[Протокол допроса А. А. Шереметевского, 9 июня 1919 г.]

55

22

Копия

ПРОТОКОЛ

1919 года июня 9 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов на разъезде № 120, в порядке 443 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:

Андрей Андреевич Шереметевский — сведения о личности см. л. д. 10 том 1-й.

Я офицер 1-го Сибирского Его Величества полка. Я участвовал в Европейской войне. В 1914 году в боях под Варшавой я был ранен и эвакуирован в город Уфу. По излечении я снова вернулся в свой полк и вторично был ранен в боях под Барановичами. Это было в 1916 году. После вторичного ранения я был эвакуирован в Екатеринбург, где и был зачислен, после выздоровления, в 126 запасный полк. Здесь меня застала революция. После переворота я уехал на фронт и находился в Финляндии в составе Свеаборгского полка, снова участвуя в боях с немцами. После большевистского переворота я возвратился в Екатеринбург.

Мой отец уже многие годы состоит преподавателем в Екатеринбургской мужской гимназии. Лето он всегда проводит на даче в деревне Коптяках. Это маленькая деревенька с хорошей природой, где обыкновенно живет по летам несколько семейств дачников. Все места от города Екатеринбурга к Коптякам я хорошо знаю. Я знаю их хорошо потому, что я издавна, проживая здесь на даче, исходил их во всех направлениях, как охотник по птице и зверю.

После возвращения домой мне, как офицеру, сразу же пришлось скрываться от большевиков. Меня хорошо знали и Екатеринбургские большевики и Верх-Исетские, в район которых входили Коптяки. Поэтому я, имея базой Коптяки, укрывался после возвращения домой в лесах около Коптяков, на островах. Местные крестьяне прекрасно знали, конечно, что я скрываюсь от большевиков в их местах и прекрасно относились ко мне. Кажется, это было 17 июля по новому стилю. Рано утром в этот день, так, приблизительно, часов в 5—6 к нам на дачу прибежала коптяковская баба Павла Бабинова, большая пройдоха, и предупредила

56

меня, чтобы я скорее утекал. Бабинова рассказала мне, что в этот день утром поехала в Екатеринбург с сыном Николаем коптяковская баба Настасья Зыкова. Когда она стала подъезжать к тому месту, где с коптяковской дороги идут свертки к руднику, к ней подлетает известный в этих местах большевик с Верх-Исетского завода Ваганов и, угрожая ей и сыну револьвером, заставил их ехать назад, запретив им при этом оглядываться. По словам Павлы, передавшей мне все это со слов Зыковой, сзади по дороге из города шел какой-то обоз, везли будто бы артиллерию. Я понял тогда рассказ Бабиновой в том смысле, что большевики отступают от города и идут к Коптякам, выбирая позицию для боя. Чтобы лучше видеть местность, я ушел на Коптяки на горку, но пождал некоторое время и вернулся назад, так как никакого движения войск не было. Я тогда решил сходить по Коптяковской дороге и посмотреть, что там делается. Со мной надумали отправиться туда же коптяковские крестьяне Николай Швейкин, Николай Папин и Петр Зубрицкий. Я решил ехать верхом, а они пошли пешком. Пока я седлал лошадь, они ушли вперед, и я догнал их уже в лесу между той дорожкой, которая идет от сосновых пней, известных под названием Четырех братьев, к плотинке, и первой от этих же Четырех братьев сверткой к руднику. Почти в то же время, как я их догнал, нам навстречу попался крестьянин с Верх-Исетского завода Алексей Зыков. Он ехал из Верх-Исетского завода в Коптяки. Мы его спросили, не видел ли он дорогой чего подозрительного. Должен сказать, что Настасья Зыкова, взбулгачив своим рассказом Коптяки, наговорила и не знай что про артиллерию, обоз и т. п. У нас тогда в голове и было, не хотят ли красные драться в этих местах с чехами и казаками. Смысл наших расспросов Зыкова в этом и заключался. Он сказал нам, что подозрительного он ничего не видел. Подробно же, не обгонял ли его кто дорогой, а в частности, не видел ли он проезжавшего по Коптяковской дороге автомобиля, мы его не расспрашивали. Поговорив немного с нами, Алексей ударил лошадь и быстро поехал на Коптяки. Мы постояли немного на месте и тоже отправились на Коптяки. Я совершенно не обратил в это время внимания на состояние Коптяковской дороги и не могу Вам сказать, были ли на ней в это время следы автомобиля. Когда мы поравнялись с первой поверткой на рудник от Четырех братьев, к нам на Коптяковскую дорогу выехал какой-то конный красноармеец. Я помню, ему было на вид года 22, блондин, с маленькими беловатыми усами, бритой бородой, тонким прямым длинным носом. Я не могу описать Вам остальных его примет, но его физиономия врезалась мне в память, и я его узнал бы безошибочно, если бы увидел. Он был вооружен “до зубов”, как это любили большевики: с винтовкой, револьвером, шашкой и двумя русскими гранатами на кольцах. Лошадь под ним была саврасой масти с черной гривой. Он сказал нам, что дальше следовать нельзя. Смысл его запрета сводился к тому, что нельзя идти дальше по Коптяковской дороге, а не по той, на которой он стоял сам. Мы стали ему говорить, что мы — коптяковские крестьяне и что нам нужно домой, что мы недавно прошли

