Посольство И.И. Чаадаева в Речь Посполитую (1671 г.) и судьба русско-польского союза

а рубеже 60–70-х гг. XVII в. в Восточной Европе сложилось достаточно сложное и напряженное положение. В начале 1667 г. Андрусовский договор положил конец долголетней русско-польской борьбе за Украину. Левобережная Украина вошла в состав Русского государства, а Правобережная (на запад от Днепра) осталась в границах Речи Посполитой, но установления прочного мира в Восточной Европе Андрусовский договор не принес. Казачество Правобережья во главе с гетманом Петром Дорошенко, не желая подчиняться польской власти, искало поддержки сначала крымских татар, а затем их верховного сюзерена — султана. Обеспокоенные таким положением правящие круги Польско-Литовского государства искали поддержки России, которая также не была заинтересована в утверждении на землях Правобережной Украины крымского и османского влияния.

Как известно, в конце 1667 г. в Москве был заключен так называемый Московский договор о союзе между Россией и Речью Посполитой, направленный на борьбу с экспансией Османской империи и Крыма в Восточной Европе. По одному из условий этого договора царь должен был в случае необходимости «случать» «в Украине меж Днепром и Днестром» свою 25-тысячную армию с войсками Речи Посполитой1. В 1672 г. опасность со стороны османов стала реальностью, и в Москву прибыло добиваться военной помощи «великое» посольство во главе с Яном Гнинским, но в новом договоре, заключенном в марте 1672 г., царь Алексей Михайлович обещал Речи Посполитой различное содействие, однако о посылке войск на помощь Речи Посполитой в нем ничего не говорилось2.

Польский исследователь З. Вуйцик, специально изучавший русскопольские отношения этого времени, пришел к выводу, что русская сторона, считая свои южные границы обеспеченными благодаря миролюбивым заявлениям Стамбула и соответствующим статьям мирного договора 1670 г. с Крымом, сочла не отвечающим своим государственным интересам вмешательство в польско-османский конфликт, так как была заинтересована в ослаблении Речи Посполитой3.

Обращение к ряду материалов архива Посольского приказа, которые остались неизвестны польскому исследователю, показывает, что причины принятого русским правительством решения следует искать в иной плоскости.

Вопрос о выступлении против османов в выполнение обязательств, принятых по Московскому договору, встал перед московскими правящими кругами в декабре 1670 г., когда в Посольский приказ поступила грамота польского короля Михаила Вишневецкого4. В грамоте сообщалось, что султан «с великою силою на войну готовитца» и его войска уже собираются у южных границ Речи Посполитой. Грамота заканчивалась предложением соединить войска для совместного отпора «бусурманам». 

Другие поступавшие в Москву известия также говорили о том, что опасность со стороны османов близка и реальна. В конце января 1671 г. в Москву приехал бежавший от правобережного гетмана Петра Дорошенко «комонный полковник» Игнатий Шульга. Он сообщил, что османские войска уже перешли Дунай «и нынешние весны конечно хотят итти в Полшу под Каменец Подолскои воиною»5. Неудивительно, что в конце февраля 1671 г. царь Алексей Михайлович «сидел з бояры за посольскими делами»6. В итоге было принято решение отправить в Речь Посполитую «великих» послов, которые будут говорить о «турском деле»7.

Однако вскоре после принятия такого решения и сообщения о нем в Речь Посполитую произошло важное событие. Посланец левобережного гетмана Демьяна Многогрешного привез в Москву адресованное гетману Демьяну письмо Петра Дорошенко «за ево рукою и печатью». В письме, склоняя левобережного гетмана перейти на его сторону, Дорошенко писал, что он может рассчитывать на помощь не только со стороны султана, но и со стороны командующего польской армией гетмана Яна Собеского, с которым его связывает взаимное обязательство оказывать друг другу помощь против «каждого неприятеля на него наступающаго»8.

