Все документы темы |
14. Неизвестная биография А. П. Ермолова
Материалы по теме: Том VII |
|
|
Судьба генеральской биографии / Публ. [вступ. ст. и примеч.] В. БезотосногоСудьба генеральской биографии / Публ. [вступ. ст. и примеч.] В. Безотосного // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. — С. 11—40. — Из содерж.: Михайловский-Данилевский А. Жизнеописание князя Александра Ивановича Чернышева: От 1801 до 1815 года. — С. 13—38. — [Т.] VII.
11
В исторической литературе до конца XIX в. отсутствовала полная биография участника наполеоновских войн, впоследствии военного министра Александра Ивановича Чернышева. Появлению ее во многом мешала нашумевшая в Париже история 1812 г. Тогда молодой еще флигель-адъютант Императора полковник Чернышев оказался замешанным в подкупе служащего военного министерства Франции Мишеля, снабжавшего русскую разведку стратегически важными сведениями. На протяжении почти всего XIX в. не только русские, но и французские историки тактично обходили стороной этот инцидент, лишь немногие вскользь упоминали о нем. С выходом в свет работы В. Тимирязева, написанной по следам статей А. Вандаля, посвященных этому эпизоду, табу было снято*. В 1902 г. начал печатать главы биографии Чернышева Н. К. Шильдер**, но его смерть прервала публикацию. Наконец в 1905 г. в 122-м томе Сборника Русского Исторического Общества появилось мало кем замеченное описание жизни Чернышева***. Биография печаталась без вступительной статьи, в конце указывалось, что автор ее — А. Михайловский-Данилевский. Однако жизнеописание Чернышева не числилось среди неизданных трудов историка****. Если сравнить публикацию Шильдера с появившимся с запозданием на полвека сочинением Михайловского-Данилевского, то обнаруживаются постраничные текстовые совпадения. Лишь кое-где патетический тон повествования первой половины XIX столетия изменен на сдержанный академический стиль конца века, объем работы увеличен за счет цитирования уже опубликованных к тому времени источников. Шильдер был долгое время единственным биографом Михайловского-Данилевского, публикатором мемуаров и коллекционером, к нему попала значительная часть материалов из архива историка*****. На рубеже веков редакция Русского Исторического Общества поручила Шильдеру подготовить к печати комплекс документов Чернышева, полученный от наследников и из государственных архивов. После смерти Шильдера редактором тома был назначен Г. Ф. Штедман, а после кончины последнего — И. В. Голицын, который и опубликовал без всякого сопроводительного текста «Жизнеописание». У редактора тома были основания не помещать вступительной 12
А. И. Михайловский-Данилевский статьи из-за неясности происхождения биографии Чернышева, доведенной до 1852 г., в то время как предполагаемый автор, Михайловский-Данилевский, умер в 1848 г. Несоответствие в датах между смертью историка и хронологическими рамками описываемых событий побудили редакцию к осторожности. Действительно, это обстоятельство ставит под сомнение авторство Михайловского-Данилевского. Но фамилия маститого историка в публикации появилась не случайно. С 1845 г. Михайловский-Данилевский являлся редактором «Военной галереи Зимнего дворца», в которой печатались очерки о генералах, воевавших в 1812—1815 гг. Но по структуре и объему «Жизнеописание» резко отличается от выпусков «Галереи». Можно предположить, что Михайловский-Данилевский сам решил описывать жизнь Чернышева, но вероятнее, что министр сделал заказ историку на составление своей официальной биографии. Исполнитель умер 9 сентября 1848 г., а за несколько дней до его кончины по инициативе Чернышева создали комиссию для разбора бумаг историка, которую сам военный министр и курировал, поэтому «Жизнеописание» не попало в описи. Работа над ним была продолжена помощниками Михайловского-Данилевского. Вероятнее всего, труд был закончен к 1857 г., когда умер Чернышев, в силу чего и остался лежать ненапечатанным в его архиве. Дополнительный свет на историю написания биографии проливает найденная в фонде известного библиографа С. Д. Полторацкого писарская копия двух первых глав «Жизнеописания» (в опубликованном тексте — 22 главы), хронологически доведенных до 1811 г.* Это свидетельствует о том, что Михайловским-Данилевским составлены две первые главы, и весьма вероятно, что остальной текст биографии Чернышева писался без его участия. Эти главы сохранились в писарской копии, сброшюрованы в две тетради. На обложке первой рукой Полторацкого сделана надпись: «Чернышев (князь Александр 13Иван.) биография его 1801—1815. составленн. Михайловским-Данилевским (Москва. воскр. 3 дек. 1850)». В тексте имеется редакторская правка карандашом. Рукопись публикуется с учетом этой правки и сохранением особенностей языка середины XIX в. Жизнеописание
Составленное Генерал Лейтенантом
В течении этого достопамятнаго пятнадцатилетия, когда Наполеон силился преобладать над Европою, а Александр упорствовал в сохранении прав, освященных веками, являлись в каждом Государстве мужи брани и совета, двигатели эпохи. Одни отличались на войне, другие в сношениях с иностранными державами, третьи на стезе гражданской деятельности. Но немногим было суждено ознаменовать себя на всех сих трех, одно от другова различных поприщах, немногим было дано успешно совершать военные подвиги, вести переговоры, решавшие участь царств, руководствовать потом важными отраслями внутренняго управления. К малому числу таких Государственных мужей принадлежит Князь Александр Иванович Чернышев. Давно покрытыя Европейскою славою деяния его слились в общности громадных произшествий, но его жизнь так тесно соединена с событиями нашего века, что ея изображение необходимо для пояснения их. Не представя подробно отчета о служении тех, кто в высоком кругу действовали при Александре и Наполеоне, кто были доверителями их сокровенных мыслей, самая История останется во многих местах темна, и погибнут для будущих поколений обстоятельства столько же любопытныя, сколько и важныя, имевшия прямое, непосредственное влияние на дела. С сею целью предпринимаем изложить жизнеописание Князя Александра Ивановича Чернышева, как дополнение к повести о том громком времени, которое изумляло современников и потомству будет казаться баснословным. Александр Иванович Чернышев родился в 1786м году2, рано лишился родителя, заслуженнаго, израненнаго на войнах Генерал-поручика3, и с двумя сестрами остался на попечение нежной матери4. Она старалась дать ему самое отличное образование, и под надзором своим поручила его воспитание известному Аббату Перрену. Еще воспитание не было совершенно кончено, когда нечаянный случай вызвал Чернышева из родительскаго дома на поприще света. Первым решителем Его жребия был Александр. Следующий случай познакомил Его с Чернышевым. Во время коронации Его Величества в 1801м году был в Москве бал у Князя Куракина5, впоследствии посла при Наполеоне. Ангел красоты и благости, двадцати четырехлетней Император Александр танцовал «Экосез» танец, где мужчины становились с одной стороны, а девицы с другой. Место подле Императора занимал молодой человек, едва выходивший из отроческих лет, в губернском мундире. Государь завел с ним речь. Разговор длился более часа, пока танцовали Экосез. Молодой человек, коротко знакомый с Москвою, называл Государю имена присудствовавших на бале, ловко и непринужденно отвечал на все Его вопросы. Этот юноша был Чернышев. 