57

уже по этой дороге. Красноармеец особенно не протестовал, видимо, склонившись на наши доводы. Тогда я его спросил, в чем дело, почему они установили кордоны на дороге? Он сказал нам, что они здесь обучаются метанию бомб и поэтому установили кордоны. Как бы в подтверждение его слов, действительно тут же раздался взрыв гранаты. Он был несколько глухой, и я сказал бы, что он слышался не с поверхности земли, а как бы из-под земли. Звук несся по направлению от рудника, но откуда именно, я определить не берусь. Мы пошли дальше по Коптяковской дороге и через некоторое время снова услышали такой же звук от разрыва гранаты. Он несся оттуда же, что и первый. Мы продолжали свой путь дальше до Коптяков. Дорогой мы никого не встречали и никаких других кордонов больше не видели.

И в это время, возвращаясь обратно в Коптяки, я не обратил внимания на большую Коптяковскую дорогу и не могу сказать, были ли на ней следы автомобилей. Погода в это время стояла сухая, но была роса. След можно было бы хорошо заметить, если бы я знал тогда, на что следует обратить внимание. Вот что я хорошо помню, так это ту именно повертку с Коптяковской дороги к руднику, по которой к нам выехал красноармеец: эта дорожка, до того глухая, заросшая травой, как обыкновенно это бывает с заброшенными глухими лесными дорожками, была в тот момент накатана. По ней хорошо заметно было, что тут, по этой свертке к руднику с Коптяковской дороги какие-то экипажи проехали. Следы от экипажей были свежие, и на меня произвело впечатление, что здесь проехало несколько экипажей, но я не могу определить свойства их: я тогда не обратил на то достаточного внимания. Я при этом должен сказать, что я нисколько не исключаю возможности, что здесь проехали и автомобили.

Все остальные свертки с Коптяковской дороги к руднику и к Ганиной яме не имели такого характера, как эта свертка. Они мне, по крайней мере, не бросились в глаза, и я не заметил на них никаких следов.

Нас, конечно, ждали в Коптяках, когда мы вернемся и какие принесем сведения, потому что крестьяне опасались, как бы не было боя около деревни. Наши сведения носили успокаивающий характер. Поэтому собравшиеся на улице мужики ругнули Настасью Зыкову за болтовню. В это время я и сам ее расспрашивал, что именно видела она на дороге. Добиться от нее толку было трудно. Несет глупая баба, сильно струхнувшая, про обоз, про артиллерию. Только и можно было понять от нее, что что-то “везли” по дороге к Коптякам по направлению от города, а что везли, на чем везли и как везли, она ничего не видела.

