Шереметев С. Д. Письмо Победоносцеву К. П., 21 июля 1877 г. Обретеник

294

4

С. Д. ШЕРЕМЕТЕВ — К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВУ

Обретеник, 21-го июля 1877

Письмо Ваше, многоуважаемый Константин Петрович, пришло в то время, когда мне более всего нужна была помощь и поддержка, и слова Ваши придали мне бодрости и подняли дух. Мы переживаем тяжкое испытание. Уже на Кавказе дела наши плохи, не нынче завтра турки вторгнутся в Эриванскую область. Теперь и здесь не хорошо. Вторая атака на Плевну четырьмя дивизиями, более 25 000 чел<овек>, отбита, и потери наши огромны, от 7 до 10 000 чел<овек>²⁹, артиллерия турецкая оказалась сильнее нашей, и полет снарядов дальше, меткость необыкновенная; за окопами в Плевне турки дрались храбро и все наши атаки отбиты, а тут еще паника распространилась в нашем лазарете, кто-то крикнул: «Турки!», — и всех раненных

295

Император Александр II и Вел. Кн. Николай Николаевич (старший) (справа)
с приближенными. 1877—1878 г.

кое-как побросали в повозки и нелепо удирали с ними в полнейшем беспорядке. Хаос был полный, солдаты разных полков отдельными группами отступали в всеобщем беспорядке, кавалерия Скобелева³⁰ едва успела прикрыть отступление. Командовали у нас бар<он> Криднер³¹ и кн<язь> Шаховской. Сам Абдул Керим³², как оказывается из перехваченных на почте бумаг, в Плевне, и с ним более 70 000 чел<овек>, и эти войска выросли у нас под боком в одно прекрасное утро, а у нас сведений об них не было никаких, потому что кавалерии не было там, где нужно; безурядица полная, войска всех корпусов перемешаны, большую часть кавалерии отобрали для эффектного перехода через Балканы с отрядом Гурко. С этим эффектом вот до чего дошло; войска наши страшно растянуты, и в любом месте нападения турки могут быть сильнее. В деле Плевненском участвовали войска резервного корпуса Зотова³³, теперь ничего не остается в резерве, вот и решили уже мобилизовать гвардию, да из Киева еще идут две дивизии. Здесь всеобщий единодушный ропот на пом<ощника> начальника штаба Казимира Левицкого³⁴. Положение Государя в Беле и всей армии и один штурм, отступление довольно сериозно. Князь Ник<олай> Ник<олаевич> собрал все что мог здесь, задержать турок до прибытия подкреплений. А теперь представьте себе наше положение и всю тяжесть ответственности дальнейших действий, кот<орая> лежит на Цесаревиче! Ему предписано идти на Рущук, а между тем войска разбросаны, а в тылу Дунай, если турки наступают с Шумлы. После Плевны в Рущуке был феерверк, ликовали и теперь они будут, конечно, смелы. Ну а как будет неудача: ведь с именем Цесаревича навсегда будет связан неуспех, можно ли его ставить в такое положение, забот у него и без того немало. Больно и обидно. А помощниками у него кто: вместо опытного боевого генерала корпусной командир Влад<имир> Александрович, который азбуки военного дела не знает и знать не может, а при нем начальником штаба ген<ерал> Косич³⁵, известный шарлатан и паяц, охотник до эффектов, а другим корпусом командует хороший человек, но старый и совершенно глухой генерал Ган³⁶. Ведь на Кавказе Мих<аил> Ник<олаевич>³⁷

296

уже доказал свою неспособность; во все входит с распоряжениями Ольга Феодоровна³⁸, а в авангарде оба Лейхтенбергских, из коих старший, Николай, никогда ничем не командовал и в строю даже не бывал. Несчастная мысль была — раздать командование членам семьи, совершенно к тому не приготовленным. При всех достоинствах Ник<олая> Ник<олаевича> и он окружил себя как можно хуже, и Левицкого ненавидят все, и Непокойчицкий³⁹ у него в руках. И что же уж неужели не нашлось ни единого русского человека, что избраны два поляка. Грустно, тяжело и обидно, что все у нас повторяют прежние грехи, каковы бы ни были уроки, через кот<орые> мы проходим. Спрашиваем себя и опять послужит ли это в пользу. Легко уж очень смотрят на дела сериозные, ничего тут не поделаешь.

 

Вел. Кн. Николай Николаевич (старший). 1877—1878 гг.

Еще раз искренно спасибо Вам, будьте здоровы и не забывайте человека, который нуждается в помощи и с каждым днем чувствует здесь все более и более свое одиночество и свою бесполезность.

Искренно и сердечно Вам преданный

С. Шереметев

Завтра идем на Рущук; если что будет со мною, на Вас, Конст<антин> Петр<ович>, надеюсь: поддержите моих. Да будет воля Божия.

Приписка на полях: Пишу Вам с полною откровенностию, не выдавайте меня, а то мести мне не будет конца. Как бы нам здесь не зимовать?