Когда предметом празднования становятся события, как в первых двух случаях, датировать их обычно не представляет сложности. Иное дело, если речь идет об исторических процессах, к каковым относится возникновение государственности. Здесь любая точная дата будет условной, всего лишь маркирующей более или менее важное опять-таки событие, оказавшее воздействие на процесс политогенеза. Что касается начала русской государственности1, то дат, связанных с теми или иными событиями на пути государствообразования, может быть отмечено несколько.
Самая ранняя из них — 839 год. Под этой датой франкские Бертинские анналы сообщают, что ко двору императора франков Людовика Благочестивого прибыло посольство от византийского императора Феофила, а с ним — люди, пришедшие ранее послами в Константинополь от «хакана» (chacanus) народа (gens) «Рос» (Rhos). Выяснение личностей послов, предпринятое по инициативе Людовика, позволило установить, что они являлись по происхождению «свеонами» (выходцами из Средней Швеции — Свеаланда)2. Таким образом, уже в конце 830-х гг. фиксируется некое образование под именем «Русь»3, чей правитель носил восточный по происхождению титул «хакан» (каган). Однако где располагалась эта Русь — остается неясным: источник не содержит данных о ее локализации. Исследователями предлагались в качестве возможного местонахождения и Среднее Поднепровье, и Поволховье (район будущего Новгорода), и Верхнее Поволжье4. Высказывались даже мнения, что посольство было отправлено из Скандинавии или что каган, упоминаемый в источнике, — это правитель не Руси, а Хазарии (и следовательно, речь идет не о политическом образовании под названием Русь, а об отдельных скандинавах, называвших себя русью и служивших хазарскому кагану). Две последние трактовки маловероятны5, но в любом случае локализация Руси, упомянутой в Бертинских анналах, остается спорной; неизвестно и имя ее правителя. Тем не менее 839 год — это дата первого упоминания Руси в дошедших до нас источниках и свидетельство о дипломатических контактах этого политического образования с двумя крупнейшими европейскими государствами раннего Средневековья — Византийской и Франкской империями.
Следующая дата — 860 год, когда войско руси (греч. ‘Ρϖς) на 200 судах совершило нападение на Константинополь — столицу Византийской империи. Это событие имеет точную датировку (июнь 860 г.), но, как и в случае с известием Бертинских анналов, неясна локализация того политического образования, из которого было совершено нападение. В качестве версий в историографии назывались Среднее Поднепровье, Поволховье, Северное Причерноморье. Высказывалась даже экзотическая точка зрения, что поход совершили норманны, пришедшие не с севера, из Восточной Европы, а с юга — из Средиземного моря6. Неизвестны и имена предводителей Руси7. Кроме того, военное нападение нет оснований расценивать как ключевое событие в процессе становления государственности, тем более что это был не первый поход в византийские владения: «Житие Георгия Амастридского», созданное не позднее 842 г., говорит о нападениях русских на малоазийское побережье империи8.
Далее идет 862 (6370 от Сотворения мира) год, под которым в «Повести временных лет» рассказывается о приглашении на княжение славянскими группировками севера Восточной Европы — словенами и кривичами, а также их финноязычными соседями (чудью) «из-за моря» варяга Рюрика. Минусом этой даты является ее неточность. Датировки событий IX столетия в «Повести временных лет», памятнике начала XII в., реконструировались летописцами с опорой на отрывочные данные, заимствованные из греческих хроник9. В предшествовавшем «Повести временных лет» так называемом Начальном своде конца XI в., чей текст донесен Новгородской первой летописью младшего извода, о приходе Рюрика говорится под 6362 (854) г.10
Наконец, завершает ряд 882 (6390) год — дата, под которой в «Повести временных лет» рассказывается о захвате преемником Рюрика Олегом Киева11. Эта дата также искусственна, как и 862 год (Начальный свод о занятии Киева говорит под тем же 854 г., что и о призвании Рюрика12). Но само событие весьма существенно: в результате него были объединены два протогосударственных образования восточных славян — северное с центром в Новгороде и южное со столицей в Киеве; благодаря этому была создана своего рода ось государственной территории Руси, вытянутая с севера на юг по Восточноевропейской равнине, вдоль торгового пути «из варяг в греки».