В этот день было еще несколько взрывов гранат. Приблизительно их было до 5, и они слышались по направлению все от того же рудника. В этот день поздно вечером или даже в ночь на следующий день поехала с рыбой в город баба коптяковская Екатерина Бабинова. Ее также не пропустили в город и сказали ей, что пропустят “завтра”. Я утверждаю, что охрана Коптяковской дороги длилась два дня: тот самый день, когда я встретил красноармейца, и следующий, а на третий день охраны уже

58

не было²⁵. В эти же дни несомненно многие и другие пытались проехать в город и не были пропущены, но я теперь уже никого не могу припомнить.

Пока было оцепление рудника, красноармейцы приехали в Коптяки за молоком. Я сам видел одного-двоих из них. Помню, один был такой толстомордый. Между прочим, брали они молоко, платя деньги, у Павлы Бабиновой.

После путешествия по Коптяковской дороге и встречи с красноармейцем мне приходилось быть уже начеку. Мне говорили (теперь уже не помню, кто именно мне об этом говорил), что, приезжая за молоком, красные спрашивали обо мне. Поэтому я 19 июля счел более благоразумным скрыться на острова. После моего ухода на острова к нам и приезжал на дачу известный верх-исетский большевик, бывший, конечно, каторжник, вернувшийся домой после революции, Ермаков. Он меня искал, произвел у меня обыск и отобрал разные мои вещи. Так я скрывался до освобождения Екатеринбурга от большевиков, т. е. до 25 июля. Я удостоверяю, что в это время никаких боевых действий по дороге Екатеринбург — Коптяки и вообще в районе этой дороги не было. Красные здесь не бежали, 25 июля, узнав об освобождении города, я сейчас же отправился туда. Я ехал тогда в экипаже, не помню — с кем именно. Ехал я тогда обыкновенной Коптяковской большой дорогой, а когда доехал до полотна железной дороги, то дальше я ехал “времянкой”, а не через Поросенков лог. На состояние Коптяковской дороги и сверток с нее к руднику я не обращал в эту поездку внимания, торопясь в город, и не могу сам сказать, были ли на дорогах следы автомобилей.

Прибыв в Екатеринбург, я явился к начальнику гарнизона полковнику Шериховскому, первому начальнику гарнизона после освобождения Екатеринбурга. Я просил Шериховского дать мне людей, чтобы отправиться на станцию Исеть и отобрать брошенное там красными оружие. Получив в свое распоряжение роту чехов и 6 человек казаков, я 26 июля отправился с ними по железной дороге на станцию Исеть, сделал там, что было нужно, и в тот же день поехал с казаками в Коптяки. У меня в то время была мысль съездить на рудник, который охранялся красными, и пошарить там: я подозревал, не расстреляли ли они там заложников. Когда я был в эти дни 25 и 26 июля в Екатеринбурге, я слышал о “расстреле” Государя. Про остальную Августейшую Семью говорили, что она вывезена.

Признаться, я ни на одну минуту не доверял слухам об убийстве Государя, и никто положительно этому не верил. В городе все были убеждены, что Августейшая Семья вывезена. Когда я приехал в Коптяки со станции Исеть, мне кто-то сказал, что сейчас из Коптяков ушли на город красные. Я кинулся с казаками их догонять. Но эти сведения оказались ложными. Я опять вернулся в Коптяки. В это время ко мне пришел крестьянин Михаил Алферов и, показывая мне сверток с вещами, сказал: “А мы были на шахтах. Вот, посмотри-ка, что мы там нашли”. Я, как поглядел на эти вещи, так и ахнул. Я увидел среди этих вещей Кульмский

