Саврасов И. Воспоминания крестьянина Ивана Саврасова о встречах с М. Д. Скобелевым / Публ. [и вступ. ст.] Н. В. Снытко

357

Пакет с воспоминаниями крестьянина Ивана Саврасова о встречах с «белым генералом», героем русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Михаилом Дмитриевичем Скобелевым был получен начальником Закаспийской области, генералом от инфантерии А. Н. Куропаткиным (будущим военным министром России) в августе 1894 г. и передан им в журнал «Русская Старина». Главный редактор журнала М. И. Семевский не стал публиковать это повествование, написанное корявым почерком и нуждавшееся, по его мнению, в литературной обработке, и переправил его в журнал «Досуг и Дело». Однако и этот журнал, называвшийся «изданием для солдат и для народа», также отказался от публикации. Воспоминания Ивана Саврасова сохранились в архиве журнала «Досуг и Дело»*.

Михаил Дмитриевич Скобелев (1843—1882) окончил в 1868 г. Академию Генерального Штаба. Участвовал в Хивинском походе 1875 г. В 1876 г. произведен в генералы и назначен военным губернатором и командующим войсками Ферганской области.

358

Во время русско-турецкой войны состоял при Штабе Главнокомандующего, Великого Князя Николая Николаевича, затем во главе Казачьей бригады штурмовал Плевну, овладел Ловчей. Командуя 16-ой пехотной дивизией, перешел через Имитлийский перевал, сыграв решающую роль в бою при Шипке — Шейново.

В 1880—1881 гг. Скобелев руководил 2-й Ахалтекинской экспедицией. Именно туда провожал его Иван Саврасов, а затем встречал на станции Грязи. Поход этот был для Скобелева последним. В 1882 г. посетил Париж, оттуда был срочно отозван Императором Александром III за повлекшую международные осложнения речь, направленную против Германии и Австро-Венгрии в защиту славянских народов на Балканах. (Речь эта была издана в Париже в 1928 г.) Умер М. Д. Скобелев в возрасте 39 лет.

В обстоятельствах смерти молодого легендарного генерала многое остается до сегодняшнего дня неясным и недосказанным.

***

Командующий войсками Закаспийской области 8 августа 1894 г. № 211 Асхабад

В редакцию журнала «Русская Старина»

Препровождаю при сем полученное мною письмо одного из патриотов, крестьянина Воронежской губернии Ивана Саврасова, на предмет, если редакция признает возможным, напечатать все письмо или выборки из него.

Командующий войсками генерал-лейтенант Куропаткин

ХРИСТОС ВОСКРЕС!

Памяти Михаила Дмитриевича Скобелева

Ваше превосходительство милостивейший государь Алексей Николаевич!

В 1880 году, незадолго перед праздником Светлого Христова Воскресения, в г. Воронеж прибыл генерал-адъютант Михаил Дмитриевич Скобелев проездом к новому своему служению в Закаспийский край. Я никогда не видал его, но уже любил и пошел посмотреть на станцию железной дороги. И как раз встретил Михаила Дмитриевича около Михайловского кадетского корпуса, идущего пешком с статским господином с черной бородкой, небольшого роста, который был доктор Студицкий. Они шли, о чем-то громко рассуждали. Когда я повстречался с ними и снял шапку, поклонился молча Михаилу Дмитриевичу, он тоже мне ответил и сказал: «Здравствуй, кавалер молодой». Как я очень рад был, что мог услышать голос его, а какой милый и приятный его голос, так звучит в ушах у меня. Когда он вернулся на станцию железной дороги и прошел в царские покои, где для Михаила Дмитриевича и его свиты был приготовлен чай. Когда был подан поезд на Ростов в шесть часов вечера, Михаил Дмитриевич вышел из царских покоев и направился к своему вагону, который был окружен толпой народа. Когда он подошел к вагону, снял свою фуражку и осенил себя три раза крестным знамением по направлению на Восток и сказал: «Прощайте, добрые люди, и помолитесь Господу Богу за нас», сколько народу здесь было, все начали креститься и говорить — «Прощайте, наш дорогой, дай вам Бог счастия победить врагов и вернуться в добром здоровии». И пока поезд стоял, Михаил Дмитриевич в одном сюртуке появлялся у окна и выходил на заднюю площадку, так как в то время вагон его окружили мастеровые, слесаря, котельщики и кузнецы, и столяры, по окончании