В историографии дореволюционного периода главной вехой в процессе государствообразования на Руси считался 862 год. Именно в 1862 г. в стране отмечали 1000-летие России. Долгое время появление династии фактически приравнивалось к появлению государства. Однако со второй половины XIX столетия все более стало набирать силу представление, что корни государственности восходят к «дорюриковой» эпохе, к развитию местного славянского общества13. Такое представление еще более укрепилось в советский период, когда возникновение государства стали связывать с появлением деления общества на классы. Случившееся в 862, по «Повести временных лет», году стало рассматриваться как всего лишь эпизод в длительном процессе.
В умалении значения этого события в историографии советской эпохи сыграл роль и тот факт, что рассмотрение проблемы возникновения русской государственности всегда было тесно увязано с дискуссией по так называемому варяжскому вопросу. Со времени становления в России истории как науки (XVIII в.) шел спор о том, кем были летописные «варяги» — иноземцы «из-за моря», к которым принадлежал родоначальник древнерусской княжеской династии Рюрик. Тех, кто считал, что они были скандинавами (норманнами, по западноевропейской терминологии раннего Средневековья), принято именовать «норманистами», тех, кто это отрицал, — «антинорманистами». При этом среди антинорманистов были сторонники отождествления варягов с разными народами (западными славянами, финнами, балтами и т.д.)14.
К концу XIX — началу XX в. дискуссия практически прекратилась. Причиной этого было в первую очередь накопление научных знаний, особенно в области археологии и лингвистики. К тому времени начались археологические исследования русских древностей, и они показали, что на территории Руси в конце IX–X в. присутствовали тяжеловооруженные воины скандинавского происхождения. Это коррелировало с известиями письменных источников, летописей, согласно которым иноземными воинами-дружинниками русских князей были варяги. С другой стороны, лингвистические изыскания установили скандинавскую природу имен первых русских князей (Рюрика, Олега, сына Рюрика Игоря, его жены Ольги) и многих лиц из их окружения первой половины X в. (упоминаемых в летописных текстах и во включенных в «Повесть временных лет» текстах договоров Олега и Игоря с Византией). Из этого естественно следовал вывод, что носители этих имен имели скандинавское, а не какое-то иное происхождение15. Тем не менее в XX в. дискуссия по варяжскому вопросу продолжилась, но совсем в ином ключе. Антинорманизм советской историографии не имел ничего общего с прежним, дореволюционным антинорманизмом. Историки советской эпохи признавали, что варяги — это норманны, но отрицали тезис о создании ими Древнерусского государства (противостоя в этом как старым норманистам, так и старым антинорманистам). В таком контексте появление в Восточной Европе Рюрика рассматривалось как не слишком значительное событие. Как более важная дата обычно рассматривался 882 год — объединение под единой властью Киева и Новгорода16.
Вместе с тем несомненно, что летописцы конца XI — начала XII в. отводили приходу в Восточную Европу Рюрика ключевое место в своем повествовании. С него брала начало династия, обладавшая в эпоху, когда работали авторы Начального свода и «Повести временных лет», монополией на власть на Руси. Согласно Начальному своду, со времен Рюрика и его братьев «прозвашася Русь», а по «Повести временных лет» именно Рюрик и пришедшие с ним варяги первоначально назывались русью, то есть именно они принесли это название, ставшее затем наименованием народа и государства восточных славян, в Восточную Европу17. По версии Начального свода и одной из редакций «Повести временных лет», Рюрик сразу же стал князем в Новгороде, по версии другой редакции «Повести» он сначала сел на княжение в Ладоге, а через два года основал Новгород и перебрался туда.
Во времена Кия, Щека и Хорива новгородские люди, называемые словене, кривичи и меря, имели свои волости: словене свою, кривичи свою, меря свою; каждый владел своим родом, а чудь — своим родом. И давали дань варягам от мужа по беличьей шкурке; а те [варяги], что бывали у них, творили насилие словенам, кривичам, мере и чуди. И восстали словене, кривичи, меря и чудь против варягов, и изгнали их за море; и начали сами собой владеть и города строить. И стали воевать между собой, и была между ними большая война и усобица, и поднялся город против города, и не было у них законного порядка. И решили: «Поищем князя, который бы владел нами и управлял нами на основе закона и договора». Пошли за море к варягам и сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка у нас нет; пойдите к нам княжить и владеть нами». Вызвались три брата с родами своими, взяли с собой многочисленную и превосходную дружину и пришли к Новгороду. Старейший сел в Новгороде, имя ему было Рюрик; второй — на Белоозере, Синеус; а третий — в Изборске, имя ему Трувор. И со времени тех варягов-пришельцев стала прозываться Русь, с их времени известна Русская земля; и есть до нынешнего дня новгородские люди, происходящие от варягов. Через два года умерли Синеус и брат его Трувор, и Рюрик взял власть один, [наследовал] власть обоих своих братьев и стал владеть один.