14На другой день приехал к его матери облагодетельствованный некогда ея супругом, Иван Варфоломеевич Ламб6, президент Военной Коллегии, или Военный Министр. Разказав ему о внимании, оказанном накануне Государем сыну Ея, она просила Ламба определить его офицером в гвардию. Ламб доложил о том Государю и получил в ответ, что Его Величество не может отступить от своих правил и пожаловать гвардейским офицером неслужившаго юнкером, но вместо того предлагает Чернышеву звание Камер-Юнкера, тогда очень лестное, потому что с ним сопрягался чин Статскаго Советника. Чернышев не только не обрадовался такой особенной милости Государя, но решительно объявил, что Камер-Юнкером быть не хочет, желая посвятить себя военной службе, когда Ламб доложил о том Императору, Его Величество сказал, что велит определить Чернышева Камер-Пажем, как средство скорее получить офицерский чин. Предложение было принято с восхищением. Чернышев поехал в Петербург, где вскоре последовало преобразование Пажескаго корпуса7. По новому положению Чернышеву предстояло одно из двух: тотчас определится в гвардию корнетом или прапорщиком, или войдти в корпус и по окончании курса наук быть выпущену поручиком гвардии. Он предпочел первое и в 1802м году поступил корнетом в Кавалергардской полк. Через два года он был произведен в поручики и в сем чине, находясь Шефским адъютантом Генерала Уварова, совершил с гвардиею первый поход в 1805м году. Гвардия пришла на театр войны, когда Наполеон уже полонил Австрийскую армию, под Ульмом, занял Вену и вступил в Моравию. Уваров командовал драгунскою дивизиею, и с нею Чернышев был в первый раз в Огне в авангардном деле под Вишау. Вскоре произошло Аустерлицкое сражение. В начале боя Чернышев участвовал в двух удачных кавалерийских атаках, и в третьей, которая была отбита. С донесением о сих действиях был он послан к Императору, в два часа по полудни. Он застал Государя в центре, под ядрами и пулями. Выслушав донесение, Император оставил Чернышева при себе, потому что никого из адъютантов не находилось при Его Величестве, и отправлял его с разными повелениями к сражающимся войскам. По оканчании битвы Император поехал в селение Годиежиц и нетерпеливо ждал Кутузова, желая условиться с ним о дальнейших мерах. Не видя Главнокомандующаго, Император сказал Чернышеву: «Сослужи мне последнюю службу, и отыщи Кутузова» — поручение трудное, в темноте и при общем отступлении армии. Выехав из Галича Чернышев увидел перед собою три дороги, ведущия в разныя стороны. Удача должна была решить выбор пути. Чернышев поехал среднею дорогою и версты через две встретил Кутузова, крайне обрадованнаго появлением его, потому что сам отыскивал Государя. Чернышев провел его к Императору, и получил благодарность за расторопное исполнение поручения. Нарочно упоминаем о сем обстоятельстве, желая показать, как с перваго шага службы Чернышеву благоприятствовало счастие, которое, чему в последствии увидим много примеров, никогда не оставляло его на войне. За Аустерлицкое сражение Чернышев был награжден Владимирским крестом 4й степени с бантом, отличие особенное, потому что тогда этот крест давали только гвардейским полковникам. Приехав в Петербург, Государь начал оказывать Чернышеву самое лестное внимание, и лично представил его обеим Императрицам. В 1806м году Чернышев был произведен в Штабс ротмистры. В начале следующаго 1807го года выступил он с гвардиею в Пруссию, состоя попрежнему адъютантом при Генерале Уварове. Февраля 19го он был в деле под Лаунау, Мая 24го, под Шарником и на другой день при Ахендорфе и Деппене. За что награжден 15золотою Шпагою с надписью «За храбрость». Когда Беннигсен повел армию к укрепленной позиции при Гельсберге, Чернышев участвовал в арриергардном деле под Вальдорфом, 26го Мая, а через три дня в Гейсбергском сражении8. Июня 2го произошла Фридландская битва. Здесь Чернышев ознаменовал себя прекрасным подвигом. Среди гибельнаго отступления нашей армии по горевшим мостам на реке Алле, он отыскал брот и по нем перешла и спаслась значительная часть войск. Наградою за подвиг был Георгиевский Крест9. Фридландское сражение заключило упорную войну, в которой Чернышев имел случай приобресть столь много сведений и опытности, что через несколько месяцов, как увидим ниже, был уже в состоянии разговаривать с самим Наполеоном о военных действиях. В половине июня увидел он впервые Наполеона, при встрече его с Императором Александром на Немане, и потом видя его ежедневно в Тильзите, привык смотреть на завоевателя без робости, которую тот внушал своим взором во многих современников. После заключения Тильзитскаго мира, Чернышев возвратился в Петербург и провел там зиму. Император Александр удостоивал его при каждом случае приветным словом, милостивым взглядом, или улыбкою. Кто имел счастие знавать Александра, тот конечно сохранил в сердце своем память, как неподражаем, обворожителен бывал Он, когда кого либо счастливил своим вниманием! В то время снаряжали посольство Графа Толстаго10 в Париж, и стараясь придать ему возможный блеск, назначили, кроме дипломатических чиновников, состоять при После трех офицеров, кавалергардскаго Чернышева, Лейб Гусарскаго Нарышкина и Пехотнаго Бенкендорфа, предположение это однакож отменили, при чем Государь сказал Чернышеву: «Не жалей о Париже; я дам тебе случай увидеть его». Случай представился скоро. В феврале 1808го года на придворном бале, Император разговаривая с Чернышевым о танцах, бывших на бале, вдруг спросил его: «Не разстроит ли твои забавы, если я удалю тебя на время из Петербурга?» Чернышев счел сперва слова сии за шутку, но Император, приняв важный вид, продолжал: «Говорю не шутя». — Разумеется, ответом было изъявление совершенной готовности исполнить Высочайшую волю. «Приходи ко мне завтра», сказал Государь. Явившись на следующее утро во Дворец, Чернышев был позван в кабинет Государев. Его Величество сказал ему: «Поезжай в Париж, и отдай Нашему послу Графу Толстому это письмо, в котором заключается другое, к Наполеону». По прибытии в Париж11, Чернышев вручил письмо Графу Толстому. Тогда во всей силе существовал заключенный в Тильзите союз между Россиею и Франциею, и Наполеон всеми возможными средствами старался отличать Руских перед другими иностранцами. На них сыпались его ласки и приветствия, на них преимущественно истощал он свои приемы, исполненные любезности, истиннаго очарования! Граф Толстой уведомил Обер-Церемониймейстера Графа Сегюра12 — некогда посла при Императрице Екатерине, — о приезде Чернышева и просил назначить день, когда может он иметь честь представить его Наполеону. Надобно знать, что представления приезжавших в Париж иностранцов бывали только один раз каждыя две недели, а потому Граф Толстой полагал, что Чернышева, как всех других, пригласят в Тюильрийский дворец в общий для иностранцев приемный день, вышло другое. Через несколько часов после отправления своего письма к Сегюру, Граф Толстой получил от него ответ, с извещением, что Наполеон примет его на другой день. 16В назначенный Сегюром час, Граф Толстой поехал с Чернышевым в Тюльери. Сперва ввели в кабинет Наполеонов нашего Посла, по прошествии нескольких минут позвали туда Чернышева. Здесь он предстал впервые перед завоевателя! Наполеон начал разпросами об его службе и узнав, что он участвовал в последних войнах против французов, заговорил о походе 1807го года, и именно о деле при Лаунау. Нимало не смущаясь, Чернышев отвечал на вопросы; объяснял подробности различных движений нашей армии, делал возражение Наполеону, даже замечания на некоторыя его действия. Наполеону до такой степени понравились суждения и чистосердечие молодаго офицера, что он продлил разговор с ним более часа. Граф Толстой был изумлен непринужденным обращением Чернышева с Наполеоном, особенно решимостью вступить с великим полководцем в состязание о военном деле. Выходя из Кабинета, Граф Толстой спросил его: «В полном ли ты находишься разуме?» После аудиенции, не имея никаких обязанностей служебных, Чернышев надеялся провести несколько приятных недель в шумном и роскошном Париже, но не долго насладился его прелестями. Через десять дней Граф Толстой отправил его в Петербург с письмом Наполеона к Государю. В заключение письма своего Наполеон говорил, что ему приятно было познакомиться с Чернышевым, и просил Императора присылать его в Париж, когда Его Величеству угодно будет отправлять туда кого либо с поручениями. Вскоре после возвращения Чернышева в Петербург, Император послал его в Апреле опять с письмом к Наполеону, находившемуся в Байонне. Письмо заключало в себе извещение о вступлении Руских войск в Финляндию и запретительных мерах, принятых в России против английской торговли. Чернышев остановился в Париже только сутки и продолжал путь в Байонну, где прожил четыре дня в занимаемом Наполеоном замке Мараке. Наполеон до такой степени был к нему милостив, что приглашал его к своему обеду, честь, оказываемая им весьма немногим избранным. При всем чрезвычайном внимании к нему Наполеона, француские шпионы наблюдали за ним неусыпно. Чтобы следить удобнее за каждым шагом Чернышева, начальник Тайной полиции Генерал Савари13 пригласил его жить с ним в месте, под предлогом, что замок Марак очень тесен, и в нем лишняго помещения нет. На пятый день Наполеон отправил Чернышева в Петербург, с письмом к Императору, извещая Его Величество о намерении своем возвести брата своего Йосифа14 на Испанский престол. В этом письме, доселе едвали кому известном, замечательно следующее выражение: «Je ne m’approprie pas l’Espagne: elle ne fait que changer de Souverain»*. Проезжая через Бордо, где жители сильно негодовали на Наполеона за прекращение торговли и введение континентальной системы, Чернышев успел выведать настоящее положение дел в Испании, сохраняемое французским правительством в величайшей тайне. Он узнал о движениях и количестве войск Наполеона, находившихся по ту сторону Пиреней, о шедших к ним подкреплениях, о начале неудач французов, о готовности единодушнаго возстания испанцов, и так спешил донести Императору о сих важных обстоятельствах, что на семнадцатый день поспел в Петербург. Вся поездка его в Байонну и обратно почти от одного конца Европы до другаго, совершена в 34 дня. Государь был отменно доволен быстрым исполнением поручения и разспрашивая Чернышева о подробностях пребывания его при Наполеоне, спросил, вероятно желая выведать догадался ли он об истинных видах Наполеона касательно Испании, о чем еще 17никто кроме Государя не мог знать: «Кого по твоему мнению оставит Наполеон Королем Испанским, Карла IVго, или сына его?»15 — Чернышев отвечал: «Думаю, что он ни тому ни другому не отдаст Испании, но возьмет ее себе».
А. Ж. Савари Отпуская Чернышева, Император сказал ему: «С этой минуты почитай себя Флигель адъютантом, но в приказ Я не велю еще отдавать о твоем назначении: Мне надобно сперва отделатся от некоторых прозьб». Осчастливленный словами Государя, Чернышев ждал однако же долго приказа. Зависть, везде и всегда неразлучная с теми, кого начинают отличать Монархи, возстала на Чернышева. Взвели разныя клеветы на мнимую его нескромность касательно возлагаемых на него поручений к Наполеону. Слухи сии были доведены нарочно до сведения Императора. Его Величество поверил им, и долго обращался с Чернышевым холодно. Наконец, почти через год, в мае 1809го, Император велел позвать к себе Чернышева, в семь часов утра, и сказал ему: «Поезжай к Наполеону и отдай ему это письмо. Сколько ни старался я предупредить войну с Австриею, но к крайнему сожалению, не успел в моих настояниях. Полагаю, что военныя действия теперь уже начались. Не знаю, где находится Наполеон, во Франции или при одной из своих армий в Италии или в Немецкой земле. Дорогою ты осведомишься о месте его пребывания. Перед отъездом побывай у Графа Румянцова16. Ты любишь военное ремесло, и я доставлю тебе прекрасный случай усовершенствоваться в нем, потому что ты весь поход будешь состоять при Наполеоне; Я отдаю тебя в его полное распоряжение». Откланявшись Императору, Чернышев поехал к Графу Румянцову и спросил его в чем должна заключаться обязанность при Наполеоне? Граф Румянцов не снабдил его никаким особенным наставлением, а только сказал, что надобно поскорее доставить Наполеону Государево письмо и потом находиться при нем. В тот же день Чернышев отправился из Петербурга. В Кенигсберге узнал он, что военныя действия уже открылись между французами и Австрийцами. В Берлине получил он подробнейшия о том известия, а в Лейпциге сказали ему, 18что нельзя проехать к Наполеону на Дунай прямою дорогою, потому что на ней можно встретить Австрийцев, с которыми произошел у нас тогда разрыв. Чернышев поспешил из Лейпцига во Франкфурт на Майне и оттуда обратился вслед за французскою армиею, был свидетелем всех неистовств, совершаемых французами в тылу корпусов и явился к Наполеону в Санкт-Пельтене. Неописанна была радость Наполеона при виде Чернышева, потому что привезенное им письмо от Императора Александра заключало в себе уверения Его Величества в непременном намерении исполнить Эрфуртский договор17 и послать корпус против Австрийцов, а данное Чернышеву повеление состоять в походе при Наполеоне было в глазах Европы вожделенным для Наполеона доказательством в неразрывности союза его с Россиею. Потому Наполеон принял Чернышева чрезвычайно милостиво, приказал отводить ему квартиру подле