Террор и Смута в Российской империи

Смута спускалась сверху вниз. Власть неадекватно реагировала на меняющуюся ситуацию, не проводила необходимые реформы. Нарушилась координация между подразделениями государственного аппарата. Местные власти вынуждались действовать на свой страх и риск. Вот как это происходило в Москве. Московский комитет партии эсеров назначил на 5 декабря 1904 г. демонстрацию. Первую в древней столице. Организаторы планировали подпоить рабочих водкой (для этой цели сын миллионера Фундаминского выдал две тысячи рублей), вооружить их железными прутьями, выбить стекла дома генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, а обер-полицмейстера Д.Ф. Трепова «обязательно укокошить». Своих намерений они не таили. В прокламациях, распространенных в первые дни декабря, угрожали убить Сергея Александровича и Трепова, если те применят силу против демонстрантов. Начальник Московского охранного отделения полковник Ратко обратился к директору Департамента полиции Лопухину и министру внутренних дел Святополк-Мирскому с просьбой разрешить провести превентивные аресты организаторов демонстрации. Лопухин посоветовал действовать по собственному разумению, а министр, объявивший «эпоху доверия», не удосужился ответом В растерянности Ратко обратился к известному деятелю политического сыска Зубатову: «Дорогой Сергей Васильевич, – писал он, – я совершенно одинок, приезжайте завтра к вечеру и помогите мне трезвым умом и Вашей опытностью». Зубатов, который в это время находился в ссылке во Владимире, не приехал и не помог. 5 декабря 1904 г. участники демонстрации с железными прутьями в руках собрались на Страстной площади, выкинули красный флаг и с пением «Марсельезы» двинулись по Тверской улице к дому генерал-губернатора. Рабочих, главным образом с Прохоровской мануфактуры, было не более 40 человек, преобладала учащаяся молодежь и интеллигенты. Полицейские и конные жандармы, которые были сконцентрированы неподалеку, окружили и разогнали демонстрантов2.

Комитет партии эсеров деятельно принялся за подготовку покушений, но вынужден был отойти в сторону, поскольку в дело вмешалась Боевая организация. 4 февраля 1905 г. И.П. Каляев бомбой убил великого

В.П. Карпович

князя. На жизнь Трепова покушались пять раз. При этом в одном из покушений участвовала его племянница. В конце концов генерал скончался от разрыва сердца. Святополк-Мирский и Лопухин избежали мести революционеров. Первый, с позором лишенный поста, был чрезвычайно рад тому, что остался жив. Второй после отставки оказывал услуги революционерам, за что поплатился четырехлетней ссылкой.

Индивидуальный политический террор явился индикатором Смуты начала XX в. После убийства императора Александра II и разгрома «Народной воли» революционеры долгое время были не в состоянии интенсивно готовить и совершать убийства государственных деятелей. Одни из них склонялись к мнению, что индивидуальный террор – дело будущего, другие полагали, что на смену ему грядет массовый террор. Отшатнулось от террористов либеральное оппозиционное общество, без моральной санкции и материальной поддержки которого они были обречены на прозябание. Тем не менее и в конце XIX – начале XX вв. находились адепты индивидуального террора, хотя их было немного.

В 1887 г. «Террористическая фракция «Народной воли» намеревалась покончить с Александром III. В 1895 г. член петербургской группы народовольцев архитектор В.Н. Курицын, рассматривая вместе с супругами Еримеевыми созданный им проект церкви Кирасирского полка, промолвил, что было бы хорошо во время освящения, на котором будут присутствовать император, придворные и другие сановники, взорвать церковь. И добавил: «<...> ничего, что вместе с государем погибнут частные лица, так как где рубят лес, там и щепки летят». Присутствующие с ним полностью солидаризировались3. В конце 1890-х гг. В.Л. Бурцев в статье журнала «Народоволец» проповедовал «бомбизм». Революционеры в большинстве своем в эти годы к проповеди террора относились с опаской. Поворот наметился в начале XX в.