359

работ в шесть часов вечера, и он с некоторыми разговаривал, сколько они в день часов работают и сколько получают за работу. Он стоял на площадке до тех пор, пока тронулся поезд, и откланивался народу. Это было в первых числах апреля месяца, очень жаль, которого числа не припомню, а день этот был очень теплый и ясный. После отхода поезда долго народ не расходился с платформы станции. И вообще все желали здоровия и счастия этому молодому могучему, с цветущим здоровием богатырю русской земли Михаилу Дмитриевичу Скобелеву и всем его сподвижникам будущей войны, а также и многие сожалели об нем и боялись за него, кабы с ним что не случилось. У Михаила Дмитриевича и лицо-то было ангелу подобное, а какие глаза, век не могу забыть его взора и звенящего голоса с приятной картавиной и большомерной статной походки. Мне не много времени пришлось его видеть, но я всего разглядел тайком и сказал сам себе: «Слава Богу, если будете жив и здоров, Михаил Дмитриевич, то где бы он откуда не поехал, я постараюсь еще посмотреть на него».

И вот прошла весна со всеми своими прелестями природы, и наступило лето, и тоже прошло незаметно, только в первой половине июля месяца было получено печальное известие для русских людей, что какой-то злодей убил матерю нашего любимца Михаила Дмитриевича Скобелева. И в то время опять начали беспокоиться и за Михаила Дмитриевича, все говорили, что он хотит уезжать из Закаспия. Потом наступила и осень. Изредка стало появляться в газетах известие о подготовительных работах русских войск, а в декабре стало более подробнее приходить известие от Михаила Дмитриевича, ноне очень радостное. И все начали возлагать надежды на Божию волю и доказавшего уже на деле неутомимого героя Михаила Дмитриевича Скобелева в прошлую Турецкую войну в 1877—78 годах. А 14-го января 1881 года в Воронеже стало известно из телеграммы Михаила Дмитриевича Скобелева к Государю императору о взятии крепости Геок-Тепе и полной победе текинских полчищ. И так весь русский народ обрадовался этому важному событию по случаю одержанной победы русских войск под начальством известного даже всем неграмотным русским людям нашего любимца, неустрашимого Михаила Дмитриевича Скобелева, и отца, друга и брата русского мужика солдата. Я, нижайший, от радости не утерпел, написал письмо Михаилу Дмитриевичу и послал его в г. Красноводск. В последних числах апреля месяца, как раз на светлой неделе Христова Воскресения я получил частное и радостное известие, что Михаил Дмитриевич Скобелев скоро возвращается в Россию. Я справился, где он будет ехать, и получил утвердительное известие, что Михаил Дмитриевич прибудет из Закаспийского края через гг. Астрахань и Царицын на станцию Грязи.

28-го апреля я отпросился у своего хозяина Тимофея Алексеевича Филиппова, где я служил еще мальчиком, и в то время мне было 22 года, и он меня С большим удовольствием пустил. Приехал я на станцию Грязи. Живу день, другой, третий, и так наступило первое число мая месяца, а Михаила Дмитриевича все нету. И первого мая день был очень холодный и ветреный, и так я хотел уехать, не дождавшись приезда Михаила Дмитриевича. Я предполагал, что меня обманули, что он проедет где-нибудь по другой дороге, а не через Грязи. Пошел на станцию вечером, и мне сообщили, что Михаил Дмитриевич сегодня выехал из г. Царицына. А в субботу 2-го мая день был очень тихий и ясный, теплый, и с самого раннего утра соловьи и жаворонки везде запели после вчерашнего холодного дня. Как раз в 12 часов дня показались белые клубы паров, а затем послышался и свисток Царицынского поезда, через пять минут паровоз пыхтя подкатил большую вереницу вагонов к платформе старого вокзала. Прежде эта платформа была очень короткая, и задние вагоны не дошли до

360

платформы. При воспоминании, кто приехал с этим поездом, сердце как-то стало чаще биться против обыкновенного, а душа в пятки ушла.