В год 6367 (859). Варяги, приходящие из заморья, взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и со всех кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей, брали по белой шкурке белки от дома. <…>
В год 6370 (862). Изгнали варягов за море и не дали им дани. И начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие [варяги] называются шведы, а другие норвежцы, [а другие] англичане, а еще иные готы, — вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли сначала к словенам, и построили город Ладогу, и сел старший, Рюрик, в Ладоге, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор и принял всю власть один Рюрик. И пришел к [озеру] Ильменю, и построил город над Волховом, и назвали его Новгород, и сел тут, княжа и раздавая мужам своим города — тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах — пришельцы, а первоначальное население в Новгороде — словене, в Полоцке — кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере — весь, в Муроме — мурома. И над всеми ими властвовал Рюрик.
Традиционно описанное в приведенных летописных фрагментах событие обозначается как «призвание варягов», но такая его характеристика, мягко говоря, неточна.
Летописный сюжет записан много позже самого события (не ранее конца X в.19), но серьезных оснований предполагать в нем литературный вымысел нет. В тексте присутствует определенное противоречие: сначала некие варяги, взимавшие дань со словен и их соседей, были изгнаны, но обратились изгнавшие с приглашением прийти к ним на княжение все равно к варягам. В «Повести временных лет» это противоречие практически снято благодаря вставке («к руси; сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, анъгляне, инѣи и готе, тако и си»), разъясняющей, что варяги бывали разные (из чего читатель мог заключить, что пригласили князя не от тех варягов, которых изгнали). Но в наиболее раннем дошедшем варианте сюжета — в Начальном своде — и изгнанные, и те, от кого пригласили князя, названы просто «варягами», и читатель был вправе предполагать, что обратились к тем, кого только что изгоняли. Очевидно, и «изгнанные», и «приглашенные» назывались «варягами» без уточнения в исходном варианте рассказа, передававшемся в течение конца IX–X столетий изустно, и летописец, первым записавший его, добросовестно зафиксировал это.
Каково же значение приглашения князя-варяга для дальнейшего хода процесса государствообразования в Восточной Европе? Правомерно ли сводить его только к появлению княжеской династии?
Явлением, предопределившим основы и характер древнерусской государственности, стало заселение Восточноевропейской равнины славянами20, которое являлось составной частью расселения славян в VI–VIII вв. на обширной территории Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы, в свою очередь представлявшего собой составную часть Великого переселения народов — грандиозного миграционного движения, охватившего Европу в I тыс. н.э. и полностью изменившего этническую и политическую карту континента. Славянское расселение предопределило, во-первых, территориальные пределы распространения древнерусской государственности: государство Русь сложилось в основном на территории, колонизованной славянами в VI–VIII вв.21, и только отчасти (на северо-востоке, в междуречье Оки и Волги) — на землях, где в IX–X столетиях еще преобладало дославянское, финно-угорское население (здесь славянская колонизация шла вместе с освоением территорий государственной властью). Во-вторых, именно расселение славян заложило главную экономическую основу древнерусской государственности — земледельческое хозяйство с преобладанием пашенного земледелия (дославянское население лесной зоны Восточной Европы — балты и финноугры — занималось в основном охотой и рыболовством)22. Несомненно, что в восточнославянском обществе складывались и политические предпосылки перехода к государственности.
Традиционная трактовка восточнославянского общества накануне образования государства как «племенного» не соответствует ни данным источников23, ни современным научным представлениям о политогенезе. В последние полвека на основе изучения общественного устройства народов, сохранивших архаический общественный строй до Нового времени, этнологи пришли к выводу, что племя не перерастает в государство. Между племенным и государственным устройством существовала особая стадия. Ее принято обозначать английским словом chiefdom, что обычно переводится на русский язык как «вождество». Главное отличие племени от вождества в том, что племя эгалитарно: в нем есть старейшины, но они не являются наследственной знатью. Напротив, вождество иерархично: в нем существуют знатные роды, в первую очередь род вождя. Именно от стадии вождеств следовал переход к государствообразованию24.