себя и давать ему собственных своих лошадей. Легко после сего вообразить: какими ласками осыпали Чернышева все приближенные Наполеона. Немедленно напечатан был бюллетень, и в нем сказано: «К Его Величеству прибыл адъютант Российскаго Императора, Полковник Граф Чернышев»18. Сими преувеличенными званиями Наполеон хотел придать в глазах Европы и французской армии наибольшой блеск приезду Чернышева, как очевидному свидетельству дружбы России с Франциею. Прочитав бюллетень, Чернышев изъявил любимцу Наполеонову Дюроку19 удивление, что ему приписывают звания каких он не имел, что он не адъютант Императора, не полковник и не граф. Дюрок доложил о том Наполеону, и по его приказанию советовал Чернышеву не обращать внимание на выражения бюллетеня. В тот же день Наполеон отправился верхом из Санкт-Пельтена, сопровождаемый Чернышевым. Дорогою безперестанно разговаривал с ним, и едучи очень скоро, к вечеру прибыл к Вене, где сам устроивал батареи. В ту же ночь полетело с них три тысячи бомб. Не останавливаясь в Вене, Наполеон совершил свою знаменитую переправу через Дунай. Вскоре произошло Аспернское сражение. Когда оно кончилось, Наполеон поручил Маршалу Массене20 остававшияся на левой стороне войска, и сам отправился назад, чтобы переехать скорее на правый берег Дуная. На лодке, которая везла туда Наполеона находились Маршалы Бертье21, Генералы Савари, Дюрок и Чернышов. Переночевав в селении Эберсдорф, Наполеон позвал к себе Чернышева на другой день и сказал: «Через час я отправляю курьера в Петербург. Напишите письмо к Императору Александру, разскажите ему об Аспернском сражении и отдайте ваше письмо Шампаньи»22. Приказание Наполеона крайне смутило Чернышева. Никогда не писывал он к Императору Александру, да и как писать, когда он был в несомненной уверенности, что прежде отправления в Петербург, письмо его будет непременно вскрыто и прочтено Наполеоном и его министром? Однакож, надлежало повиноваться. У Чернышева не было ни бумаги, ни перьев, ни даже собственной печати, которую он оставил в своей коляске, позади армии. Он пошел к Шампаньи, который уже знал о данном ему Наполеоном повелении. Коль скоро Чернышев вошел в его комнату, Шампаньи сказал ему: «Мой курьер в Петербург готов, и для отсылки его ожидаю только вашего письма. Вот стол, бумага и все что надобно. Вам покойнее писать здесь, нежели где либо в другом месте, среди шума главной квартиры». Таким образом надлежало двадцати трех летнему юноше дотоль неискусившемуся в переписке дипломатической, доносить Императору о важнейшем событии 19своего времени — поражении французской армии, и составлять донесение перед глазами министра иностранных дел Наполеона, который через час должен был иметь в руках своих составляемое донесение. Скрепя сердце, Чернышев начал письмо к Государю изложением всего случившагося со времени прибытия своего в Сан-Пельтен, говорил, что находясь безотлучно при Императоре Наполеоне, почитает себя самым счастливым из военных, пользуясь ежедневно наставлениями величайшаго полководца. Описав милости, какими постоянно осыпал его Наполеон, Чернышев изобразил Аспернское сражение и подробности уничтожения мостов на Дунае. Самое трудное состояло в том как уведомить Государя о невыгодном положении французской армии после разрушения мостов. Для того прибегнул он к чрезвычайно искусному обороту и сказал в заключении письма: «Если бы в то время Австрийцами командовал Наполеон, то совершенная гибель французов была неизбежна».
Переправа армии Наполеона через Дунай в 1809 г. Окончив письмо, заключавшее в себе восемь страниц, Чернышев запечатал печатью Шампаньи и вручил его сему Министру, который между тем ходил, взад и вперед по комнате. После исполнения воли Наполеона, Чернышев был в трепетном ожидании, как примут письмо его и Наполеон и Император Александр. Далек он был тогда от мысли, что оно зделается одною из главных причин доверенности, которой удостоил его Александр, в первый раз увидевший из этого донесения, что офицер, употребляемый им для посылок к Наполеону, не только вел себя как ловкий и разторопный молодой человек, но еще умел изображать превосходно дела на бумаге — способность, которой до тех пор Император не имел случая знать в Чернышеве. На другой день Наполеон пригласил Чернышева на завтрак и обошелся с ним отменно милостиво. Это крайне обрадовало Чернышева. Приветливость Наполеона служила явным доказательством, что письмо Чернышева которое Наполеон между тем прочитал, было составлено в смысле, для него приятном. Оставалось ожидать: какое действие произведет оно в Петербурге. Прошел еще 20день. Наполеон призвал к себе Чернышева и сказал ему: «Поезжайте в Вену и постарайтесь узнать образ мыслей жителей, Я немного верю донесениям о том моих генералов и полиции. Вы, как Руской, можете лучше французов собрать сведения о расположении умов в Вене».
Ж. Б. Шампаньи Странно было поручение, но надлежало его исполнить. Проведя несколько дней в Вене, Чернышев возвратился к Наполеону, разсказал ему, что в столице ничего не знают об истинном положении воюющих армий, и при виде разорванных мостов на Дунае, после чего французская армия должна была отступить на правый берег, говорили: «Лучший Генерал в Австрийской армии есть генерал Дунай». Это выражение заставило Наполеона расхохотаться и так ему понравилось, что он велел поместить его в бюллетень, напечатанный на другой день. Тем приятнее было Наполеону острое слово, что по тогдашнему бездействию, в продолжение коего французы строили мосты на Дунае, Наполеон не знал, чем наполнять бюллетени. Во время приготовлений к переправе, продолжавшихся несколько недель, главная квартира Наполеона была в Шенбруне. Чернышев жил в замке, над его комнатами Наполеон ежедневно делал обозрения и всегда приглашал с собою Чернышева. Когда Наполеон выезжал на рекогносировки в экипаже, в первой карете сидел он с маршалом Бертье, а во второй Чернышев с Дежурным Генерал-адъютантом. Но когда верхом на лошади Наполеон осматривал войска и работы на Дунае, Чернышев находился всегда возле него. В таких случаях, каждый раз Наполеон обращался к Чернышеву и говорил ему о своих распоряжениях и дальнейших видах против Эрцгерцога Карла23. Как все великие умы, Наполеон не оскорблялся возражениями и выслушивал их не только терпеливо, но даже с удовольствием, разумеется, когда мнения бывали дельныя. Одобренный расположением к нему Наполеона, часто позволял себе Чернышев во время поездок с ним, представлял ему откровенно свои суждения, даже опровержения. С одобрительною ласкою 21вступал Наполеон в состояние с кавалергардским Штаб ротмистром, объяснял ему причины своих приказаний и предположений, следствия, какие должны были произойти из его предначертаний. Слушая великаго полководца, Чернышев почерпал в его разговорах те основныя правила, которыя в последствии доставляли ему постоянно победу над всеми неприятелями, с коими он сражался в России, Германии и Франции.