14 февраля 1901 г. внебрачный сын дворянина-землевладельца П.В. Карпович, дважды исключавшийся из университетов, смертельно ранил министра народного просвещения, профессора Н.П. Боголепова. Это было первое политическое убийство XX в. 21 января 1902 г. акцизный чиновник В.В. Михалевский пытался ножом убить московского обер-полицмейстера Д.Ф. Трепова. Статистик самарской земской управы Н. Лаговской в ночь на 9 марта 1902 г. стрелял в окно оберпрокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева. 18 марта 1902 г. на жизнь Д.Ф. Трепова покушалась Е.А. Алларт.

История была характерной. Алларт, участницу студенческих волнений 9 февраля 1902 г., арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму на 13 дней. Там, как записано в протоколе допроса, ей «явилась мысль отомстить обер-полицмейстеру». Выпущенная из-под стражи, она явилась к нему на прием, прихватив с собой позаимствованный у брата револьвер. Совершить задуманное не удалось: револьвер дал осечку. Террористку арестовали. Во время допроса маленькая, черненькая, нервная девица вела себя вызывающе, хлопала дверями, дерзила. Доведенный до белого каления следователь А.И. Спиридович настаивал на усилении наказания. Однако Д.Ф. Трепов, получив от ее сестры О.А. Алларт «слезницу с приложением свидетельства невропатолога, умягчился докторским свидетельством» и велел взять преступницу на поруки4. Когда ЕА. Алларт после покушения на Трепова вывели во двор, городовые, боготворившие благодушного генерала, набросились на нее. От расправы девушку спас ротмистр А.И. Войлошников. В декабре 1905 г. революционеры расстреляли его на глазах семьи. «Такие акты справедливого народного возмездия поднимали революционное настроение масс и способствовали их боевому сплочению», – замечали по этому поводу авторы нерядового советского исследования5.

Карпович и другие террористы предстали в глазах революционеров и оппозиционно настроенных либералов в образе героев. Их прославляли. Террор распространялся по всей стране. В 1903 г. органы политического сыска зафиксировали покушения разного рода в 68 губерниях6. Это был один из симптомов возбужденного состояния известной части населения. Жертвами политического террора с 1901 по 1911 г. стали около 17 тысяч человек. Пик террористической вакханалии пришелся на 1905–1907 гг., когда Смута охватила низы: было убито и ранено более 9 тысяч человек, в большинстве – сотрудники государственного аппарата, начиная от министров, генерал-губернаторов и генералов до городовых и стражников. «Каждый божий день – по нескольку убийств, то бомбой, то из револьверов, то ножом и всякими орудиями; бьют и бьют, чем попало и кого попало, – ужасался начальник наружного отделения Департамента полиции Е.П. Медников..., – Надо удивляться, как еще не всех перестреляли нас»7.

Наибольшее число покушений приходилось на Петербург, Кавказ и 17 губерний черты еврейской оседлости. В индивидуальном политическом терроре принимали участие революционные партии от анархистов до социал-демократов включительно, представители всех слоев населения: простолюдины, разночинцы, дворяне, а также дети аристократов, как, например, Т. Леонтьева; генералов – А.А. Измайлович; купцов-миллионеров – А.Р. Гоц. Велика была доля учащейся молодежи и интеллигенции. Чаще всего террористы – молодые люди.

Террористы из простонародья, как правило, имели начальное образование, из других страт – среднее и незаконченное высшее. В специализированных организациях политических объединений существенную долю составляли женщины.

У партийного политического индивидуального террора было интеллигентское лицо. Интеллигенция – явление, свойственное только русской действительности. Составляя часть интеллектуальной элиты, интеллигенция отличалась особым типом поведения и быта, физическим обликом и ментальностью. Она противополагала себя власти, ее институтам, идеологии, объекту служения, исповедовала атеизм. Интеллигенты-революционеры участвовали в покушениях, возглавляли объединения террористов, обеспечивали террор финансами, создавали ауру террора: эксплицитно положительную нравственную мотивацию «убийствам во имя свободы».