У славян племенная структура была сломана в ходе славянского расселения по Юго-Восточной, Центральной и Восточной Европе VI–VIII вв. Славянские догосударственные общности раннего Средневековья были новообразованиями, сложившимися в результате миграций, и с точки зрения современных представлений о политогенезе являлись вождествами25. Византийцы, представители наиболее развитой государственности тех времен, подметили территориально-политический характер славянских группировок и уже начиная с VII столетия именовали их преимущественно не терминами γένος и ἔθνος, указывающими на этническую общность, а термином, образованным от общеславянского самоназвания словѣне — «славинии» (Σκλαβηνία)26.
Формирование государства Русь шло практически одновременно со складыванием западнославянских государств — Чехии и Польши, в течение IX–X вв. Сходны были и характерные черты в формировании Древнерусского и западнославянских государств. И на Руси, и в Чехии, и в Польше ядром государственной территории становилась одна из «славиний», а соседние постепенно вовлекались в зависимость от ее правителей. Во всех названных странах основной «государствообразующей» силой была княжеская дружина. Везде наблюдается смена старых укрепленных поселений (градов) новыми, служившими опорой государственной власти27.
Тем не менее государство Русь по одному признаку выделяется из ряда других славянских государств. И у западных, и у южных славян сложилось по нескольку государств, а восточные славяне все оказались объединены в одном: данный факт, обычно воспринимаемый как само собой разумеющийся, в действительности является уникальным. Между тем для IX столетия у славян восточных можно говорить о нескольких центрах потенциального государствообразования: в Среднем Поднепровье (у полян), на севере Восточной Европы (у словен и их соседей), в землях северян, древлян, волынян, прикарпатских хорватов. Развитие вполне могло пойти таким образом, что на Восточноевропейской равнине образовалось бы и существовало несколько государственных образований (собственно, позже, с XII в., такая полицентричная система государств здесь сформировалась и просуществовала несколько столетий).
В этом свете роль Рюрика и пришедшего с ним контингента выглядит более существенной, чем только начало династии. Именно Рюрик и его преемники с их дружинами производили объединение «славиний» Восточной Европы (и некоторых неславянских общностей — мери, веси, муромы) под единой властью. Варяги, приходившие в Восточную Европу ранее, ограничивались установлением контроля над отдельными участками торговых путей: на севере — в Поволховье и Верхнем Поволжье, на юге — в земле полян (летописные Аскольд и Дир)28. Рюрик же после своего прихода установил на севере Восточноевропейской равнины более масштабную систему власти, в которой появился такой важный элемент (получивший развитие при последующих русских князьях), как управление территориями не через посредство местных правителей, а путем назначения наместников29 (в современной политической антропологии это признается одним из признаков перехода от «вождества» к государству). Олег объединил северные территории словен, кривичей и их финноязычных соседей с политическим образованием в Среднем Поднепровье и сделал данниками ряд «славиний» юга Восточной Европы (древлян, северян, радимичей)30. Сменивший его Игорь еще более расширил подвластную Киеву территорию на юге31. Позже Ольга непосредственно подчинила Киеву землю древлян32, Святослав покорил вятичей33, а Владимир к концу X столетия стал управлять всей Русью через наместников (сыновей), что знаменовало собой завершение формирования государственной территории34.
Таким образом, объединение осуществляли норманны по происхождению, но не любые, а варяжские князья, и тоже не всякие, а Рюрик и его преемники при помощи своих дружинных контингентов. Норманны, появлявшиеся на Руси в эпоху после прихода Рюрика, в течение X столетия, играли уже совершенно другую роль. Это были отряды викингов, нанимавшиеся русскими князьями для внешних войн. Часть таких варягов погибала в походах, часть возвращалась на родину35, часть оседала на Руси, пополняя дружинный слой. Ничего принципиально «государствообразующего» эти варяги внести не могли, поскольку деятельность их была подчинена интересам русских князей.