Карл, австрийский эрцгерцог В начале Июня мосты на Дунае были построены. Наполеон перешел на левый берег и одержал победу под Ваграмом, где Чернышев ни на минуту не отлучался от него. На другой день после сражения Наполеон пожаловал ему орден золотаго орла24, и сказал ему: «Мне приятно сообщить вам радостное для вас известие. Ко мне приехал курьер из Петербурга. Коленкур25 уведомляет, что Император Александр назначил вас адъютантом своим и отправил к вам фельдъегеря, который привезет вам официяльное о том известие». Таким образом Наполеон был первый, поздравивший Чернышева флигель адъютантом, звание в котором Государь пожаловал его, прочитав письмо его из Эберсдорфа об Аспернском сражении. Тем не ограничил Александр милостей своих к Чернышеву. Тогда же велел Он Канцлеру Графу Румянцову ехать к матери его и изъяснить ей сколь много Его Величество доволен сыном ея. Вскоре потом, в половине Июня, Наполеон отправил в Петербург Чернышева, который дорогою встретил фельдъегеря, везшаго ему приказ о пожаловании его флигель-адъютантом. Через шесть недель, в начале Августа 1809го года, когда после Ваграмскаго сражения, начались переговоры между Австрийцами и французами, Император Александр послал Чернышева в главныя квартиры Императора Франца и Наполеона с письмами, имевшими целию ускорить заключение мира. Исполнение важного поручения требовало на каждом шагу великой смотрительности. Надлежало уверить в нашей дружбе Австрию, по наружности неприятельницу России и не возбудить подозрений Наполеона, нашего союзника. 22Августа 10го Чернышев отправился из Петербурга, и вечером 20го, приехал к Наполеону в Шенбрун. В 7 часу следующаго утра Наполеон призвал его к себе и разговаривал с ним более получаса, разспрашивая о здоровье Императора Александра, особенно об ушибе ноги Его Величества, присовокупляя, что он крайне безпокоился, узнав о сем приключении26. Потом уверял он в дружбе и преданности к Государю, сказал Чернышеву, что видит с удовольствием возвращение его, пригласил его идти с ним на развод и после на завтрак, где находились Вице Король Италийский27, Маршалы Бертье, Массена, Даву и Удино28. Через час Чернышев отправился из Шенбруна в лежащий близ Коморна замок Дотис, место пребывания Императора Франца29.
Битва при Ваграме Переменяя лошадей в Альтенбурге, где вели переговоры о мире, Чернышев пошел к французскому Министру Иностранных дел Шампаньи, который осыпал его учтивостями, упросил его взять на дорогу разныя кушанья, и сколько Чернышев ни отговаривался, дал ему конвой, сопровождать его до Австрийской передовой цепи30. В Альтенбурге Чернышев хотел также посетить Австрийскаго полномочнаго Графа Метирниха31, но тщательно избегая подозрений французов, нарочно спросил Шампаньи, советует ли он ему увидеться с Графом Метернихом? Приняв вопрос знаком совершенной с нашей стороны искренности, Шампаньи старался отклонить от посещения. Чернышев отказался от своего намерения, не желая идти на перекор Наполеонову Министру, и при том соображая, что во всяком случае не мог бы он провести довольно времени с Графом Метернихом, что бы узнать настоящее положение переговоров на конгрессе. Августа 23го Чернышев приехал в Дотис. Его появление произвело в Австрийской главной квартире величайшее впечатление. Радость была написана на 23всех лицах, при виде перваго Рускаго и особенно адъютанта Императора Александра, приехавшаго к Австрийцам со времени объявления ими войны Наполеону. Император Франц тотчас позвал к себе Чернышева и сказал ему: «Я никогда не признавал и не буду признавать неприятеля в Императоре Александре. Слишком убежден я в том, что его выгодам противно допустить до падения Австрию, единственную преграду между Россиею и Франциею. Знаю, что вы были в последнем походе при Императоре Наполеоне, а потому вам известно, что в моей армии делали много ошибок, но вы были в то же время свидетелем храбрости моих войск и великих потерь неприятеля?» В заключение Император Франц сказал Чернышеву: «Так как вам надобно сего дня же возвратится в Шенбрун, то я пошлю ответ Императору Александру к командующему в Галиции вашими войсками Князю Голицыну»32. И присовокупил: «Жалею, что не могу пригласить вас к моему столу. Императрица получила известие о смерти своего брата, занемогла и я должен обедать с нею. Приезжайте ко мне ввечеру проститься». На отпускной аудиенции Император Франц сказал Чернышеву: «Я готов заключить мир с Наполеоном и сделаю некоторыя пожертвования, жалея моих подданных, которым каждый день пребывания французской армии в Австрии стоит Миллионов, но предлагаемыя Наполеоном условия так для меня унизительны, что не могу принять их необезчестив себя. Если он не смягчит требований, буду продолжать войну. Попробую написать еще раз к Наполеону. Он не предвидит для себя опасности, доводя народы до отчаяния! Странно, что примеры Испании и Тироля не могут образумить его! Скажите Императору Александру, что я всегда был уверен в дружбе его, и ни минуты не сомневался в ней. Все мои желания состоят в том чтобы сохранить несколько сил, и тем иметь возможность быть когда нибудь полезным России». Втечении дня проведеннаго Чернышевым в Дотисе, имел он продолжительные разговоры с двумя самыми важными там лицами, Князем Иоанном Лихтенштейном33 и Графом Бубною34. Первый принял вместо Эрцгерцога Карла начальство над армиею, второй был самою доверенною особою Императора Франца, который посылал его часто к Наполеону. От обоих Чернышев узнал подробности тяжких требований Наполеона, ответы Австрии, ея дальнейшия намерения, словом: ознакомился с настоящим положением дел. В вечеру Августа 24го, Чернышев возвратился в Шенбур. На следующее утро пошел он на развод. Французские генералы, пламенно желавшие мира, осыпали его вопросами о том, что происходит в Дотисе, что хотят делать Австрийцы? На разводе Наполеон сделал Чернышеву несколько приветствий, и по окончании позвал его к себе в кабинет. «В каком расположении», спросил он его, «нашли вы Императора Франца? что думает он о мире?» «Он готов заключить мир», отвечал Чернышев, «если Ваше Величество будите снисходительнее в требованиях». «За чем же он так долго не решается?» возразил Наполеон. «Что за прокломацию написал он к своей армии, на другой день после съезда наших полномочных? Это похоже более на объяснение войны, нежели на желание мириться». Вынув из кармана перевод Австрийской прокломации, Наполеон читал ее громко, делая на каждую статью пояснения. «Австрия», продолжал он, «должна видеть свои выгоды в скором мире; ежедневныя издержки ея на содержание моей армии ужасны. Я требую от нея уступки несколько областей, желая дать ей маленькой урок, показать всему свету, что я не разбит, и что бы не думали, будто мне не останется другаго способа выйти из Вены, как по мирясь с Австрийцами? Мне все равно: будет ли у Баварии 50,000 жителей более 24или менее. Хочу мира для блага человечества. Кровь и все кровь! Разве мы мало пролили ее? Притом мне все это