Стою и смотрю, откуда выйдет тот, которого голос и сейчас звучит. Вдруг из самого заднего вагона, далеко от платформы, вышел и по грудам каменьев идет военный высокий господин мне навстречу. Я в один момент спрыгнул с платформы и направился ему навстречу. Когда поравнялся с ним и хотел спросить у него, откуда выйдет Михаил Дмитриевич Скобелев, а он прошел мимо меня, и я не мог узнать его, как он за один год сильно изменился, похудел и постарел. Фуражка на нем была очень помятая, сюртук очень старенький, сапоги стоптанные и ободранные. Когда он вошел на платформу, снял фуражку и перекрестился, сказал стоящим на платформе народу «Здравствуйте, братцы!». И тут все ему начали кланяться. Тогда только я мог его узнать. Я направился за ним в зал 1-го класса. Михаил Дмитриевич остановился около буфета. Я без фуражки уже подошел близко к Михаилу Дмитриевичу и сказал ему: «Здравствуйте, Ваше Высокопревосходительство, поздравляю Вас с победою и благополучным приездом на родину». Михаил Дмитриевич смерил меня своим быстрым орлиным и пронизывающим насквозь душу взором, а потом сказал: «С кем имею честь говорить?» Я собрался было сказать свое имя, в это время как раз подошли к Михаилу Дмитриевичу два господина и сказали ему: «Все готово, пожалуйте наверх». И так я остался сзади этих господ. Один был военный, из свиты генерала, молодой, с темно-русыми усами, небольшого роста, а другой г. — начальник станции Грязи, Крюков. Когда Михаил Дмитриевич направился за ними, оглянулся, что-то мне сказал, чего я не мог расслышать. Я, конечно, в душе мысленно обругал этих господ, что они мне помешали высказать Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. После этого я вышел на платформу, где увидал меня господин Крюков и сказал мне: «Вы меня извините, что я вам помешал с генералом Скобелевым разговор, вы, вероятно, хотели попросить о чем-нибудь его». Но я сказал ему, что нет, никакой просьбы не имел к генералу.

Через час спустя времени пришли еще два поезда из Воронежа и Орла, и так эта маленькая платформа еле вмещала весь народ, когда Михаил Дмитриевич Скобелев появился на платформу, и он встречен был радостным криком «Ура!», которое оглушило всю станцию. Михаил Дмитриевич снял фуражку свою и остановился среди этой толпы всех сословий публики 3-х поездов. И он просит, чтобы остановились кричать «ура». Когда все смолкло, он изволил сказать: «Братцы, мы все дети нашего возлюбленного русского царя. Позвольте мне узнать у вас, за что вы мне царскую почесть воздаете, которой я недостоин. Если за победу, то победу нам дает Господь Бог за праведное дело, а одержал ее не я, а войска великого нашего государя мученика императора Александра Николаевича и ныне благополучно царствующего императора Александра Александровича. И кто же войска эти? Они дети, братья ваши, они одержали эту победу, они герои и победители, они дрались и умирали в бою и от ран. Следовательно, победа принадлежит тем, которые легли на бранном поле за веру, царя и отечество свое. Мертвым принадлежит победа, а не мне и никому из нас. Их нам нужно благодарить перед престолом всевышнего Бога и утешать их осиротелые семьи, кто чем может, словом и добрым делом».

Когда Михаил Дмитриевич кончил свою речь, то наше русское «ура» еще оглушительнее повторилось и смолкло. Еще он сказал следующие слова: «Я горжусь тем, что покойный наш государь император Александр Николаевич назначил меня командующим войсками действовавшего отряда в Закаспийском крае. На меня говорят, что я действую на рыск. Нет, это неправда. Ни шагу на рыск я не рисковал дорогими вашими детьми и братьями и берег их, как отец своих детей, за которых я должен дать ответ перед праведным и всемогущим

361

Богом и моим государем, который вверил мне ваших детей и братьев наших храбрых войск. И всегда своими глазами выведаешь и высмотришь силу врагов, и обдумаешь, и тогда только с помощию Божией начнешь бороться с неприятелем. Пусть они это докажут смело и громко или прикусят с бессильной злобой свой язык. Но что Скобелев держит гордо и высоко славу русского знамени, а не свою личную славу». Тут Михаил Дмитриевич сам очень громко закричал «ура», которое было подхвачено народом, и это продолжалось более трех минут. Михаил Дмитриевич просит еще несколько слов сказать, говорит: «Господа, позвольте мне здесь поблагодарить наших русских женщин за то, что они родят и воспитывают своих детей, из которых выходит наше русское храброе, выносливое и неутомимое в борьбе со всяким врагом войско. Ура, ура, у-ра матерям, сестрам и дочерям героев русских войск. А какое наше русское войско! Как, бывало, выскочишь и скажешь — ребята, за мной!» И в это время Михаил Дмитриевич вынул свою саблю и показал над своей головой и сказал: «Дорога русским войскам есть вперед, а назад нету им дороги».