Систематический индивидуальный террор революционных политических организаций, несовместимый с основополагающими заповедями человеческой жизни, являлся реализацией установки «цель оправдывает средства» и вызывал специфический общественный резонанс. Террор, стимулируемый Смутой, в свою очередь, усиливал ее. Грань между политически мотивированными убийствами и уголовными преступлениями зачастую была размыта. Убийство или покушение на убийство для достижения определенных политических целей, будучи выражением предельного противостояния власти, опиралось на эксплицитно выраженную, мобилизующую мотивацию, основой которой была убежденность в бесчеловечности существующего строя. Власть воспринималась интеллигенцией как воплощение абсолютного зла. Любой представитель государственного аппарата, вне зависимости от того, занимал ли он пост министра или был городовым, априори считался злодеем, насильником народа, душителем свободы. Пожать руку жандарму означало осквернить себя, быть корреспондентом консервативного издания – покрыть себя несмываемым позором, стать изгоем в интеллигентской среде.

Несколько примеров. В июле 1906 г. был убит Самарский губернатор Блок. Убийца, эсер-террорист Григорий Фролов, спустя годы говорил «Что за человек был самарский губернатор и каково было его служебное поприще, я не знал; да это в то время было неважно: он был бы, вероятно, убит, если бы был даже самым лучшим губернатором»8. Ф.К. Качура, как тогда говорили, «сознательный рабочий», накануне покушения старательно записывал под диктовку главы Боевой организации партии эсеров ГА. Гершуни: «Считаю большим для себя счастьем отомстить царскому извергу и палачу, лютому врагу народа, деспоту» харьковскому генерал-губернатору И. Оболенскому9. Другой «сознательный рабочий» Е.О. Дулебов писал, также, по-видимому, под диктовку Гершуни: «Я считаю счастьем, что на мою долю выпало отомстить этому извергу», уфимскому губернатору Н.М. Богдановичу. В.В. Мазурин, бывший студент Московского университета, сокамерник и друг известного писателя Л.Н. Андреева, в 1906 г. нанимал лихачей и на ходу стрелял в полицейских, так как был уверен, что они «сволочи»10. Подобная мотивация была устойчивой лишь в силу явно выраженной отчужденности от власти не только интеллигенции, но и других социальных групп, которые считали террор морально оправданным, приветствовали его и поддерживали террористов материально.

Доминировал террор партии эсеров. Он выделялся систематичностью и организованностью. Покушения и убийства совершали многочисленные «боевые дружины», специализированные подразделения: Боевая организация, Центральный боевой отряд, областные боевые летучие отряды. Эсеровский террор инициировал «террористический ажиотаж». Эсеры, в этом преуспел В.М. Чернов, мотивировали террор адекватно ментальности антиправительственно настроенных слоев, сформулировали своего рода теорию террора. Исходный момент ее – «бесчеловечность», «изуверство» и т.п. «самодержавия и его слуг», которых во имя правды, свободы и светлого будущего должно покарать. На первый план выдвигались мотивы мести. Особо подчеркивалось значение террора как средства обороны от «царских изуверов», дезорганизации государственного механизма, возбуждения масс. Совокупный тираж апологетической эсеровской литературы – прокламаций, газетных статей, брошюр – во славу «героев», «отдавших жизнь за народ», «во имя светлого будущего», исчислялся многими миллионами. Типичный образчик – «Воспоминания террориста» Б.В. Савинкова, переизданные за последние полтора-два десятилетия бесчисленное количество раз.

2 апреля 1902 г. студент СВ. Балмашев, направляемый ГА. Гершуни, смертельно ранив министра внутренних дел Д.С. Сипягина, положил начало эсеровскому террору. Затем были совершены покушения на харьковского генерал-губернатора Оболенского, уфимского губернатора Богдановича, помощника пристава Кулишова, полковника Метленко. 15 июля 1904 г. бомбой, брошенной Егором Сазоновым, был убит министр внутренних дел В.К. Плеве. С 1902 г. по 1911 г. эсеры совершили 248 покушений, в том числе в 1905-1907 гг. – 233. Боевая организация партии была устроительницей 11 покушений. Жертвами эсеровского террора стали 42 сановника и почти 150 представителей средних и низших государственных служащих. Объектами нападений специализированных террористических отрядов чаще всего становились представители высшего и среднего эшелона государственного аппарата; местных «боевых дружин» – низшего эшелона. В Боевую организацию за все годы ее существования входило около 100 человек, в специализированные террористические отряды – приблизительно 300 человек. Всего в эсеровском терроре непосредственно участвовало до 2% членов партии11.