надоело; тороплюсь возвратиться скорее в Париж. Знаете ли, что удерживает Императора Франца подписать мир? Высадка Англичан в Зеландии, на остров Ванхерн35, котораго Губернатору велю отрубить голову. Император Франц может быть уверен, что эта высадка не имеет никакого влияния на здешния дела. Я написал в Париж, что не пойду на помощь Франции, не пошлю отсюда ни однаго человека. Пусть сами защищаются, как умеют. Во Франции собрали уже три корпуса национальной гвардии, всего 100,000 человек; Я поручил их Маршалам Бернадоту36, Монсею37 и Бессиеру38. Вы отправляете курьера в Петербург; подождите отсылать его, пока не переговорю с Графом Бубною; он должен быть здесь сего дня». Граф Бубна приехал в Шенбрун 28го Августа, имел продолжительныя аудиенции у Наполеона и сообщил Чернышеву, что Наполеон смягчает условия. Донося Канцлеру Графу Румянцову для доклада Государю о положении дел в Дотисе и Шенбруне, Чернышев представил также список о состоянии Австрийской и французской армий, план оборонительной войны, начертанный Наполеоном, на случай, если бы переговоры о мире не довели до желаемаго конца. План сей, доныне никому неизвестный был избран Наполеоном потому, что Австрийцы превосходили его числом вдвое, и состоял в следующем: Наполеон укреплял Пресбург, Раб, все течение Дуная между островом Лобау и Нусдорфом. На сем пространстве строил он цепь укреплений, мосты на судах и сваях при Спице и Нусдорфе прикрывая их мостовыми укреплениями. Так же укреплял он позиции близ Знаима39 и Брюнна, Пассау и Линдау в Баварии. Видя столь грозное оборонительное положение своего противника, и заключая, что продолжение войны нанесет безчисленныя тягости жителям, Австрийское правительство явило более податливости к миру. Между тем Граф Бубна ездил безпрестанно с поручениями от Императора Франца к Наполеону и обратно. Чернышев доносил Государю о ходе переговоров и продолжении к нему особеннаго расположения Наполеонова. Неоднократно Наполеон призывал его к себе и разговаривал с ним на едине. Однажды он спросил его: «Какой части Австрийской Галиции желает Россия?» На ответ Чернышева, что ему неизвестны на этот счет намерения Императора Александра, Наполеон сказал: «Кажется там есть жители исповедующие Греческую Веру? Я хочу дать России Лемберг и еще нечто. Я несколько раз просил Императора Александра прислать сюда Графа Румянцова; переговоры с Австрийцами кончились бы скорее, но его задержал Фридрихсгамский Конгрес». В Сентябре подписали Шенбрунский мир и Наполеон отправил Чернышева в Петербург. Так прошел 1809й год, в который Чернышев три раза ездил к Наполеону. Глава 2. Действия в Париже и Стокгольме,
Приезд в Париж. — Охлаждение Наполеона к Руским. — Донесение о замыслах Наполеона против России. — Разговор с Маршалом Бернадотом. — Разговор с Наполеоном на бале в Фонтенебло. — Аудиенция у Наполеона 23го Октября. — Возвращение в Петербург. — Отправление из Петербурга в Швецию. — Инструкция Императора Александра. — Пребывание в Стокгольме. — Разговор с Наследным Шведским Принцем. — Возвращение из Стокгольма в Париж. — Аудиенция у Наполеона 23го Декабря. — Донесение о вражде Наполеона, состоянии Франции и необходимости кончить Турецкую войну. 25С 1810го года началось для Чернышева новое поприще, потому что он назначен был состоять постоянно при Наполеоне, к которому Император Александр отправил его в Январе 1810го года. Он приехал в Париж не задолго до женидьбы Наполеона на Марии Луизе40 и присудствовал на всех торжествах бракосочетания, на плачевном бале Князя Шварценберга41, когда внезапно загорелась танцовальная зала, и погибло много людей42, Чернышев спас жизнь супругам маршала Нея43, Дюрока и Сенатора Богарне44, родственника Императрицы Жозефины45. Брак с Эрцгерцогинею был первою причиною охлаждения Наполеона к России. Руских перестали отличать при Дворе, не оказывали им особеннаго прежняго расположения, исключали их из общества Сестер Наполеона и его родственников. Только на Чернышеве не отразилась перемена; на него одного не имела влияния запавшая в душу Наполеона злоба к Руским, Наполеон осыпал его ласками при всех случаях, даже приглашал его обедать в Сен-Клу, честь которой удостоивались редкие иностранцы. Талейран46, Бертье, министр иностранных дел Шампаньи, Дюрок, Савари, все приближенные к Наполеону наперерыв звали его на обеды. У любимой сестры Наполеона, Принцессы Боргезе47, и у Королевы Неаполитанской48 бывал он в Самом тесном домашнем круге. Здесь узнавал он все подробности новаго Тюльерийскаго двора, разговоры, мысли, обращение Наполеона с молодою супругою. Тем легче выведывал он все тайны, что сестры Наполеона были раздражены против новой Императрицы. Оскорбленное самолюбие подвигало их часто на чрезвычайно занимательныя откровенности. Прелесть самаго отборнаго общества не мешала Чернышеву наблюдать внимательно поступки Наполеона и его политику. Пространными донесениями, иногда листах на 20ти, уведомлял он Государя обо всем касавшемся Наполеона, писал о путешествиях его, о сохраняемых в большой тайне известиях о войне в Испании и Португалии, посылаемых туда подкреплениях, о проживавших в Париже Поляках, общем мнении в Париже и во Франции. Успев завести тайныя связи в Военном Министерстве49, он присылал в Петербург ежемесячно самое подробное росписание войск Наполеоновых и Союзников его, с означением мест расположения их. В то время Чернышев угадал тщетность питаемых всею Европою надежд, будто женитьба Наполеона на Марии Луизе укротит его воинственный безпокойный дух, и будто он станет жить в покое. Чернышев доносил, что «после брака прежняя страсть Наполеона: разрушать и созидать осталась неизцелима, и начинались развертываться замыслы его против России». Здесь одна из Самых огромных услуг, оказанных Чернышевым Императору Александру. Не взирая на обворожительныя ласки Наполеона, которым не многия могли противостоять, не взирая на скрытность Наполеона, Чернышев — тогда 25ти летний юноша — первый известил Императора Александра об угрожавшей России опасности, и с тех пор еще зорче следил за вооружениями и действиями завоевателя. В Августе 1810го года, случилось произшествие, в котором Чернышев явил Государю новую и великую услугу. Внезапная смерть постигла Наследника Шведскаго престола, Принца Аугустенберскаго50. Стокгольмская чернь бунтовала, убила Графа Форзена51, почитаемаго виновником кончины Принца; вся Швеция была в тревожном положении, и Европа нетерпеливо ожидала узнать: Кто поступит на место умершаго Принца? Внезапно и против всякаго вероятия Шведские Государственные Чины избрали Наследником французскаго Маршала Бернадота. Единогласно и везде приняли сие избрание действием Наполеоновой 26политики и его видов против России. Правдоподобно было, что согласясь на избрание Членов, Наполеон желал иметь на Шведском престоле подручником одного из лучших своих генералов, дабы при войне с нами, Шведы помогали ему, действуя на Петербург. То была догадка, но сначала ни кто не сомневался в ней.