Следовательно, Рюрик и его люди сыграли в процессе государствообразования немаловажную роль: с ними появилась (и была закреплена деятельностью их потомков) тенденция к формированию крупного государства, объединившего все восточнославянские территории. Проблема здесь в том, что у скандинавов той эпохи тенденций к формированию такого рода государств не прослеживается. В Норвегии объединение областей в единое королевство исследователи датируют концом IX — началом X в., но в течение всего X и начала XI столетия это единство было непрочным. Образование единого государства в Дании относят к середине X в. Что же касается Швеции (откуда, судя по археологическим данным, происходило большинство приходивших в Восточную Европу «варягов»), то здесь формирование государства датируют в лучшем случае концом X — началом XI в., а некоторые ученые считают возможным относить его и вовсе только к XII столетию36. Между тем на Руси уже к 940-м гг. сложилась политическая система, охватывающая огромную территорию — от Невы и Ладожского озера до днепровских порогов; под непосредственной властью киевских князей были территории полян, словен, части кривичей, их верховенство признавали еще сохранявшие собственных князей «славинии» древлян, дреговичей, северян, лендзян, радимичей, уличей, другой части кривичей37. Подчинение всей восточнославянской территории было завершено киевскими князьями к концу X в., но уже к середине этого столетия они контролировали территорию, несопоставимую по масштабам с владениями каких-либо скандинавских конунгов. Что касается стран, куда норманны уходили в ходе «движения викингов», то там, где они осуществляли экспансию на земли народов, не имевших еще сложившейся государственности, не появлялось не только крупных, но вообще никаких государств: викинги не создали государств ни в Ирландии, ни в земле пруссов (между низовьями Вислы и Немана), ни в Восточной Прибалтике.
Получается, что ни восточные славяне, ни норманны не имели таких «государствообразовательных потенций», которые позволили бы создать то сверхкрупное государство, которое мы видим на карте Восточной Европы к середине X столетия. При этом, вновь обращаясь к южным и западным славянам, надо отметить, что их государственность возникала под влиянием развитой государственности соседей: у южных славян — византийской и (для Хорватии) франкской, у западных — франкской. Для Руси же, где было создано намного более крупное государство, и практически без «запаздывания» по времени появления, таких влияний не просматривается. Византия находилась в отдалении, ее влияние проявится позже (и главным образом в культурной сфере). Еще более отдалена (и отделена западнославянскими землями) была от восточных славян империя франков. Остается норманнское влияние, но норманны сами не имели еще государственности… Исследователи вынуждены вращаться в замкнутом кругу: те, кто скажет, что государство создано восточными славянами при некотором участии норманнов, встретят аргумент, что у славян не было тенденций к формированию столь масштабных государств; те, кто станет утверждать, что Русь была создана норманнами при некотором участии восточных славян, получат аргумент, что таких тенденций не было у норманнов, и вообще они не могли быть носителями государственности, поскольку сами еще находились на догосударственной стадии развития.
Для ответа на вопрос, с чем могла быть связана особая роль варяжского контингента во главе с Рюриком и его потомков в установлении той масштабной системы властвования в Восточной Европе, которая сложилась в течение конца IX–X в., необходимо мобилизовать те скудные данные, которые имеются в источниках об этой группировке.
«Повесть временных лет» помещает Рюрика и его людей (первоначальную русь, по мнению летописца) в определенный географический контекст, в ряду с другими «варягами» — свеями (шведами), урманами (норвежцами), готами (жителями острова Готланд в Балтийском море) и англянами (англичанами)38. Фактически русь названа на месте данов (датчан), которые не упомянуты, несмотря на то что на Руси в начале XII столетия (во время составления «Повести временных лет») их хорошо знали. То есть в представлении летописца Рюрик и его люди были данами39. Вероятно, информация о датском происхождении родоначальника русской княжеской династии была получена в 1116 г. (незадолго до создания редакции «Повести временных лет», в которой русь была поставлена на место данов), в ходе посольства в Данию, связанного с заключением брака между дочерью новгородского князя Мстислава Владимировича (сына киевского князя Владимира Мономаха) Ингибьорг и датским герцогом Кнутом Лавардом. В Дании хорошо помнили тезку и современника Рюрика — одного из видных предводителей датских викингов в середине IX столетия Рёрика, и скорее всего, эти персонажи были в результате разысканий, предпринятых русской стороной во время визита 1116 г., отождествлены40.