59

обгорелый крест, и именно сразу же припомнился мне случай, памятный в моей жизни. Я учился во 2-й Петергофской школе прапорщиков. 1-го октября 1916 года к нам в школу приезжал Государь Император. С Ним тогда приезжала Великая Княжна Татьяна Николаевна. Я помню прекрасно, что на Ней был тогда совершенно такой же крест, какой был в руках Алферова. Я хорошо в то время разглядел этот крест на Татьяне Николаевне. Он был приколот у Нее на левой стороне Ее груди и бросался в глаза своим блеском. Этот случай посещения нашей школы Августейшими Особами вообще запечатлелся в моей памяти, и живо представляю себе детали его. Тогда Татьяна Николаевна обронила белую лайковую перчатку. Я ее поднял и взял себе, как дорогую для меня по памяти вещь. Так она и поныне у меня.

Вид всех вещей, бывших в руках у Алферова, ясно говорил о несчастье, постигшем Августейшую Семью, о злейшем злодеянии над Ней большевиков. В вещах были принадлежности женских и мужских костюмов: планшетки и кости от корсетов, пряжки от туфель, застежки от дамских подвязок, пуговицы, крючки, топазные бусы, две пряжки от мужских поясов военного образца, стекла от пенсне и очков или медальона. Все эти вещи были сильно обгорелые. На мои расспросы, откуда взяты эти вещи, Алферов объяснил мне, что они найдены им и ходившими с ним на рудник другими крестьянами около костра или костров вблизи шахты.

Я вижу, г. судебный следователь, вещи, которые Вы мне сейчас показываете (свидетелю были предъявлены следующие вещи: крест, описанный в пункте “г” протокола 10 сего февраля, л. д. 13 об. том 2-й; три бусы, описанные в пункте 1-м протокола 15—16 того же февраля, л. д. 45; две пряжки от туфель с камнями, описанные в пункте 2-м того же протокола, л. д. 45 том 2-й; 7 тоненьких пружинок, описанных в пункте 3-м того же протокола, л. д. 45 об. том 2-й; медная пряжка от пояса уменьшенного образца с застежкой, описанная в пункте 4-м того же протокола л. д. 45 об. том 2-й; шесть парных планшеток от корсета, описанных в пункте 5-м того же протокола, л. д. 45 об. том 2-й; 17 металлических пластинок от корсета, описанных в пунктах 6, 7, 8 того же протокола, л. д. 45 об. том 2-й; 17 пряжек, описанных в пунктах “а” — “и” того же протокола, л. д. 46—47 том 2-й; 15 металлических пряжек с крючками, описанных в пункте 10 того же протокола, л. д. 47 том 2-й; 7 мужских пряжек, описанных в пункте 11 того же протокола, л. д. 47 об. том 2-й; стекла от пенсне и очков, описанные в пунктах 12—13 того же протокола, л. д 47 об. том 2-й; шесть пуговиц с гербами, описанных в пункте 14 того же протокола, л. д. 48 том 2-й; четыре пуговицы от женских костюмов, описанные в пункте 15 того же протокола, л. д. 48 том 2-й; медная пряжка от пояса, описанная в пункте 16 того же протокола, л. д. 48 том 2-й; две тоненьких пластинки из железа, описанные в пункте 17 того же протокола, л. д. 48, том 2-й; три больших металлических крючка от мужской одежды, описанные в пункте 18 того же протокола, л. д. 48 об. том 2-й;

60

Вещи, найденные при осмотре рудника и его окрестностей

металлический американский ключ, описанный в пункте 19 того же протокола, л. д. 48 об., том 2-й; две медные монеты, описанные в пункте 20 того же протокола, л. д. 48 об., том 2-й; три металлических пряжки, описанные в пункте 21 того же протокола, л. д. 48 об. том 2-й; 12 пуговиц,

61

10 колец, 4 кнопки, 3 крючка с двумя петлями, металлический обломок, описанные в пункте 22 того же протокола, л. д. 48 об. — 49 том 2-й; обгорелые части щетки, описанные в пункте 24 того же протокола, л. д. 49 об. том 2-й), и удостоверяю, что именно все эти вещи и были в руках у Алферова, как найденные им, по его словам, у шахты. Что касается патрона от револьвера, который Вы мне сейчас показывали (свидетелю был предъявлен патрон от револьвера, описанный в пункте 23 того же протокола, л. д. 49 том 2-й), то я не могу хорошо припомнить, был ли он среди этих вещей.