Б.В. Савинков

Террор стал кошмаром властей. Все крупнейшие представители власти, включая Николая II, премьер-министров, министров внутренних дел, постоянно интересовались Боевой и другими организациями террористов. Императора регулярно информировали о покушениях, о результатах следствия. По общему мнению, эффект, произведенный выстрелом Балмашева, был потрясающим. Власти не знали, что, как, откуда и почему. С осени 1902 г. в провинциальных губернских жандармских управлениях стали создаваться охранные отделения.

Особому отделу Департамента полиции придали функции органа по борьбе с революционным движением и террором в особенности. Огромное впечатление произвело убийство В.К. Плеве. «Строго посещает нас Господь гневом своим», – записывал Николай II. Были приняты чрезвычайные меры охраны императорской семьи, министров, высокопоставленных государственных деятелей. Их выезды совершались после консультаций с начальниками охранных отделений12.

Самарское Губернское жандармское управление в 1905 – начале 1906 гг. возглавлял генерал-майор И.И. Каратаев. Больше всего он думал.

Последствия взрыва дачи П.А. Столыпина на Апеткарском острове. 1906 г.

о пенсии. 29 июля 1906 г. эсеры бросили в помещение жандармского управления бомбу (которая, однако, не взорвалась), 31 июля раздались взрывы бомб за Волгой. Нервы генерала не выдержали. Он немедля поместил в газете объявление, что в связи с оставлением должности генерал-майором Каратаевым продаются дом и корова. Злополучное объявление произвело фурор. Директор департамента полиции М.И. Трусевич срочной телеграммой просил губернатора И.Ф. Кошко «успокоить» главного стража порядка Самары. Через две недели И.И. Каратаева уволили. Командующий Казанским военным округом генерал Карас, услышав о гибели самарского губернатора И.Л. Блока, так взволновался, даже нижняя челюсть у него затряслась. Опасаясь за свою жизнь, он не утверждал смертные приговоры военно-полевых судов13.

Убийц-террористов осуждали только консерваторы и консервативная пресса. В бюрократических кругах было немало таких, кто, как, например, С.Ю. Витте, не скрывали удовлетворения убийством Плеве, великого князя Сергея Александровича, петербургского градоначальника В. фон дер Лауница и других 14.

В самых высоких сферах находились люди, поставлявшие необходимую для совершения покушений информацию. Эсеры-максималисты получили из Царского Села исчерпывающие сведения, которые позволили им проникнуть на дачу премьер-министра Столыпина. В четвертом часу дня 12 августа 1906 г. к резиденции подкатил экипаж с тремя террористами. Из-за характерной для максималистов лихой беззаботности они опоздали. Запись на прием закончилась четверть часа назад. К тому же двое террористов, переодетые в форму жандармов, были без шпор и в зимних головных уборах. Все трое держали по объемистому портфелю с бомбой весом 6-6,5 кг. Почувствовав неладное, заведующий охраной премьер-министра генерал А.Н. Замятин и унтер-офицеры А.Л. Горбатенко и З.С. Мерзликин бросились им наперерез. С криком «Да здравствует революция!» террористы бросили портфели оземь – раздался страшной силы взрыв. Значительная часть двухэтажной дачи была разрушена, 24 посетителя убиты на месте, свыше 30 ранены. Погибли и были ранены ни в чем не повинные люди, в том числе и дети15.

Либералы, не принимая непосредственного участия в покушениях, одобряли террор, финансировали террористические предприятия. Редактор «Освобождения» П.Б. Струве возглашал: пока не разрушено здание самодержавия, каждый борец с ним представляет не опасность, благословение. Он прорицал: «Горсть смельчаков, идущих на верную смерть, физическими своими ударами разит самодержавие в лице его сановников». Радость по поводу убийства В.К. Плеве, вспоминал П.Н. Милюков, «была всеобщей». Это согласовывалось с наблюдениями «Московских ведомостей»: «Среди интеллигенции радость по поводу убийства Плеве была всеобщей. Либералы и постепеновцы были заоднос либералами». В доме П.Б. Струве сообщение об убийстве Плеве вызвало такое радостное ликование, точно это было известие о победе над врагом. Самые известные либеральные адвокаты считали за честь защищать террористов в суде, отказываясь от гонораров16.