Косвенным свидетельством в пользу «датской» версии происхождения Рюрика является упоминание о предшествовавшем его приглашению изгнании варягов, бравших дань со словен и их соседей. Варягами, взимавшими дань, были скорее всего викинги из Средней Швеции — Свеаланда, области Скандинавии, наиболее близкой к региону Поволховья и Приладожья. Следовательно, маловероятно, чтобы князя стали приглашать от тех же варягов, которых изгнали. Соответственно, приглашение предводителя «других» варягов — датских — было бы вполне логичным41.
Из скандинавских народов именно даны в IX столетии наиболее тесно контактировали с тогдашним центром цивилизации Западной Европы — Франкской империей и государствами — ее наследниками. В связи с этим примечательно соотнесение руси с франками, имеющее место в двух византийских хрониках середины X в., где встречаются определения руси как происходящей «от рода франков» — ἐκ γένους τῶν Φράγγων. Это Хроника продолжателя Феофана и Хроника Симеона Логофета в двух (из трех известных) ее редакциях — Хронике Георгия Амартола (c продолжением) по ватиканскому списку и Хронике Псевдо-Симеона.
Анализ этих сообщений42 привел к следующим выводам: 1) они были записаны в середине 940-х гг. (до 948 г.); 2) тезис о тождестве руси и франков исходил от русских; 3) его выдвижение было, скорее всего, связано с планами правительницы Руси (с 945 г.) княгини Ольги заключить династический брак с византийским императорским домом, который, по традиции, соблюдал запрет на заключение матримониальных союзов со всеми иноземцами, кроме франков.
Под происхождением от франков вовсе не обязательно подразумевалось происхождение всей руси в смысле всего населения, подвластного русским князьям: речь могла идти о правящей верхушке, наиболее политически активной части общества, которая в средневековых представлениях была главным носителем этнонима. Между тем в Византии в ту эпоху
«франками» называли жителей государств, сложившихся на месте империи Карла Великого и его потомков (безотносительно их этнической принадлежности)43. То есть если допускать, что отождествление руси с франками, зафиксированное в византийских хрониках середины X в., имело какую-то основу в реальности, то такой основой могло быть пребывание предков русских князей и лиц из их окружения во владениях Каролингов, которое давало им возможность выводить себя «от франков» в широком смысле этого понятия, принятом в то время в Византии.
Итак, надо признать, что к объединению всех восточных славян в единое государство привело воздействие норманнов. Но, во-первых, не всех викингов, приходивших на территорию Руси в течение IX–X вв., а только одного контингента — дружины Рюрика (позже возглавленной Олегом). Вовторых же — и главное, — этот контингент, скорее всего, был норманнским больше по названию, чем по сути. Его представители, видимо, относились к наиболее «франкизированной» на тот момент группировке выходцев из Скандинавии44. Они должны были являться в большей мере носителями традиций франкской государственности, чем скандинавских общественных порядков. Их воздействие следует в таком случае считать не норманнским, а франкским, только «перенесенным» лицами скандинавского происхождения. По существу это было воздействие франкской государственности на процессы государствообразования у восточных славян. То есть имело место обычное в истории влияние развитой цивилизации на формирующуюся. В последнее время исследователи разных стран все более обращают внимание на воздействие франкского общества на политическое развитие скандинавов и западных славян в раннее Средневековье, приходя к выводу о значительной роли контактов с франками в образовании государств в Центральной и Северной Европе45. Сказанное выше позволяет высказать предположение, что и восточные славяне не оказались в стороне от такого воздействия: специфика состояла в том, что в данном случае оно исходило не от непосредственных соседей — имел место переход его носителей на значительное расстояние и интеграция в местное общество. Такое предположение позволяет объяснить, почему образование государства у восточных славян, более географически удаленных от тогдашних центров цивилизации, чем славяне западные, происходило практически без отставания в темпах в сравнению с последними.
-----------------------------------------------------------------------------------
1 Термин «русский» здесь и ниже употребляется в «средневековом» смысле (восточно-славянский).