Это сообщение вызвало в Москве серьезное беспокойство. Сюда и ранее приходили сообщения о дружественных отношениях между Дорошенко и Собеским. Так, еще в 1668 г. шляхтич, бежавший из казацкого плена в Чигирине, сообщал, что Ян Собеский и Петр Дорошенко «договорились о том накрепко, что, сложась с татары, воевать Польшу»9. В Москву приходили и сообщения о том, что не только Ян Собеский, но и ряд других влиятельных сенаторов во главе с архиепископом гнезненским, недовольных выбором в короли Михаила Вишневецкого, не желают ему подчиняться10. Правда, находившийся в Москве в феврале 1671 г. польский посланник К. Чихровский заверял, что у короля с Яном Собеским «згода», и «иные сенаторы, которые в мысли были с Собеским, добили ж челом»11, но пришедшее в Москву письмо Дорошенко ставило эти утверждения под сомнение.

На сей раз положение выглядело весьма серьезно. В подготавливавшемся наказе для мирных переговоров указывалось, что посланные на Украину русские войска окажутся в опасном положении, если их там встретят соединенные силы османов, Петра Дорошенко и коронной армии во главе с Собеским12.

Гетман Демьян Многогрешный. Портрет XVIII в.

В этих условиях было принято решение, не дожидаясь будущих переговоров «великих» послов, направить в Речь Посполитую думного дворянина И.И. Чаадаева. 31 марта 1671 г. он представлялся царю («был у руки») перед отъездом13. Чаадаеву был вручен оригинал письма Дорошенко, он должен был показать его сенаторам и потребовать объяснений14. Одна из главных целей его миссии тем самым состояла в том, чтобы выяснить, объединит ли Речь Посполитая свои силы для борьбы с османской угрозой. Другой целью миссии должно было стать выяснение того, может ли Речь Посполитая рассчитывать на помощь каких-либо союзников. И.И. Чаадаев должен был выяснить, у каких государств Речь Посполитая хотела бы искать помощи против османов, и предложить совместные обращения к таким государствам. Ему даже было поручено «учинить с паны — рада договор на письме, к которым государем писать и о кое время посылке быть»15. Таким образом, в Москве серьезно обдумывали вопрос о совместных действиях обоих государств в борьбе с османской агрессией.

Миссии И.И. Чаадаева в Москве придавали важное значение. 10 мая по почте была отправлена грамота королю Михаилу с настойчивым предложением, чтобы комиссары Речи Посполитой не отправлялись на переговоры с «великими» послами, «не дождався отпуску от вашего королевского величества думного нашего дворянина»16.

Тем временем в Москву продолжали приходить новые известия о надвигающейся османской угрозе. В апреле 1671 г. пришли сообщения от

русского представителя в Крыму подьячего Г. Михайлова, что султан «посылает… своих пашей воиною со многими люди под Каменец Подолскои». Возможно, в походе примет участие сам султан. Крымский хан получил приказ присоединиться к этому войску17. И.И. Чаадаев возвратился из Варшавы в 20-х числах сентября 1671 г.18 Сообщения, поступившие к этому времени в Москву, говорили, что на территории Правобережной Украины война уже фактически началась.

И.И. Чаадаев стал свидетелем торжественного выезда короля Михаила 29 июля 1671 г. на войну, чтобы «казаков привести в послушанье»19. А из Крыма Г. Михайлов сообщал, что на помощь гетману Петру Дорошенко против поляков послан нуреддин Сафа-Гирей с войском20.

В этих условиях И.И. Чаадаев естественно уделил большое внимание состоянию Речи Посполитой накануне вторжения османских войск. Выполняя данные ему указания, И.И. Чаадаев при встрече с сенаторами показал им письмо Петра Дорошенко, и они официально опровергли содержавшиеся в нем утверждения о союзе между Дорошенко и Собеским21. Посланник, однако, заявил, что в Москве «ведомо и не по Дорошенковым письмам», что гетман Собеский и многие сенаторы «королевскому величеству и Речи Посполитой недоброхотны и явно о том пишут и печатают в курандах»22. Это беспрецедентное в практике межгосударственных отношений заяв-

         Ян Лещинский. Гравюра XVII в.                      Александр Любомирский. Портрет XVII в.