С.Я. Елпатьевский красочно описал радостное настроение, которым наполнилась Ялта после покушения на В.К. Плеве; вот встретились два пожилых солидных господина в котелках, поделились радостью, пожали друг другу руки и расцеловались17. Ликовало Одесское либеральное общество. К.М. Панкеев, один из богатейших людей Херсонщины, издатель «Южных записок», обратился к видному эсеру Н. Осиповичу со словами: «На днях вы просили у меня денег на всякие там дела. Я сказал – подумаю. Ну а теперь вот скажу: могу дать до тридцати тысяч, но исключительно на центральный террор», – и вскоре вручил деньги уполномоченному ЦК Н.С. Тютчеву18. Крупные суммы жертвовал эсерам и социал-демократам «буревестник революции» А.М. Горький. В его московской квартире боевики и скрывались от полиции, и изготавливали бомбы. Покушения финансировали известный пароходовладелец Н.Е. Мешков, обладатель многомиллионного состояния Н.Е. Парамонов, богатейшие купеческие семьи Высоцких, Гавронских, Гоцев, Фундаминских и многие другие19. Из США от эсеровских организаций и еврейской диаспоры только в 1905-1907 гг. в кассу ЦК партии поступило около 400 тыс. франков, которые по уставу нью-йоркского «Общества помощи Революционной России» делились между партией и Боевой организацией20. Гершуни во время своего семинедельного турне по США собрал около 170 тыс. франков.

Официальные чины осматривают разрушенную взрывом дачу П.А.Столыпина на Аптекарcком острове. 1906 г.

«Если бы можно было пробыть еще пару недель, я бы вывез большие деньги», – писал он брату21.

Траты террористов были велики. С января 1904 г. по декабрь 1907 г. Е.Ф. Азеф, агент Департамента полиции и одновременно куратор БО, получил из кассы ЦК почти 320 тыс. франков. Таким образом, в среднем ежемесячно ему выдавали около 2,5 тыс. рублей, которые он передавал руководителю БО Б.В. Савинкову. Согласно утверждению последнего, «дело Плеве» обошлось партии эсеров в 30 тыс. руб., «дело великого князя Сергея Александровича – в 7 тыс. руб. На самом деле траты были большими. Савинков и другие боевики расходовали деньги безотчетно. Авторитетные члены партии определяли затраты на каждое из упомянутых выше «дел» в 50 и 40 тыс. руб22. Фантастические средстватратили зацикленные на терроре максималисты. Значительная часть огромных денежных сумм, добытых ими кровавыми экспроприациями, бесследно исчезала, в частности в беспробудных кутежах23.

Морально противоестественное «чувство радостного удовлетворения» интеллигенции (П.Б. Струве), достигнув апогея в связи с убийством В.К. Плеве, пошло на спад. По наблюдениям заведующего заграничным охранным отделением Л.А. Ратаева, убийство великого князя Сергея Александровича (4 февраля 1905 г.) «произвело впечатление, совершенно непохожее на то, которое наблюдалось по поводу убийства статс-секретаря Плеве… теперь все относятся к убийству великого князя как-то уклончиво и неопределенно»24. Либералы, тем более радикалы, продолжали славословить «героев» – террористов. В.И. Ленин, годы яростно третировавший «кадетолюбивого» Г.А. Гершуни, в июле 1908 г. писал о нем как человеке, «который своей преданностью революционной организации заслужил себе глубокое уважение»25. Известие о том, что виднейший функционер и, как считали, руководитель Боевой организации Е.Ф. Азеф на протяжении полутора десятков лет был тайным агентом Департамента полиции, ошеломило поклонников террора, но и в 1909 г., и в 1910 г. они предпочитали обвинять во всех смертных грехах власти, отказываясь открыто осудить террор26.