С глубоким сожалением сие описание есть все неполно по следующей причине: во время речи и разговора Михаила Дмитриевича некоторые слова перерывали дежурные свистки паровозов, от чего все это вышло как-то не целиком. И такая была теснота на платформе, что тронуться с места нельзя. Я кой-как стал было пробираться более на видное место, чтобы стать поближе к Михаилу Дмитриевичу, но не тут-то было, сзади меня стоял жандарм и строго на меня закричал: «Куда ты лезешь!» И начал было меня отталкивать назад. Я так перепугался его, что начал просить у него извинения. На крик жандарма обратил внимание Михаил Дмитриевич Скобелев, когда тот меня все толкал далее. В это время я почувствовал, что меня кто-то ухватил за левую руку и крикнул строго жандарму: «Не трогай. Прошу оставить в покое их». Когда я взглянул на своего заступника, испугался и обрадовался. Меня за руку держал Михаил Дмитриевич Скобелев. И сказал ему он: «Не честь русскому солдату так грубо поступать». А я скажу, что жандарм не был виноват, ему это было приказано следить за мной. Когда я стоял лицом к Михаилу Дмитриевичу, он мне сказал: «Успокойтесь, теперь вас никто не тронет, и извините меня, что я вас час тому назад не выслушал, что вы хотели мне сказать у буфета в вокзале». Я ответил Михаилу Дмитриевичу: «Ваше Высокопревосходительство, я крестьянин Воронежской губернии, Землянского уезда, села Благовещенского, Иван Саврасов. Проживаю в Воронеже и узнал дней пять тому назад, что вы возвращаетесь из Закаспийского края. Я приехал в Грязи три дня тому назад, чтобы Вас поздравить с победою над текинцами и с благополучным приездом на родину». Он спросил у меня: «Кто же вам сказал, что я буду ехать через Грязи?» Я отвечаю: «Мне сказал старший жандарм станции Воронежа А. Т. Комаров». «Скажите мне, чем вы занимаетесь?» Я сказал, что служу в гостинице около самого вокзала, и когда вы в прошлом году изволили гулять на улице с статским господином, я вас узнал, что Вы генерал-адъютант Михаил Дмитриевич Скобелев. «Скажите мне, кто со мной был, статский господин?» Я отвечаю, что доктор Студицкий с вами был. «А разве вы знаете доктора Студицкого?» Я отвечаю: «Нет, Ваше Высокопревосходительство». «А как же вы называете его?» «Я читал в газетах, что он с Вами поехал в Закаспийский край».

Потом Михаил Дмитриевич строго спросил у меня: «Вы газеты читаете, стало быть, дипломат, политикой занимаетесь?» Я отвечаю: «Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, а в свободное время читаю газеты». «Скажите мне, какие вы газеты читаете?» Я отвечаю: «„Новое Время“ и „Московские Ведомости“». «Вот как, — протянул свой голос Михаил Дмитриевич, — скажите мне, что вас интересовало и интересует читать газеты, быть может, вы чем увлекаетесь?»

362

Тут я сробел и начал бормотать себе под нос какую-то бессмыслицу. И Михаил Дмитриевич остановил меня, сказал: «Успокойтесь, вы нервный». Потом более нежным голосом начал спрашивать меня, чем же вам интересны были прочитанные газеты. Я отвечаю: «Когда Вы уехали, более всего следил за событием в Закаспийском крае». Михаил Дмитриевич говорит: «Чем вы читали эти газеты, вы бы сами попробовали понюхать пороху и успокоили бы свою болезнь». «Если было какое известие от Вас, что вы живы и здоровы, то я радовался, чтобы Бог послал Вам здоровия и всему Вашему отряду, а когда Вы одержали победу над текинцами, я так обрадовался, что не утерпел и послал письмо Вам». «Как, вы мне письмо посылали? Скажите, когда и куда вы посылали мне письмо». Я отвечаю: «19-го января в г. Красноводск». «Что вы писали мне в своем письме?» Я отвечаю: «Не могу всего прочитать на память. Позабыл». «Припомните и скажите». Я начинаю читать, но очень тихо. Михаил Дмитриевич говорит: «Читайте громчей, я не слышу». И я прочитал ему все свое письмо наизусть. «Что вы желали от меня на ваше письмо?» Я отвечаю: «Желал, чтоб оно дошло до Вас, Ваше Высокопревосходительство, а еще что более ничего», — отвечаю» ему.