Алферов мне сказал, что все эти вещи были им и его товарищами, ходившими вместе с ним на шахту, найдены около шахты в двух кострах, из которых один вблизи шахты, а другой — подальше.

Больше ни про какие костры он мне не говорил. Схватил я эти вещи и поскакал в город. Всем этим вещам, взятым мною у Алферова, я составил опись и, подписав ее, передал ее Алферову. Самые же вещи я вручил полковнику Шериховскому при коменданте 9-го района г. Екатеринбурга, каком-то капитане, фамилию которого я забыл. С Шериховского же я расписки не взял, постеснявшись спросить с него расписку. 29 июля меня потребовал к себе капитан Малиновский, действовавший тогда по поручению полковника Шериховского. Я явился к нему 30 июля. Вещи, полученные мною от Алферова и переданные полковнику Шериховскому, были у капитана Малиновского. Малиновский сказал мне, что нужно ехать на шахту и посмотреть, что там такое делали большевики. В тот же день на одном легковом автомобиле мы и отправились целой компанией к шахтам. Другая группа поехала туда по железной дороге до станции Исеть, далее на лодках до Березового мыса, куда было подано несколько подвод из Коптяков, а отсюда уже на лошадях. Я сейчас не помню, кто и как ехал. Помню, что ездили тогда со мной следующие лица: капитан Малиновский, штабс-ротмистр Матвеенко, капитан Дамишхан, подполковник Румша, военный летчик капитан Политковский, капитан Соболев, капитан Сумароков, капитан Ярцев, штаб-ротмистр Бертенев, лакей Государя Чемодуров и доктор Деревенко. Может быть, и другие лица еще ездили, я забыл их. В этот раз мы ехали уже через Поросенков лог. Я прекрасно помню, что в этом логу мы проезжали через мостик, набросанный из шпал. Этот мостик и соорудили “товарищи” как раз в то время, когда они производили свои таинственные работы у рудника. Раньше этого мостика не было. Я хорошо знаю эти места и утверждаю, что именно в то время он и появился. Да и кто же мог бы взять с полотна шпалы и открыто тут же в полверсте от полотна воспользоваться ими, кроме “товарищей”?26. Проехав мостик и далее через переезд, мы поехали большой Коптяковской дорогой и свернули к руднику по первой же поворотке от Четырех братьев, т. е. как раз именно по той дорожке, по которой к нам выезжал красноармеец. Я опять могу сказать, что эта дорожка была сильно укатана, как и тогда, когда к нам выезжал по ней красноармеец. Но я и в этот раз не обратил внимания, были ли на ней следы автомобилей. Не производили

62

мы осмотра той ямы на этой дорожке, где дорога раздваивается на две, обходя эту яму. И не помню я никакого бревна около этого места. Совершенно не могу сказать, было ли тогда такое бревно. Вот здесь мы тогда и остановили свою машину, считая, что дальше мы не проедем в автомобиле. Можно было действительно тут проехать или же нельзя, я этого сказать не могу: мы не пробовали проезжать, просто решив, что дальше пойдем пешком. Костер около этой ямы мы тогда же заметили, но не обратили на него никакого внимания. Поэтому я совершенно не могу сказать Вам, какое именно он занимал пространство, много ли было в нем углей и не бросились ли в глаза самые угли: были ли они результатом воздействия на дерево огня или же каких-либо кислот. Все наше внимание было поглощено в тот момент шахтой и теми двумя кострами, где мужики нашли вещи. Проторенная дорожка шла прямо к шахте с колодцами. Здесь она кончалась, и дальше накатанного следа уже не было. Тогда была очень высокая трава. Она вся была истолочена вокруг шахты во все стороны. Такие тропы шли и к Ганиной яме. Все остальные повертки от шахты и Ганиной ямы были не тронуты колесами.