Простонародье неоднозначно относилось к террору. В Боевой организации партии эсеров рабочие составляли примерно 10%, в областных боевых отрядах Северной, Северо-западной, Центральной, Поволжской, Донской областей доля рабочих была примерно такой же. И лишь в летучем боевом отряде Южной области рабочие составляли большинство. Губернские и городские боевые дружины эсеров в значительной части состояли из рабочих. Но эти формирования были ориентированы на массовые выступления, а индивидуальные покушения совершали попутно. Рабочие и представители маргинальных слоев составляли значительную часть террористических отрядов максималистов и анархистов всех оттенков. Лидерами организаций террористов вне зависимости от партийной принадлежности, за редким исключением, были интеллиген-ты27. В отечественной литературе с 20-х гг. установилось мнение о благожелательном отношении всех рабочих к убийствам сановников, министров, «карателей», «царских слуг». Вероятно, это относилось только к рабочим-революционерам. Да и то, далеко не всем. Не следует забывать, что и в столицах, и в промышленных центрах было много рабочих, членов консервативных организаций28.

Террористский индивидуализм противоречил вековой традиции крестьянства действовать «миром». «Миром» нападать на стражников, охранников и усадьбы, в крайнем случае делегируя для этого дружины молодежи. Конечно, были крестьяне, особенно молодые, которые приветствовали политические убийства.

В специализированных организациях террористов крестьяне встречались в единичных случаях. Порицали террор крестьяне, входившие в консервативные политические объединения, участники Всероссийского съезда крестьян-старообрядцев. Настороженно относились к индивидуальному политическому террору члены Всероссийского крестьянского союза, «крестьянских братств», крестьяне – депутаты Государственных Дум. На совещании крестьянских работников в июле 1906 г. крестьянин Пеленкин упрекал интеллигентов-революционеров в том, что они «со-вершают только террористические акты, а другого ничего не делают»29. Во многом в связи с неприятием террора 14 крестьян, прошедших во II Государственную Думу под флагом партии эсеров, ушли в Трудовую группу. Г.И. Кабаков, эсер с большим стажем, лидер «Алапаевской республики», на вопрос «Какой вы партии?» ответил «Социалист-революционер». Подумав, добавил «Но записался я в трудовую группу, потому что наши крестьяне боятся этого слова: с-р., – думают, – где эсеры, там непременно с первого слова бомбы, динамит»30.

Комната П.А. Столыпина после взрыва. 1906 г.

В немалой мере благодаря усилиям П.А. Столыпина Россия преодолевала Смуту, устраняла наиболее значимые проявления системного дисбаланса. Уровень социальной психопатии заметно уменьшился. Либералы склонялись к реформам, отказывались солидаризироваться с крайними проявлениями революционной тактики. Финансовое содействие революционных предприятий уменьшилось до крайности. Начиная с 1907 г. партийные функционеры с горечью говорили о «бегстве интеллигенции» из радикальных организаций. К 1910 г. сохранилось небольшое количество разъединенных малочисленных групп максималистов и анархистов, численность партий социал-демократов и эсеров уменьшилась на порядок. «Разброд и шатание» характеризовали их состояние.

Террористические идеи потеряли былую привлекательность. Попытки воссоздать деятельные боевые отряды и совершить громкие политические убийства терпели крах. В январе 1909 г. ЦК партии эсеров постановил создать боевую группу под руководством Б.В. Савинкова, гарантируя финансовое обеспечение в 49 тыс. руб. за счет членских взносов. Таких средств у ЦК не оказалось, и тогда И.И. Фундаминский взялся финансировать предприятие за счет собственных средств. Потратив несколько десятков тысяч рублей, Савинков получил такие результаты: трех членов, подозреваемых в службе Департаменту полиции («провокаторов» на либерально-революционном сленге), одного агента политического сыска, исключительно неблагоприятные условия возобновления террора в партии, отказ «радикально социалистических элементов, оказывавших раньше помощь Боевой организации», сотрудничать с террористами. В 1911 г. боевой отряд был распущен, а сам Савинков объявил, что не желает иметь никаких отношений с ЦК и другими руководящими организациями партии, и просил «дорогих товарищей» (кавычки Б.В. Савинкова) оставить его в покое31.

1 сентября 1911 г. М. Богров смертельно ранил великого реформатора. Это покушение не нашло поддержки либерального общества. Политический террор первого десятилетия XX в. начали и завершили террористы-одиночки. Индивидуальный террор в реформировавшейся, «столыпинской» России уходил с политической арены.

