, маленького штатного Филофея¹¹, который недавно сгорел и крайне бедствует; особенно для расходов на те общие всему Афону нужды, которые находятся обыкновенно на руках Протата, как-то: содержание общей стражи, почта, разные расходы представительства и приемов, для сношений, быть может, и с местной турецкой властью по общим делам и т. п.

Извините, Федор Романович, что не пишу подробнее; еще утомляет меня иногда письмо, хотя мне и лучше стало здесь несравненно. Зимой я думал, что уже не жилец этого мира, до того болел и всячески страдал, а тут еще всякие каверзы, выдумки и непростительные подозрения явились на помощь. Поневоле дошел до того что ни свечки, ни лампы по вечерам не мог видеть, ни по делам людей принимать, ни даже скрипа легкого двери слышать; ни молока, ни мяса, ни зелени есть; ел только рыбу вареную и рис всю зиму. Доктор Каракановский, который был в Солуне, когда я Якубовскому сдавал дела, очень хорошо назвал мое страдание: Hyperaenesia nervorum от долгой лихорадки и нравственных причин. Он советовал мне спокойствие духа прежде всего и деревенский воздух и нашел, что мне очень полезно не спешить ехать опять в города большие, а пожить и отдохнуть сперва на Афоне. И это правда, я хоть и медленно, но поправляюсь; быть может, с помощию Божией, на Пасхе поднимусь хоть до Цареграда, а там что Бог даст! Во всяком случае я уверен, что П. Н. Стремоухов¹² не откажет мне в отсрочке моего отпуска даже до 1-го сентября. Поверьте, этого требует справедливость. Надо, чтобы я все забыл на время, все заботы и о себе и о службе, для того чтобы стать прежним чиновником, которым не брезгали. У меня готова давно большая записка: «Об Афоне и отношениях к нему России».¹³ Но набело еще очень тягощусь писать; она велика; а давать ее монахам неловко, как вы увидите сами. А вот к Пасхе кончу ее. Извините, что негде уверить вас, как следует, в почтении и преданности К. Леонтьева

ЛВ. Здесь вас очень помнят и хвалят.

Маленькая, но очень важная просьба: не можете вы сделать мне одолжение, постараться, чтобы Солунь ни для кого у меня не отнимали; если я поправлюсь, я другого поста пока искать не буду; а если не поправлюсь, так уж тут будет и вовсе не до постов, разве до Великого и Успенского поста. Разве не правда?