Стремились мы все компанией, главным образом, к тем двум кострам, про которые мне сказал Алферов. Первый из этих костров был саженях в двух от шахты, другой — подальше на дорожке около большой березы. Первый был, приблизительно, в диаметре с аршин. Угольков в нем было немного. Видно было, что они были раскиданы. Второй костер был, по моему мнению, больше первого: аршина в полтора в диаметре. Видно было, что и он был разбросан, и угольков в нем было мало. Стала наша компания рыться в кострах и в костре, что около березы, капитан Политковский нашел большой бриллиантовый камень, видимо, прекрасных свойств, фотографическое изображение которого Вы мне сейчас показываете (свидетелю был предъявлен фотографический снимок бриллианта, описанного в пункте “в” протокола 10 февраля сего года, л. д. 13 об., том 2-й). Помню, что еще тогда нашли в кострах некоторые вещи, но не могу припомнить, какие именно. После осмотра костров меня и Матвеенко спустили на веревках в большую шахту. Шахта тогда представлялась в следующем виде. До уровня воды в колодце было аршин восемь, затем аршина на два шла вода, под водой слой льда вершка в три, а потом опять шла вода. Что означало подобное состояние шахты, я не понимаю. Лед в большом колодце шахты в северо-западном направлении в углу был чем-то пробит. Мы мерили палками глубину большого колодца шахты через образовавшееся во льду отверстие, но не могли прощупать дна. Все это я говорил Вам про состояние большого колодца в шахте. Что касается малого колодца в шахте, служившего, видимо, для спуска людей в шахту, то там, насколько мне помнится, совсем не было льда. В малой шахте в лежачем положении, опираясь на стенки колодца, было одно из колец ручного насоса. В большой шахте (т. е. я хочу сказать — в большом колодце шахты) на стенках ее мы с Матвеенко нашли несколько впившихся в дерево осколков русской ручной гранаты. Их мы выковыривали ножами. В этой же шахте мы нашли лист бумаги,

63

на котором при помощи пищущей машины были обозначены телефонные адреса некоторых из большевистских деятелей города Екатеринбурга, но каких именно, я не знаю. В этот же раз был найден в одном из колодцев шахты, не помню теперь, в каком именно, кусок от палатки: брезент, защитного цвета, “с кольцом”, т. е. отверстием для веревки при постановке палатки. Побыли мы на руднике часа полтора-два и уехали в Коптяки.

Решено было искать трупы Августейшей Семьи здесь, у этого рудника. Возложены были эти работы на меня по приказанию полковника Шериховского. Капитан Малиновский должен был производить розыски в городе. Так мы с ним и распределили тогда нашу работу. 2-го августа мы начали откачивать воду из шахты и работали до 11-го августа. С 11-го числа мы принуждены были работы прекратить, т. к. рабочие, ввиду наступления красных, разбежались. Вновь работы были возобновлены с 15 числа, и шахта была откачана 18-го августа. Была откачана также Ганина яма. Эта работа производилась с 20 по 30 августа. По откачке шахты под водой оказался деревянный пол из круглых бревешек, между которыми имелись щели, некоторые из которых были около вершка. (Это я говорю про большой колодец шахты.) Под этим полом шла уже почва. Пол был покрыт слоем глины, приблизительно, в поларшина. Эта глина была промыта, и там в ней было найдено: человеческий палец с двумя кусочками кожи, золотая верхняя челюсть взрослого человека, серьга из жемчуга с бриллиантом, застежка от галстука, малая саперная лопата, известная у нас военных под именем “носимой”, и осколки от французской гранаты. Я вижу, г. судебный следователь, предъявленные мне Вами фотографические изображения всех названных мною сейчас предметов (предъявлены фотографические изображения серьги, описанной в пункте “а”, 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10 об. том 2-й; пальца, описанного в пункте 7 того же протокола, л. д. 12 том 2-й; челюсти, описанной в пункте 8 того же протокола, л. д. 12 том 2-й; застежки от галстука, описанной в пункте 13 того же протокола, л. д. 12 об. том 2-й; лопаты, описанной в пункте “б” того же протокола, л. д. 13 об. том 2-й) и удостоверяю, что именно предметы, изображенные на этих снимках, и были найдены на дне большого колодца шахты.