Установившееся относительное равновесие оказалось хрупким. Социальные группы, жизненно заинтересованные в устроении России, были недостаточно значительны. Испытания Первой мировой войны ввергли страну в еще более всеобъемлющую и роковую своими последствиями Смуту.

-----------------------------------------------------------------------------------

1 Население России в XX веке. Исторические очерки: в 3 т. Т. 1. 1900–1939. М., 2000. Россия в начале XX века. М., 2002. С. 74-78, 91–95, 111–120, 245–248, 284–286.

2 Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1898 г. Д. 80. Лит. Ц. Л. 12-18; РГАСПИ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 338; Революционная Россия. Женева, 1904. № 56. С. 24; Козьмин Б.П. С.В. Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 41–44.

3 ГАРФ. Ф. 102. ДП. 7-ое д-во. Оп. 1898 г. Д. 138. Т. 2 . Л. 124.

4 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1902 г. Д. 131. Л. 1–5; Спиридович А. Записки жандарма. М., 1991. С. 94.

5 Рабочий класс в первой российской революции 1905–1907 гг. М., 1981. С. 210.

6 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 250. Д. 2315. Ч. 1–76.

7 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1906 г. Д. 2554. Л. 32; Оп. 1907 г. Д. 80. Т. 1. Л. 18–20; Гейфман А. Революционный террор в России. 1894-1917. М., 1997. С. 31–33; Козьмин Б. Указ. соч. С. 111.

8 Фролов Г. Террористический акт над самарским губернатором // Каторга и ссылка. 1924. № 1. С. 114.

9 ГАРФ. Ф. 124. Оп. 1902 г. Д. 773. Л. 89, 97–98; ДП ОО. Оп. 1903 г. Д. 1595. Л. 2–8. Князь И.М. Оболенский подал прошение на имя императора: «На меня, как на должностное лицо – Харьковского губернатора, было произведено покушение. Человек, решившийся на такое дело и исполнивший все от него зависевшее, чтобы достигнуть цели, должен в интересах государства и правосудия претерпеть наказание. И какова бы ни была тяжесть этого наказания, я вступиться за его участь, конечно, не смею. Но кроме обычных наказаний, могущих ожидать покусившегося на мою жизнь, к нему может быть применена и смертная казнь. Ввиду этой возможности все мое семейство – мать моя, жена и две дочери – дерзают молить Ваше императорское величество оказать человеку этому милосердие, даровав ему жизнь, если суд приговорит его к смерти. Мы глубоко веруем, государь, чтобы эта, явленная нам милость Божия, рукой Вашего величества коснулась и самого виновника. Горько было бы сознавать семье моей, что их сын, отец и муж явится причиной смерти другого. Вашего императорского величества верноподданный князь Иван Оболенский». На этом прошении 13 сентября 1902 г. министр внутренних дел В.К. Плеве наложил резолюцию: «При докладе император повелел, если последует смертный приговор военного суда, заменить его бессрочными каторжными работами». 7 ноября 1902 г. «в уважение всеподданнейшего ходатайства князя Оболенского» Николай II заменил смертную казнь Ф.К. Качуре ссылкой в каторжные работы без срока // ГАРФ. Ф. 102. ДП. 7-ое д-во. Оп. 1902 г. Д. 1171. Л. 55; Ф. 124. Оп. 1902 г. Д. 773. Л. 78.

10 Революционная Россия. 1903. № 24. С. 1; № 25. С. 20-21; ОРК ГОПБ. ЦЛ 18 217 1903. V. 6. (БОПСР, б./д.); 18 217 1903. V. 6.; 18 217 1903; 18 216 1903. V. 7; 18 77 1903. V. 10; Народное дело. Женева, 1903. № 4. С. 145–146; Жуковский-Жук И. Владимир Мазурин // Каторга и ссылка. 1924. № 2. С. 345; Савинков Б. Воспоминания террориста. М., 1990. С. 153–154.

11 Леонов М.И. Эсеры в революции 1905–1907 гг. Самара, 1992. С. 160–172; Он же. Партия эсеров: середина 90-х годов XIX в. 1907 год. // Политические партии в российских революциях в начале XX века. М., 2005. С. 409; Павлов Д.Б. Из истории боевой деятельности партии эсеров накануне и в годы революции 1905-1907 гг. // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989 С. 144–150.