В это время подошел к Михаилу Дмитриевичу военный высокий господин, с проседью небольшая бородка, и сказал ему: — «Ваше Высокопревосходительство, поезд подан, через 15 минут должен отойти». Михаил Дмитриевич ответил ему: «Я готов». Потом пошел вслед за ним в свой вагон и минуты через две вышел на площадку, поманил меня пальцем. Когда я подошел к Михаилу Дмитриевичу, он подал мне свою руку и изволил сказать: «Душевно и сердечно тронут вашим личным поздравлением мне по случаю победы, Богом данной русским войскам под начальством моим. Я очень рад тому, когда в среде войск есть родная братская любовь, а где есть любовь, то на этой стороне и победа. Очень вами благодарен. Вы столько мне принесли душевной радости, что я никогда не могу вас позабыть, уважающий вас Михаил Скобелев».

Я, не выпуская руки Михаила Дмитриевича, принялся ее целовать, да и бух ему в ноженьки, которые тоже несколько раз поцеловал. И он мне кричит: «Оставьте! Это нехорошо». Когда я встал, то народ, который тут же стоял, кинулся к Михаилу Дмитриевичу. Кто руки его целует, кто мундир, одним словом, всего его окружили, что он принужден был сойти с площадки на платформу и прощался со всеми, кто близко стоял к Михаилу Дмитриевичу.

Он минут пять был задержан и окружен толпой народа, в том числе были и простые русские женщины и девушки. И просили: «Батюшка, дай нам поцеловать твои белые ручки». Михаил Дмитриевич до того был тронут, что у него градом слезы посыпались из глаз. Он кой-как освободился и ушел в свой вагон. Когда дан был третий звонок московскому поезду, то Михаил Дмитриевич Скобелев вышел на платформу и приказал начальнику станции, чтобы продвинуть поезд, а сам остался на платформе, чтобы кого в тесноте не могли сковырнуть под поезд. И здесь, дома, вся его забота о людях. Как же теперь можно поверить тем, которые говорят про Михаила Дмитриевича, что он не жалел на войне русских людей на чужой стороне, где их так мало, когда он дома даже заботится, кабы кто под поезд не попал. Между протчим, язык людям дан на волю, что хочешь и то говори и думай, но только людей не смущай своими мыслями. И не судите, которого волоса не стоите на его голове. Никто не поверит тем клеветникам, которые начинают описывать про него с евангельскими изречениями и кончают пустозвонкими словами про нашего и дорогого героя из героев, Русской земли сына, Михаила Дмитриевича Скобелева.

Я, нижайший, от восторга не знал, что мне делать, и с тем же поездом поехал до Козлова, несмотря на то, что целый день был натощак и с лихорадкой,

363

которую я схватил вчера, первого мая, здесь в Грязях. На третьей станции от Грязей, Сестренке, я вышел напиться воды и прошел мимо вагона, который занимал Михаил Дмитриевич с своей свитой. Но не видал его и вернулся в вагон, в котором я сидел со своими знакомыми, которые мне очень завидовали, что мне Михаил Дмитриевич Скобелев сказал на прощанье. В то время в наш вагон вошел молоденький господин офицер и позвал меня к Михаилу Дмитриевичу. Я направился за ним через вагон и когда вошел в его вагон, он мне указал дверь направо и вслед за мной сам вошел.