Ж. Б. Бернадот Легко вообразить, сколь важным явилось для Императора Александра удостовериться в подлинном образе мыслей новаго Наследника Шведскаго Престола. Чернышев предупредил желание Императора. За год перед тем снискал он особенное к себе расположение Маршала Бернадота, пользовался часто откровенною его беседою, и когда последовало избрание Бернадота, нашел случай узнать от него самаго намерения его. «Вы знаете, любезный друг», сказал он Чернышеву, «все, что со мною случилось. Выбор меня в наследные принцы так меня удивил, как будтобы черепица упала на мою голову. Сначала я хотел отказаться от предложенной мне чести, но потом я разсудил иначе: если, подумал я, Шведы полагают во мне довольно дарований и твердости управлять храбрым народом, то я поступлю малодушно, не соглашаясь на желание их. Прибавлю откровенно, что самолюбие и отменно милостивое поведение со мною в этом случае Императора Наполеона много способствовали к моему решению. Знаю всю ответственность, предстоящую мне, когда буду Королем. Знаю также, что Шведы, люди добрые и с хорошими качествами, немного безпокойны, но я прошел всю францускую революцию, приобрел опытность, и надеюсь предохранить Шведов от заблуждений. С тою же откровенностью скажу вам, что буду хорошим соседом вашим. Если военный, с некоторыми средствами, обнажит шпагу, с твердою волею завоеваний, то может рано или поздно достигнуть своей цели, но я не почитаю благо народа в большем или меньшем пространстве земли. Единственным предметом моих попечений будет улучшение всех отраслей управления, морской и сухопутной силы, чтобы покровительствовать торговле и обезопасить Государство. Я не ослеплен моим положением и предвижу 27все опасности, какия меня ожидают. Таковы, любезный друг, мои правила, они не изменны. Притом я француз, люблю мое отечество и многим обязан Императору Наполеону».
Н. М. Каменский Окончив разговор, Наследный Принц просил Чернышева принять в знак дружбы последний остававшийся у него экземпляр отчета, поданнаго им Консулам французской республики за время управления его Военным Министерством. Он также приглашал Чернышева посещать его в Париже до отъезда его в Швецию, хотя он в то время почти никого к себе не принимал, избегая подозрительнаго ума Наполеона. В заключение он просил Чернышева посетить его в Стокгольме. Через месяц после сего разговора, 21е Октября, во время пребывания Наполеона в Фонтенбло, Министр Иностранных дел Шампаньи сказал Чернышеву, что Наполеон желает переговорить с ним о важном деле, и приглашает его провести вместе с Двором несколько дней в Фонтенбло. На другой день был бал. Наполеон подозвал к себе Чернышева, стал с ним у окна и начал так: «Я хочу послать вас с письмом к Императору Александру, но в письме нельзя развить всех своих мыслей, и потому поручаю вам передать мои слова Императору. Зная вас, уверен, что вы все перескажете в настоящем виде. Я вами очень доволен о чем также пишу Императору. Прошу вас поспешить возвращением в Париж; вы из числа тех, кого мне приятно видеть вокруг себя. Есть ли у вас верныя известия о Турецкой войне? Думаю, что теперь вы уже взяли Рущук. Сдача его должна быть непременным следствием Батинскаго сражения. Полагаю, что вы заключите мир месяца через три. Турки останутся довольны тем, что могли несколько времени противиться вам, и потеряв надежду на помощь других Держав, будут принуждены уступить вам Молдавию и Валахию. Ваша вина, если в этой войне Турки оказали больше твердости и сопротивления. Переход ваш через Дунай напугал и воспламенил 28их. Не понимаю, за чем ходили вы за Дунай? Если хотели взять Константинополь, то это сопряжено с большими затруднениями, как со стороны Турков, так и других Держав. Для того надобно быть Главнокомандующему с обширными военными и политическими способностями. Не почитаю Графа Каменскаго52 великим политиком. Он хороший Генерал; одобряю все действия его, кроме Рущукскаго приступа. Эта неудача могла иметь гибельныя последствия. К щастию, Батинское сражение все исправило. Турки и мои лазутчики кажется преувеличили вашу потерю под Рущуком; я полагал ее всегда от 2х до 3,000. По моему мнению вам следовало бы иметь четыре дивизии на левом берегу Дуная, чтобы опрокидывать Турков каждый раз, когда они покушались бы переходить на вашу сторону, но вам не за чем было вступать в Булгарию53. При таком образе войны, то есть, оставаясь на левом берегу Дуная, Турки, видя безполезность своих покушений для возвращения себе Молдавии и Валахии, и зная о добром согласии главных Европейских Государств, по неволе заключили бы мир на желаемых вами условиях. Воюя так, вы не произвели бы в Турках воспламенения и потеряли бы меньше людей и денег. Вместо того все идя вперед вы удалялись от ваших складов, делали утраты, подвергались опасностям. Ведь и нестройныя толпы могут побеждать. Примеры видите в Испании. Часто мешают они моим движениям и разстраивают мои планы. Ваши действия за Дунаем много тревожили Австрию. Она объяснялась со мной о том и спрашивала: в чем заключались тайныя статьи Эрфуртскаго договора? Я успокоил Австрию, отвечая, что вы желаете только Молдавии и Валахии, что я ничего более не обещал вам». Чернышев отвечал, что Император Александр, усиливая действия против Турков, имеет в виду принудить их скорее к миру. «Мне кажется», присовокупил он, «и Ваше Величество поступаете также, когда желаете достигнуть цели, и всегда успешно». «Вы правы», сказал Наполеон. — «Я делал все что мог, склоняя Турков на мир и требуемыя вами уступки. Напрасно обвиняют меня что я поступал неоткровенно. От того, что Граф Румянцов верит таким слухам, полагая, будто я хочу ободрядь Турков и продолжить эту войну, произошло между нами некоторое охлаждение. Я слишком силен, чтобы прибегать к подобным мерам. Такая политика свойственна слабым Государствам, на пример Пруссии. Уверяю вас, что если бы я не хотел присоединения Финляндию, Молдавию и Валахию к Росии, то объявил бы мою волю торжественно, и поддержал ее всеми моими силами. Руские храбры и дерутся хорошо, но это не помешало бы мне начать с вами новую войну. Взяв Молдавию и Валахию, вы будете опасны для Австрии и поселите в ней недоверие к вам. Но это дело ваше, не мое, мне до того нет нужды (mon cou ne va pas jusque là). Этот вопрос касается Австрии, а не Франции. Если Император Александр продолжит следовать принятым Им правилам, Царствование Его будет самое славное и блистательное, какого Россия никогда не видывала. Финляндиею и границею по Дунаю вы довершите судьбы России (Vous accomplissez le roman de la Russie). Притом есть надежда на общий мир, и мы скоро заключим его, если решимся на меры твердыя, истребляя всякую контрабанду и обманы торговые. Англичане начинают терпеть стеснение в делах. От Императора Александра зависит довести их до крайности, запретив входить в Руские гавани 600 Английским кораблям, которыя теперь на Балтийском море. Лондон встревожен от вашей конфискации 50ти тенерифских кораблей, и от строгих мер, принятых мною во Франции, Голландии, Италии и Немецкой Земле. Исполнение континентальной системы Прусиею также много 29вредит Англичанам. За четыре месяца в Англии громко требовали продолжения войны, а теперь все желают мира». Потом Наполеон уверял сильными выражениями в дружбе и привязанности