12 РО РНБ. Ф. 1000. Оп. 1. Д. 765. Л.127; Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М.,1991. С. 94-96, 125-128; Мосолов А.А. При дворе последнего императора. М., 1993. С. 123; Спиридович А.И. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. Пг., 1918. С. 127.

13 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1906 г. Д. 3. Ч. 18. Л. 5, 18; 1905 год в Самарском крае. Самара, 1925. С. 542–543; Кошко И.Ф. Воспоминания губернатора (1905–1914 гг.). Новгород – Самара – Пенза. Пг., 1916. С. 91.

14 Витте С.Ю. Воспоминания: в 3 т. Т. 3. М., 1960. С. 330; Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М., 2000. С. 298; Суворин А. Дневник Александра Сергевича Суворина. М., 2000. С. 346, 349, 371.

15 Взрыв на Аптекарском острове: Дело Климовой и Терентьевой о покушении на Столыпина // Былое. Пг. 1917. № 5–6. С. 221–225; Григорович Е. Зарницы: Наброски из революционного движения 1905–1907 гг. Л., 1925. С. 44–61.

16 Струве П. Patriotica. СПб., 1911. С. 28, 153; Милюков П.Н. Воспоминания: в 2 т. Т.1. М., 1990. С. 226; Тыркова-Вильямс А. То, чего больше не будет. М., 1998. С. 333–334; Освобождение. Штутгардт, 1904. № 52. С. 1, 34.

17 Елпатьевский С.Я. Из воспоминаний // Красная новь. 1928. № 9. С. 199.

18 Осипович Н. В грозовые годы // Кандальный звон: Историко-революционный сборник. Т. 3. Одесса, 1926. С. 31–32.

19 Биценко А.А. Две встречи с М. Горьким //Каторга и ссылка. 1928. Кн. 41. С. 64-65; Буренин В. Памятные годы. Л., 1967. С. 114; Меньшиков Л. Охрана и революция.Ч. 3. Л., 1928. С. 170–171.

20 ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. 1904 г. Д. 1. Ч. 1. Л. 220–221; Знамя труда. Париж, 1907. № 2. С. 24

21 ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 273. Л. 184, 195.

22 ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 1. Л. 1–3; Д. 123. Л. 27-32; Д. 133. Л. 51; Ф. 6065. Оп. 1. Д. 118. Л. 4.

23 7 марта 1906 г. вооруженная до зубов боевая дружина, возглавляемая В.В. Мазуриным, похитила у Московского общества взаимного кредита 875 тыс. руб. 14 октября 1906 г. максималисты забросали бомбами конный эскорт и карету, в которой перевозились поступления петербургской почтовой таможни. Их добычей стали 398 772 руб. 24 коп. // ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1907 г. Д. 10. Т. 1; Оп. 1906 г. Д. 20. Ч. 12. Л. 24–70; Былое. Париж, 1909. № 9-10. С. 114–118; Чернов В.М. К характеристике максимализма // Социалист-революционер. Париж, 1910. № 1. С. 210, 215–238.

24 Донесение от 7/20 февраля 1905 г. // ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 316. 1905 г. Д. 1. Ч. 1. Л. 71.

25 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 147.

26 Государственная Дума. Созыв 3. Стенографические отчеты. Сессия 2. Ч. 2. Заседание 33-е. СПб., 1909.

27 Комаров Н. Очерки по истории местных и областных организаций партии социалистов-революционеров // Каторга и ссылка. 1926. № 4; Городницкий Р.А. Боевая организация партии эсеров в 1901–1911 гг. М., 1998. С. 235–236; Леонов М.И. Эсеры в революции... С. 23–25, 157–175; Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой русской революции. М., 1989. С. 194–198.

28 Политические партии России в период революции 1905–1907 гг. Количественный анализ. М., 1987. С. 184–203.

29 ГАРФ. Ф. 1187. Оп. 1. Д. 4475. Л. 8.

30 Русское богатство. 1907. № 3. С. 128; Речь. 1907. 15 февраля.

31 ГАРФ. Ф. 6212. Оп. 1. Д. 42. Л. 128; Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 1907–1914 гг. М., 1998. С. 396–436.