Никандров Н. Н. Письмо Янтареву Е. Л., 21 ноября 1907 г. Гомель

486

№ 15

<1907. 21 ноября. Гомель>

Ефим! Дорогой мой! В Москву! 22 декабря выезжаю в Москву! Ты, разбив мою «Жар-птицу»⁴⁸ (кажется, так?), думал убить и меня? Черта с два! Не запугаешь! Не на такого напал!

Ты улыбаешься и спрашиваешь, зачем я еду в Москву? Изволь — еду писать очерки, рассказы, повести, романы, драмы и комедии. Еду издавать свои толстые и тонкие книги, свои! Том за томом своих произведений, своих! «Я чувствую, что я могу!» Чем я рискую? Ничем! А между тем... «даль-то, даль как хороша!» Чувствую в себе движение силы, какой-то неведомой и непочатой, огромной, необоримой! Развернусь вовсю, разворочаю вокруг себя жизнь, уже смердящую гниением!

И не бойся меня, моего появления в Москве, Ефим. Я тебе не помешаю, и ты мне не помешаешь (одно из ручательств того — дверной замок, холодный, неумолимый, бессовестный замок).

Ежели будет на то твое согласие — помоги мне приискать комнатёшку в живом месте, по возможности в громадн<ом> доме, тысяч в полтораста жителей, дабы мне было из чего «выбрать» достойнейших и уявить их в своих «томах» на удивление мира. Я хочу комнату небольшую и уютную, тихую и сокрытую, просто и скудно обставленную, сухую и теплополую. День-два поищу с тобой комнату и потом «сяду». Сяду и как сяду! Не приходи тогда ко мне, Ефим! Забудь, что есть такой на свете, такой, что где-то сидит года, десятки лет и пишет, пишет, пишет.

Я могуч, я богат, я лучист! «Я высок, я стою на столе!» Смотри, Ефим, выбирай полы теплые, а то ведь без движения придется сидеть сутками, и ноги померзнут и вправду придется сидеть на столе. Слышишь, чтоб были полы теплые! Говорят, на Покровке есть знаменитый дом Обидиной...

Боже, как хорошо, как легостно тем, которые чувствуют, что могут! Повторяю, Ефим, по поводу «Жар-птицы» — не ззапугаешь!

Целую. Пиши. Твой Влад.

Гомель. Болотовская ул. д. Чистякова. № 19. В. П. [Снопковский]