своей к Императору Александру. «Россия», сказал он, «по географическому положению своему есть друг Франции, оставаясь в приязни с нею, она разширяет свои границы и может способствовать к скорому заключению общаго мира, не зависимо от прихотей Англии, которая близка к падению. Если Россия изменит свою настоящую политику, война со мною неизбежна, но эта война будет вредна и победителю и побежденному. Ваш курс падает, но тому причиною не война с Англичанами, а всегдашнее дурное управление ваших финансов и огромное количество бумажных денег. Курс ваш немного поднимется если вы помиритесь даже сей час с Англичанами. Лучшее к тому средство: принятое Императором Александром намерение продавать Государственныя имущества и уменьшать число ассигнаций. Эта мера гораздо решительнее той, какую избрали Австрийцы. Курс возвысится, когда вы помиритесь с Турками. Войны с Портою и Швециею не прибыльны; оне стоят вам много денег». Здесь Наполеон стал подробно разспрашивать Чернышева о службе и прежних походах Графа Каменскаго, и потом спросил: «Много ли ваши Генералы грабят в Турции?» «Такия злоупотребления», отвечал Чернышев, «неизвестны в наших армиях, особенно, что относится до Генералов и офицеров. Последние походы в Финляндии и Турции служат примером подчиненности и порядка в войске». Наполеон засмеялся и сказал: «Вы нехорошо поступаете, говоря со мною не чистосердечно. Знаю что вы не такие грабители, как мы, но не отвечаю за ваших авангардных начальников и казачьих полковников»54. В ту минуту Императрица Мария Луиза кончила игру свою, и Наполеон прекратил разговор с Чернышевым, осыпал его в заключение лестными выражениями. Через два дня потом, 23го Октября, Наполеон позвал Чернышева в свой кабинет и сказал ему: «Уверьте Императора Александра, что привязанность моя к Нему и чувства мои к России неизменны, не смотря на все слухи о скором разрыве нашем. Эти слухи также неосновательны, как известие о приезде Императора Австрийскаго в Фантенебло, как намерение мое посадить на Испанский престол Эрцгерцога Карла или Австрийскаго Принца. Хороша была бы моя политика отдать Испанию чужим, после трех лет кровопролитной войны! Особенно в Немецкой земле распространяют такия нелепости. Несколько раз опровергал я их в Монитере55, но не в моей власти уничтожить их; самое лучшее — не обращать на них внимания. К несчастию, однако ж, должно признаться, что с некотораго времени существует холодность между нами; наши отношения не такия дружеския и откровенныя, какими они быть должны. Причиною тому предложенная конвенция о Польше. Вы хотели заставить меня подписать акт противный моей чести. Я могу обещать не содействовать возстановлению Польши, но не читая в будущем, мне нельзя предвидеть, что случится впредь, ни же ручаться, что никогда Польша не будет возстановлена. Не обезчестив себя, не могу объявить себя неприятелем народа, давшаго мне столько доказательств дружбы и преданности. Впрочем, с удовольствием слышу, что и у вас перестали придавать важность этой конвенции, которая и сама по себе ни к чему бы не служила. Говоря откровенно, жалею, что я присоединил Галицию к Варшавскому Герцогству. Это охладило ко мне Императора Александра, и притом совершилось против моей политики, но обстоятельство принудило меня на то. Если бы в походе 1809го года вы действовали сильно и взяли Галицию, я не был бы 30принужден присоединить ее к Герцогству, что сделал, желая спасти многих помещиков, которыя в Галиции объявили себя в мою пользу. Будь я тогда на вашем месте, ничего не опасаясь от турков, я обратил бы 100,000 Руских с Дуная в Венгрию, и предписал бы мир и Франции и Австрии. Не говорю вам в виде упрека. Вы сами были при мне в последней войне с Австрийцами и не слыхали никогда моих жалоб. Император Александр мог и совсем не участвовать в этой войне и даже объявить себя против меня, что крайне затруднило бы меня. Говорю только для объяснения произшествий. Тогда Австрия предлагала уступить мне всю Галицию в замен Иллирии, но я не принял предложения, опасаясь навлечь на себя подозрение России. Что касается выбора Бернадота в наследники Швеции, скажите Императору Александру, что я тут не имел ни какого участия. В письме своем, Король Шведский извещал меня о назначении наследником Принца Аугустенбургскаго56, и потом я крайне удивился, когда Бернадот сказал мне о зделанных ему предложениях. Сначала я не хотел согласится на избрание его; оно во многах не нравилось мне. Вскоре получил я второе и убедительное письмо Короля. Он уведомлял, что весь народ Шведский единогласно желает Бернадота, и я склонился на его прозьбу. Уверьте Императора, что если бы Князь Куракин формальною нотою потребовал от меня не утверждать избрания Бернадота, то я исполнил бы его требования. Может быть Бернадот уехал бы тайно, но во всяком случае для меня выгоднее, чтобы Швеция исполняла верно Континентальную систему и оставалась так, как она есть, нежели видеть на ея престоле французскаго Маршала, который даже не родня мне. От его избрания закружится голова всех моих маршалов: они вообразят себе, что имеют права на престолы. Все желания Франции касательно Севера заключаются в том, чтобы Швеция была соединена с Даниею. Вообще лучше дела обрабатывать в Париже, нежели в Петербурге. Пришлите Князю Куракину полную мочь. Париж центр Европы; сюда все известия доходят скоро, а в Петербург поздно». Касаясь отправляемаго с Чернышевым к Императору Александру письма об усилении строгости против торговли с Англичанами, Наполеон сказал: «От Императора Александра зависит Англию просить мира. Принятыя мною против нея меры так действительны, что вся надежда Англичан обращена только на Балтийское море, где у них 600 кораблей. Потому необходимо для пользы твердой земли и ускорения всеобщаго мира, чтобы Россия заперла им свои гавани, и, что было бы еще решительнее, впустила их в гавани и потом конфисковали в пользу Правительства. Вы получите от того миллионы. Поступки Пруссии относительно Английской торговли очень хороши, с тех пор, как Гарденберг57 управляет делами. Он не любит меня, но имея ум здравый, понимает положение Пруссии, заставляя ее идти по моей системе. Тогда только получим желаемые плоды от континентальной системы, когда будем приводить в исполнение меры самым строгим образом, не допуская изъятий. Я ни чем не могу упрекнуть себя в отношение к России. Уверяю вас, что между мною и Австриею нет никакого тайного договора. Австрия обманывает, утверждая противное. Скорее Франция одна объявит войну России, нежели соединено с Австриею. Последний из сих случаев невозможен. К тому же, я не много полагаюся на союзы», намекая сими словами на поход 1809го года. «Со времени Тильзитскаго мира, я сообщал Императору Александру все заключаемые мною с иностранными Державами договоры. Я известил Его также о переговорах с Англичанами в Морле (Morlais), где я хотел разменять пленных. Англичане настоящие дикари. С ними невозможно объясняться ни о чем, даже о 31размене пленных. Я предлагал им выдать трех союзников, то есть, Англичанина, Испанца и Португальца, за двух французов. Они твердят одно: будем разменивать Англичан на французов, на что я не мог согласиться. У меня в плену 18,000 Англичан, а у Теги:
Российский архив, Том VII, 02. Судьба генеральской биографии , Персоналии
|