2 Annales Bertiniani. Hannoverae. 1883. А. 839. P. 19–20.
3 Rhos является латинской передачей византийской транскрипции названия «Русь» — ‘Ρϖς.
4 См.: Петрухин В.Я. Варяги и хазары в истории Руси // Этнографическое обозрение. 1993. № 6; Прицак О. Похождення Русi. Київ, 1997. С. 99; Франклин С., Шепард Дж. Начало Руси. 750–1250. М., 2000. С. 55–68; Zukerman C. Deux étapes de la formation de l’ancien État russe // Les centres proto-urbains russes entre Scandinavie, Byzance et Orient. Paris, 2000. P. 95–114; Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 42–43; Schramm G. Altrusslands Anfang. Freiburg, 2002. S. 182–185.
5 См.: Коновалова И.Г. О возможных источниках заимствования титула «каган» в Древней Руси // Славяне и их соседи. Вып. 10: Славяне и кочевой мир. М., 2001. С. 113–115.
6 Источники и обзор мнений см.: Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы. 2000 г. М., 2003.
7 «Повесть временных лет» (начало XII в.) приписывает руководство похода киевским князьям Аскольду и Диру, но их упоминание является домыслом летописца, будучи вставкой в текст о нападении, взятый из византийских хроник: Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 1: Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 21–22; Т. 2: Ипатьевская летопись. М., 2001. Стб. 15. В более раннем летописном памятнике, т.н. Начальном своде конца XI в., имена предводителей еще не названы (см.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 105).
8 См.: Бибиков М.В. Byzantinorossica: Свод византийских свидетельств о Руси. II. М., 2009. С. 135–137.
9 См.: Лурье Я.С. Россия Древняя и Россия Новая. СПб., 1997. С. 56–99.
10 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 105–106.
11 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 22–24; Т. 2. Стб. 16–17.
12 Новгородская первая летопись. С. 107.
13 См., напр.: Ключевский В.О. Соч. Т. 1. М., 1987. С. 143–162.
14 См. об этом: Шаскольский И.П. Антинорманизм и его судьбы // Генезис и развитие феодализма в России. Вып. 7: Проблемы историографии. Л., 1983.
15 В последнее время предпринимаются попытки реанимации «старого антинорманизма» — тезиса, что варяги не были норманнами (см.: Сб. Русского исторического общества. Т. 8 (156). М., 2003). Между тем в течение XX столетия был накоплен значительный материал (в первую очередь археологический), оставляющий ныне намного меньше сомнений в тождестве варягов и норманнов, чем на рубеже XIX–XX вв. (а точнее, не оставляющий никаких сомнений). На территории Руси зафиксированы многочисленные погребения конца IX–X в., захороненные в которых люди были выходцами из Скандинавии (об этом говорит сходство погребального обряда и инвентаря с теми, которые известны из раскопок в самих скандинавских странах). Они обнаружены и на севере Руси (район Поволховья — Приладожья), и на Верхнем Днепре (район Смоленска), и в Среднем Поднепровье (район Киева и Чернигова), то есть там, где располагались главные центры формирующегося государства. По своему социальному статусу эти люди были в значительной своей части знатными воинами, дружинниками (см.: Древняя Русь: город, замок, село. М., 1985. С. 391–393, 405–407; Мурашева В.В. «Путь из ободрит в греки…»: археологический комментарий по варяжскому вопросу// Российская история. 2009. № 4.). Чтобы отрицать в такой ситуации «норманнство» летописных варягов (а летописи этим термином — «варяги» — именуют как раз дружинников иноземного происхождения), надо допускать невероятное: что о воинах — выходцах из Скандинавии, от которых остались археологические свидетельства их пребывания в Восточной Европе, письменные источники умолчали, и наоборот — те иноземные дружинники (не-скандинавы), которые в летописях упоминаются под именем «варягов», почему-то не оставили следов в материалах археологии.
16 См., напр.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 450–454.
17 См.: Горский А.А. Русь: от славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 38–42.
18 Тексты рассказа о приглашении Рюрика из Начального свода и двух редакций «Повести временных лет» на языке оригинала см. в настоящем номере журнала в материале «Приглашение Рюрика на княжение в памятниках древнерусского Начального летописания».
19 Это наиболее ранняя датировка гипотетического древнейшего летописного памятника (см.: Гиппиус А.А. История и структура оригинального древнерусского текста (XI–XIV вв.). Автореф. докт. дисс. М., 2006. С. 20–26).
20 См. о нем: Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982; Он же. Славяне в раннем Средневековье. М., 1995; Он же. Славяне: историко-археологическое исследование. М., 2002.