Должен сказать, что в момент нахождения всех этих вещей я сам лично как раз отсутствовал. Но тогда меня заменял на работах мой брат Александр. По уговору со мной он сейчас же сам лично привез все эти вещи в город и представил их мне, объяснив, где именно они были найдены. Я категорически поэтому и утверждаю, что в числе всех этих вещей именно на дне шахты и лежала лопата. Но я не могу Вам ответить на вопрос, где она там была: сверху или под илом на деревянном полу. В ту же ночь брат Александр передал все эти вещи товарищу прокурора Кутузову. На утро я сам ездил и смотрел шахту. Я совершенно не помню, что представлял собой малый колодец шахты. Почему-то мы тогда на него не обращали такого внимания, как на большой, где и были найдены указанные мною вещи. Поэтому, я не могу Вам сказать, что представляло собой дно

64

малого колодца шахты. Дно же большого колодца и было в том именно состоянии, как я Вам его описал. В сторону выработки из большого колодца можно было пройти только аршина два. Дальше шел уже обвал. Его мы не исследовали. Дно Ганиной ямы мы осматривали и ил промывали, беря его по всему дну, в некоторых местах и глубиной, приблизительно, в пол-аршина. Затем мы еще брали золу и почву в двух кострах: около шахты и у березы и промывали все это. При промывке костров было обнаружено: три части жемчужины, безусловно, от серьги, парной с серьгой, найденной на дне шахты, три части какого-то золотого украшения, топаз с осколком, три тоненьких пружинки, пуля с усеченным концом, как мне кажется, от нагана, запонки для воротничка, осколки от какого-то флакона, обрывки фотографической карточки, пуговицы, металлическая застежка, вероятно, от дамской какой-то сумочки, пряжка от дамских подвязок, часть какого-то украшения с маленькими бриллиантиками. Я вижу предъявленные мне сейчас Вами фотографические изображения части из только что названных мною вещей (предъявлены фотографические изображения частей жемчужины, топаза с осколком, трех частей золотых украшений и пружинок, описанных в пункте “а”, 2 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10 об. том 2-й; застежки, пряжки и части украшения с бриллиантиками, описанные в пункте “а”, 3 того же протокола, л. д. 11 том 2-й) и удостоверяю, что эти вещи и были найдены тогда при промывке земли.

На дне шахты были найдены осколки французской гранаты, вот эти самые, изображения которых Вы мне сейчас показываете (предъявлены фотографические изображения осколков гранаты, описанные в пункте “а”, 14 протокола 10 февраля сего года, л. д. 13, том 2-й).