Михаил Дмитриевич лежал на диване в полусидячем положении и говорит мне: «Прошу садиться». Когда я сел на указанное стуло господином офицером, который позвал меня, Михаил Дмитриевич увидал у меня на руке перстень и кольцо и сказал мне: «Вы щеголь, ишь какой франт, как сейчас к венцу собрались». И мне в то время очень стыдно стало не Михаила Дмитриевича Скобелева, а господ офицеров, которые подошли и стояли около двери, то я не мог что ответить ему, тогда Михаил Дмитриевич приподнял голову и увидал их и сказал им: «Господа, прошу вас удалиться». В том числе были комендант станции Воронеж, подполковник Жмурин и господин полковник Бийранский, старший контролер Козлово — Воронежско — Ростовской железной дороги и несколько господ офицеров из свиты генерал-адъютанта Михаила Дмитриевича Скобелева. Когда они отошли от двери, то Михаил Дмитриевич спрашивает у меня: «Скажите мне, куда вы теперь едете?» Я отвечаю: «До Козлова». Он говорит: «Зачем вам нужно в Козлов?» Я говорю: «Не мог насмотреться на вас, Ваше Высокопревосходительство». И он засмеялся и сказал мне: «Ну, брат, смотри лучше на меня, видишь, какой я страшный и грязный. Я давно уже не купался, вот приеду домой, к выкупаюсь, и наряжусь так же щеголем, как ты теперь». А сам улыбается мне и спрашивает: «Отчего вы не пошли в солдаты?» Я отвечаю: «Очень рад бы, да не взяли меня в солдаты». «Отчего же вас не приняли, вероятно, вы неспособный». «Нет, — говорю, — дальний жребий достался. Не дошло до меня». «А вы бы охотой». Я отвечаю, что я самый старший сын, у отца еще восемь человек детей одним одного меньше, и я что зарабатываю, и все деньги отдаю своему отцу. «А водку пьете?» — спрашивает у меня Михаил Дмитриевич. Я отвечаю: «Никак нет, Ваше Высокопревосходительство». «Ну и не пейте, будете хорошим помощником своему отцу. Скажите мне, пожалуйста, за что вы меня полюбили?» Я отвечаю, что вы очень солдат сами любите, которые мне сами рассказывали про вас. «Что же они вам рассказывали про меня?» Я говорю: «Все как вы об них очень заботитесь и любите их». «Ну, брат, это вы глупости говорите мне, ведь каждый начальник обязан это делать». И Михаил Дмитриевич начал чтой-то говорить с господином офицером по-французски, а сам на меня смотрит и смеется, и спрашивает у меня: «Скажите мне, вам нравится война?» Я говорю: «Да». Он говорит: «Вероятно, на картинах, которые так красиво написаны, где, конечно, нет больных, раздетых и оборванных, и босых солдат, которые дерутся во время боя. На генералах, офицерах и солдатах чуть не крахмальные рубашки так и блестят. А настоящая война не такая красивая и привлекательная. На войне отца с матерью будешь ругать за то, что они породили на свет Божий того, который идет на войну. И вы вот живете, небось, у вас нет ни одной вши в голове, а у Скобелева их сколько вам угодно есть. Вот какая война, которая очень много делает в среде народа сирот, и нищих, и калек на всю жизнь». Во время этого достопамятного рассказа героя Михаила Дмитриевича Скобелева то голос у него как-то дребезжал, и слышалось в нем душевное сожаление и сострадание.

После всего этого меня попросил господин офицер выйти. Он мне сказал, что генерал немного нездоров и дайте ему покой отдохнуть до Козлова. Вы больше

364

его не беспокойте. Я выходя поблагодарил Михаила Дмитриевича. Он спросил: «Ну что, теперь вы довольны?» Я ответил: «Очень доволен, Ваше Высокопревосходительство». И так приехал в город Козлов, где Михаила Дмитриевича Скобелева встретил господин командир 11-го Фанагорийского генералиссимуса князя А. В. Суворова полка, с которым Михаил Дмитриевич дружески поцеловался, и поехали в его экипаже в город, и через час вернулись на станцию. В Козлове выходили двое ординарцев Михаила Дмитриевича Скобелева. Оба раненые, г. Ушаков и г. Абадзиев, которые за столом сидели рядом с Михаилом Дмитриевичем, и в 7 часов вечера Михаил Дмитриевич Скобелев 2-го мая выехал на Москву из г. Козлова.

