Зайцев Б. К. Письмо Некрасову К. Ф., 11 августа 1914 г.

449

30

11 авг<уста> 1914

Дорогой Константин Федорович,

сколько событий мировой силы грянуло с тех пор, как последний раз и сидели мы с Вами в «Праге»!⁴¹ Должен сознаться, мне тогда и не мерещилось ничего подобного.

Первые дни кошмар был сильный, скоро он превратился в длительную болезнь, с которой так или иначе — вероятно сживешься. Время страшное, а

450

мирная жизнь все же идет; я попробовал было в военные корреспонденты, но оказывается, никаких корр<еспондент>ов в армию не пускают. Сначала казалось, что ничем уже и нельзя заниматься кроме войны; но навыки ума, воображения, довольно прочны, и как ни странным может представиться — я даже пишу сейчас, и очень тихую, местами чуть не идиллическую вещь. Работаю и над Данте; и Вере, уехавшей на неск<олько> дн<ей> в Москву, поручил привезти Казанову.

Как смотрите Вы на издательскую деятельность в этом сезоне? Вы знаете, наверно, что бедный Павел Павлович стреляет где-то на западе из гаубиц! Что за великая бессмыслица и дикость! Впрочем, что же говорить о таких вещах, слов все равно не найдешь. Что же теперь с «Софией»? Явно, — по крайней мере временно — она прекращается? Далее: я получаю и отправляю корректуры романа. Для меня очевидно, что если его выпустить этой зимой, то разойдется 50 экз<емпляров>, а к концу войны книга будет уже старой и три четверти ее останется на складе. Данте, по ходу работы, при напряжении можно окончить к декабрю. Но ни в одной газете о нем не появится ни строчки, и никто не увидит даже книги. Да и где статьи к нему? Напишите, как Вы на все это смотрите. Если бы меня кто-ниб<удь> спросил, что надо теперь в этом роде делать, я бы ответил: работать не меньше обычного, готовить рукописи, печатать книги, но не выпускать на рынок ничего. Пусть лучше полежат затраченные средства втуне, чем пропадут совсем. Когда война кончится, люди более горячо захотят культуры, и тогда им можно будет предложить кое-что по этой части. Делать же это сейчас — бесцельно. Интересно мне знать, согласны ли Вы со мною? Конечно, еще вопрос является при этом: литератору все же необходимо питаться, и окончив, напр<имер>, «Ад», он все же попросит «позлащенных возможностей». Но тут уже вопрос в том, есть ли у издательства оборотные средства. Впрочем, дело касается не столь уж значительных сумм.

Как бы то ни было, и какого бы взгляда Вы ни держались относит<ельно> продажи книг, я вынужден просить у Вас и под Казанову еще субсидии, в размере 200 р. Это для меня дело весьма существенное, и Вы очень обязали бы меня, если бы перевели эти деньги сейчас же.

Мне как-то тяжело говорить о статьях к «Аду», в виду того, что П<авел> П<авлович> на войне. Но приходится и об этом думать; у меня как-то все крепнет чувство, что он их не напишет (если возвратится!) Я получил от него печальное письмо. Пишет он, что о будущем лучше не думать. Моя мысль — та: напишет ли он, вернувшись? И если бы вышло так, что не напишет, то вступительную статью могу написать я, но лишь вступительную (и то — покорясь необходимости; не бросать же труд многих месяцев?).

Я очень расписался. Прощайте. Жму Вашу руку и желаю всего доброго. Еще две маленьких просьбы: 1) где Павел Сергеевич⁴²? Если вблизи Вас, то поклон от меня и просьба написать о себе два слова; 2) Как по батюшке Ашукина?⁴³ Ему не ответил, потому что забыл «батюшку».

Ваш Бор. Зайцев

Я остаюсь на зиму в деревне (Мордвесс, Притыкино).