Запонка была та самая, фотографическое изображение которой Вы мне сейчас показываете (предъявлено фотографическое изображение запонки, описанной в пункте “а”, 2 протокола 10 февраля сего года, л. д. 11, том 2-й). Осколки русской гранаты, которые мы с Матвеенко вырезывали из стен большого колодца шахты, те самые, изображения которых Вы мне сейчас показываете (предъявлено фотографическое изображение осколков, описанных в пункте “а”, 12 того же протокола, л. д. 12 об., том 2-й). Что касается кольца, которое изображено на предъявленном Вами фотографическом снимке (предъявлен фотографический снимок кольца гранаты, описанного в пункте “а”, 12 л. д. 12 об., том 2-й), то я помню, что это кольцо было найдено при работах, но где именно, я положительно теперь не могу припомнить. Во время работ при мне найдены рамка от портрета, фотографический снимок которой я вижу (свидетелю было предъявлено фотографическое изображение портретной рамки, описанной в пункте “а”, 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10, том 2-й), и три иконки, фотографическое изображение которых я вижу (свидетелю был предъявлен фотографический снимок трех икон, описанных в пунктах 4, 5, 6 протокола 10 февраля сего года, л. д. 11 об., том 2-й). Рамка и три иконы были найдены, приблизительно, в одном месте: в высокой траве около глиняной площадки в восточном направлении от площадки и в расстоянии от нее

65

непосредственной близости. Я помню, что где-то около шахты были найдены осколки от какого-то флакона, зеленого цвета, с пробкой-короной (пункт 10 протокола 10 февраля сего года, л. д. 12 том 2-й). Где была найдена железка от сапога (пункт 11 того же протокола, л. д. 12 об., том 2-й), я не помню. Еще при промывке костров было найдено много обгорелых пуговиц, кнопок, фестоновых крючков, петель, гвоздики, видимо, от обуви (пункт “а”, 15 протокола 10 того же февраля, л. д. 13, том 2-й). Но среди предъявленных мне Вами вещей я вижу не все вещи, найденные тогда около шахты. Нет, во-первых, обгорелого каблука от дамского туфля; во-вторых, нет золотого брелка с инициалами “Н. А.” в виде монограммы, причем буквы эти были переплетены одна с другой; в-третьих, нет двух кусков какого-то сплава, обгорелого, величиной каждый с куриное яйцо. Все эти предметы были найдены тут же у шахты. Что представлял собой этот сплав, я не знаю, но мне он напоминает обожженные кости. Затем, помнится мне, что было найдено несколько брошек золотых, внешнего вида коих я, однако, не помню. Все эти вещи, которые мы находили при промывке, по мере их нахождения передавались капитану Малиновскому. Много было найдено у шахты и около костров всевозможных обрывков разной материи и черной и цветной, видимо, шерстяной. Все эти вещи также были переданы Малиновскому. Я совершенно не представляю, когда был у рудника судебный следователь Наметкин и какие при нем были найдены вещи.

Больше я ничего по настоящему делу показать не могу. Все то, что я Вам сейчас показываю, я в свое время показывал и Наметкину²⁷. Но на меня он производил такое впечатление, что он как будто бы боялся работать по этому делу. Дознание тогда вел начальник уголовного розыска какой-то Кирста²⁸, человек весьма для меня подозрительный. Он потому мне казался подозрительным, что он не считался с фактами. Он приехал как-то к руднику и стал открыто осуждать нас за попытки найти трупы. Видимо, наша работа для него была неприятна. Я поручил одному человеку (фамилию его я забыл) последить за ним. Однажды, когда Кирста был в управлении начальника гарнизона, он там оставил записку для одной дамы, следующего содержания: “Дело принимает уголовный характер. Необходим подкуп свидетелей”. Эта записка относилась совершенно к другому делу, но я хочу сказать, в руках какого господина было дознание по настоящему делу. Я тогда лично передал эту записку Голицыну, и Кирста был арестован.

К Вашему сведению еще сообщаю, что на днях мне передавал бухгалтер Волжско-Камского банка Волокитин, что он 17 и 18 июля несколько раз встречал на Коптяковской дороге Юровского и даже разговаривал с ним²⁹. Встречал он его, как я понял, вблизи полотна железной дороги.

Показание мое, мне прочитанное, записано с моих слов правильно.

Поручик Шереметевский

Судебный следователь Н. Соколов

С подлинным верно.

Судебный следователь по особо важным делам Н. Соколов