В том же 1881 году я случайно узнал, что Михаил Дмитриевич Скобелев находится в своем имении в селе Спасском Рязанской губернии. Утром я в воскресенье 23-го августа сходил в Митрофановский монастырь, помолился о здравии Михаила Дмитриевича, а в понедельник 24-го августа поехал к Михаилу Дмитриевичу Скобелеву из г. Воронежа. В тот же день я приехал на станцию Раненбург в 10 ч. вечера. Ночь была очень темная. Я вышел из вагона и как раз встретил Михаила Дмитриевича. Я немного его посторонился. Когда он подошел к остановившемуся поезду и вошел в вагон первого класса, и случайно он посмотрел в окно. Я снял фуражку и поклонился ему, и он вышел на площадку, сказал мне войти в вагон. Я вошел в вагон, сказал: «Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство». Он ответил мне, и я начал было говорить свое имя. Он меня перебил: «Я вас узнал». И спросил у меня, что это у вас. Я отвечаю — просфора из Воронежа о здравие Вашем. Он принял ее от меня, а поднос отдал мне обратно и говорит мне: «Может, ваша просьба есть о чем ко мне, то скажите, я время <не имею>». Я спрашиваю: «Где Вы будете завтра?» Он мне сказал, что «я сейчас уезжаю в Москву и завтра буду в Москве, меня требует в Москву великий князь Николай Николаевич». Я прошу Михаила Дмитриевича Скобелева: «Ваше Высокопревосходительство, удостойте мне Вашу фотографическую карточку на память 12-го января и 2-го мая 1881-го года, которую, если удостоюсь получить, буду хранить как святыню». Он подал мне свою руку и сказал: «Прощайте, карточку я вам вышлю». Я от радости хотел поцеловать ему руку, но Михаил Дмитриевич не позволил этого сделать и сказал: «Прошу вас этого унижения никогда не делать, — и говорит, — пожалуйте на платформу и отдайте свой адрес адъютанту моему». Когда я вышел из вагона и вслед за мной быстро вышел на площадку своего вагона Михаил Дмитриевич и громко крикнул: «Господин Ушаков, — и, указывая на меня рукой, изволил сказать ему: — оставьте их адрес для высылки моей фотографической карточки». Я сказал Михаилу Дмитриевичу: «Покорно Вас благодарю, Ваше Высокопревосходительство, и будьте здоровы». Минут через пять тронулся поезд, в котором отбыл из своего имения села Спасского Михаил Дмитриевич Скобелев.

А через 10 месяцев на этой же станции я встретил уж не то, а большую толпу народа с понуренными головами и с безмолвным ожиданием чего-то страшного и неразъясненного события о внезапной и неожиданной смерти, никто которой не хотел верить, тому, что Михаил Дмитриевич Скобелев умер в Москве. Я утром 27-го июня сходил в Митрофанов монастырь и попросил отслужить панихиду по новопреставленному воине Михаиле, и в тот же день поехал из Воронежа проститься и проводить его на вечный упокой. Приехал утром 28-го июня на станцию Раненбург и узнал, что 29-го июня в 3½ часа утра привезут из Москвы почившего Михаила Дмитриевича Скобелева. И так я остался ожидать здесь, не поехал далее. Утром 29-го июня около 4-х часов утра прибыл поезд из Москвы с драгоценными останками любимца русской земли. Ночь эта

365

была очень тихая и ясная, но с рассветом стало на небе облачно и очень быстро стала набегать туча, и когда подошел поезд к платформе, стал дождик падать, и когда внесли гробницу, в которой лежал покойно тот, который четыре дня тому назад жил, а теперь нет уж его, он улетел в другой мир, и это дорогое русское сердце разорвалось, перестало так сильно биться, как оно билось, когда около его собиралась толпа народа, и как он сам лично сказал этой толпе: «Что вы своими почестями мне заставляете меня работать свыше человеческих сил». И когда внесли гроб с останками почившего героя в вокзал и начали служить панихиду по Михайле Дмитриевиче, все молятся и плачут навзрыд. Во время пения вечной памяти воину Михаилу уже шел проливной дождь и раздался страшный гром, то все почти попадали на колена. В такой тесноте маленького вокзала и на дворе весь народ под открытым небом и под сильным с грозой дождем стояли и молились о почившем воине Михаиле. И гром продолжался все время в продолжение служения панихиды, и когда вынесли на катафалк, все это время продолжались раскаты грома, ибо сам Господь Бог участвовал в печальном и народном торжественном проводе туда, где нет ни печали, ни воздыхания, но жизнь вечная и бесконечная.