21 Ранее VI столетия славяне обитали, по-видимому, только на юго-западе будущей территории Руси — между Средним Днепром и Восточным Прикарпатьем.
22 См.: Древняя Русь: город, замок, село. С. 219–242.
23 Восточнославянские догосударственные общности (поляне, древляне, дреговичи, вятичи и др.) ни в одном источнике ни разу не именуются «племенами».
24 См.: Альтернативные пути к цивилизации. М., 2000.
25 См.: Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 160–177; Горский А.А. Русь. С. 10–14; Он же. К вопросу об уровне развития восточнославянского общества накануне образования государства Русь // Восточная Европа в древности и Средневековье. Ранние государства Европы и Азии: проблемы политогенеза. XXIII чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 2011.
26 См.: Литаврин Г.Г. Славинии VII–IX вв. — социально-политические организации славян// Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. Этот термин прилагался к группировкам не только балканских славян, но также западных и восточных. Так, император Византии Константин VII Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей» (середина X в.), говоря о зависимых от киевских князей восточнославянских группировках, определяет их как «славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев» (то есть древлян, дреговичей, кривичей и северян, см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44–45, 50–51; ср. у него же употребление того же понятия применительно к общностям западных славян: Там же. С. 107–109).
27 См.: Łowmiański H. Początki Polski. T. 4. Warszawa, 1970. S. 445–493; T. 5. Warszawa, 1973. S. 310–504; Флоря Б.Н. Формирование чешской раннефеодальной государственности и судьбы самосознания племен Чешской долины // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 108–111, 117–119; Он же. Государственная собственность и централизованная эксплуатация в западнославянских странах в эпоху раннего феодализма // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм). М., 1988; Тржештик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего Средневековья // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987; Жемличка П., Марсина Р. Возникновение и развитие раннефеодальных централизованных монархий в Центральной Европе (Чехия, Польша, Венгрия) // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI–XII вв. ). М., 1991; Горский А.А. Русь. С. 46–48, 87–94, 108–111.
28 Новгородская первая летопись. С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 19–21;. Т. 2. Стб. 15–17.
29 Новгородская первая летопись. С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 20; Т. 2. Стб. 14.
30 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23–24; Т. 2. Стб. 16–17.
31 Новгородская первая летопись. С. 109–110; Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 44–45, 50–51, 156–157.
32 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54–60; Т. 2. Стб. 43–48.
33 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 65; Т. 2. Стб. 53.
34 ПСРЛ. Т. 1. 81–84, 121; Т. 2. Стб. 69–71, 105–106; см. также: Горский А.А. Русь. С. 58–76.
35 См.: Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. М., 1985.
36 См.: Роэсдаль Э. Мир викингов. СПб., 2001. С. 59–70; Андрощук Ф.А. От Рагнара Лодброка до Видгаутра (о датских и шведских контактах сембов и куршей в эпоху викингов и в раннем Средневековье) // Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения Анны Мачинской. СПб., 2004. С. 113.
37 См.: Горский А.А. Русь. С. 58–75.
38 Такое расположение руси присутствует не только в статье 862 г., но и в вводной (недатированной) части «Повести временных лет», где помещен перечень народов Северной и Западной Европы: «…свеи, урмане, готѣ, русь, агляне…» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 4).
39 См.: Горский А.А. Повесть временных лет о руси Рюрика // Исторический журнал: научные исследования. 2011. № 6 (6). С. 17–20.
41 Ср.: Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Варяги и Русь // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 193–194; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII в. СПб., 2003. С. 109.
42 Горский А.А. Русь «от рода франков» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32).
43 Поэтому определение «от рода франков» не может быть указанием на норманнское происхождение руси — скандинавы в население владений Каролингов не входили.
44 Если верно отождествление Рюрика с Рёриком, представителем рода датских конунгов (впервые сделанное, как говорилось выше, скорее всего при составлении «Повести временных лет»), то близость его и его людей к франкам неудивительна: Рёрик около 40 лет провел на франкской территории, послужив пятерым императорам и королям (новейшую сводку данных о Рёрике см.: Пчелов Е.В. Рюрик. М., 2010. С. 134–156). Возглавляемый им контингент во второй половине IX столетия был испытавшим наибольшее франкское влияние среди всех норманнов.
45 См.: Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Formation in Early Medieval Europe. Brepols, 2008.