Установили гроб на катафалк и начали выносить венки и ордена Михаила Дмитриевича Скобелева. Мне ктой-то из господ офицеров дал на одной подушечке Георгиевские кресты почившего героя, в которых я его видел в последние два раза. Эти ордена мне дал Алексей Никитич Баранок, которого я узнал в Спасском, и когда вышли за ворота вокзала, то все венки более ценные уставили на гроб и ордена тоже поставили. А дождь все поливал Как из ведра. В селе Боровок дождь перестал и стало ясно. Около церкви сельское духовенство встретило печальную процессию с иконами и колокольным звоном, и отслужили панихиду. А крестьяне выносили столы и накрывали белыми скатертями, и клали хлеб, и просили служить панихиду в селе Просечье. То же повторяли, как и в селе Боровок, женщины и девушки выносили ведры с водой и квасом пить сопровождавшему войску и народу. За селом Просечье 2 часа отдыхали около большого леса. И тут какая-то барышня положила венок на гроб Михаила Дмитриевича и очень горько плакала. Когда подъехала колесница к ручейку около села Спасского, здесь встретили печальную процессию крестьяне этого села и попросили сестру Михаила Дмитриевича княгиню Белосельскую-Белозерскую, чтобы нести на руках до самого дома, как несли его отца и матерю.

Когда принесли к дому и поставили гробницу напротив флигеля, где жил Михаил Дмитриевич Скобелев, отслужили панихиду, пронесли через парк к церкви. Только что подошли с покойным Михаилом Дмитриевичем к паперти, в то время случился пожар, около самого большого дома загорелась кухня, которая примыкает стеной к дому. К счастию, пожар был скоро потушен благодаря распорядительности господ офицеров, и этот угрожающий всей усадьбе пожар не причинил никакого вреда и убытка. Во время пожара княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская-Белозерская была около церкви и сказала окружающим: «Хозяин умер, за ним все начало рушиться» — и просит людей, чтобы спасли дом. Ну, Слава Богу, этой прекрасной усадьбе не дали разрушиться.

В 8 часов началось всенощное служение. Простояв в церкви всю службу, походивши около дома и гумна экономического, я расположился около дорожки приотдохнуть, и таким образом крепко заснул я напротив церкви. Не знаю сколько я спал времени, и слышу, что меня ктой-то толкает и говорит: «Встаньте, разве можно среди дороги спать и на сырой земле». Я вскочил, и заспал, не могу припомнить, и где я есть. И этот господин сказал мне, что он был в церкви на

366

дежурстве около Михаила Дмитриевича. Тогда я припомнил все и рассказал ему, что я приехал из Воронежа почтить память покойного героя. Господин этот назвал мне свою фамилию, которого я, к сожалению, позабыл. Там он, в Спасском, а фамилия его очень чудная, не русская, а душа у него самая русская. Он говорил мне, он туркестанец, на погонах у него № 5-й, с черной бородой и обнаженной головой. Он говорит мне, где ваша квартира, а я отвечаю — у меня нету квартиры. Тогда он мне уступил свое место постели в школе с господами офицерами, депутатами от частей войска. Среди их я ночевал на 30-е июня. Он мне изволил сказать, если вас кто будет спрашивать из этих господ, то скажите им, что вас туркестанец здесь поместил. Рано утром 30-го июня началась служить заутреня, а потом панихида. В церковь с большим трудом было нужно проникнуть от тесноты народа и войск, которые были допущены проститься с Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. В час дня начались отправлять заупокойную литургию и панихиду, и в 2½ часа дня опустили бренные останки Михаила Дмитриевича Скобелева в могилу в левом приделе святой церкви села Спасского. В тот же день я уехал из села Спасского, и через год 25-го июня я опять посетил могилу Михаила Дмитриевича, и так как опоздал к обедне, то я попросил батюшку отца Андрея Райнова отслужить по Михаиле Дмитриевиче панихиду, что он исполнил, денег с меня не принял и показал мне надгробную книгу, в которой я прочитал исторические слова героя и сподвижника почившего Михаила Дмитриевича Скобелева, его превосходительства генерал-майора Алексей Николаевича Куропаткина. Крестьянин Иван Саврасов, Воронежской губернии, Землянского уезда, Перлевской волости, ныне Хвощеватской волости, села Благовещенского. Воронеж. 1883—1884 года Публикация Н. В. СНЫТКО Сноски к стр. 357 * РГАЛИ. Ф. 1067. Оп. 1. Ед. хр. 37.