ление показывает, как настойчиво посланник стремился выяснить, каково внутриполитическое положение в Речи Посполитой. Эти утверждения сенаторы также опровергли23. В официальном ответе, врученном И.И. Чаадаеву 31 июля, указывалось, что «никакого замешания в Речи Посполитой не имеет»24.

Однако у Чаадаева нашлись и другие источники информации. В своем статейном списке он привел список сенаторов, которые недовольны тем, что «король обран не по их воле», а они хотели бы видеть королем «француза Кондеуша». В их числе были люди, занимавшие самое высокое положение — архиепископ гнезненский М. Пражмовский, коронный канцлер Ян Лещинский, краковский воевода Александр Любомирский и ряд других духовных и светских сенаторов25.

Эти сообщения ясно говорили о серьезном расколе в правящем слое Польско-Литовского государства и о силе и влиянии противостоявших королю и его сторонникам группировок знати. И.И. Чаадаев отметил, что раскол охватил и армию: «гетманы корунные Собескои и полной князь Дмитрей Збаражской (в действительности — Вишневецкий. — Б. Ф.) с войски своими в розни»26.

Рассказывая об отъезде короля во Львов, И.И. Чаадаев отметил, что король направился на Украину, чтобы не допустить соединения войск враждебных государств «с своими недоброхотными»27. Из этого следовало, что вопреки сделанным заявлениям в королевском лагере серьезно опасаются соединения внутренней оппозиции с внешними силами.

И в своих отписках с дороги, и в статейном списке И.И. Чаадаев уделил внимание приходившим в Варшаву известиям о Собеском. Как сообщал посланник в отписке от 24 августа, великий гетман коронный «с частью войска пошел к Каменец Подольскому, и о том у них сумнение немалое, что в тот край гетман пошел»28. В статейном списке он отметил, что от гетмана «чаяли большово замешанья» и у короля и его сторонников «печаль о том была великая»29. Таким образом, король и его сторонники ждали от прихода Яна Собеского к Каменцу больших неприятностей. Так как Каменец Подольский был той крепостью, которую, по данным разных источников, хотели захватить османы, то очевидно (хотя Чаадаев об этом прямо не пишет), что гетмана подозревали в сговоре с врагом. Возникновение таких подозрений вполне понятно, так как Ян Собеский и близкие с ним сенаторы хотели возвести на польский трон французского принца, а Франция была старым, традиционным союзником Османской империи. На обратном пути из Варшавы И.И. Чаадаев узнал, что «гетмана Собеского в Каменец Подолской не пустили»30. Таким образом, командующий польской армией не смог войти в важную пограничную крепость, вокруг которой в близком будущем должны были развернуться военные действия.

Наиболее важными для русских правящих кругов были сообщения И.И. Чаадаева, что в Речи Посполитой начинается гражданская война. Он сообщал, что сторонники короля хотят собрать в окружении выехавшего на Украину короля войско, «чтоб, случась войском, быть сейму в поле в обозе». Такое дворянское ополчение, объявив себя «конным сеймом» — высшим органом власти в государстве, могло бы расправиться с врагами короля, не считаясь с установленными нормами — «и чают конечно, что от шляхты Собески гетман згинет и иные единомышленники его»31. Хотя Чаадаев об этом не писал, было ясно, что Ян Собеский и его могущественные сторонники не будут спокойно ждать осуществления этих планов. Таким образом, в своих сообщениях И.И. Чаадаев дал весьма яркую и содержательную характеристику состояния страны, которой в ближайшем будущем предстояло отражать натиск такой могущественной державы, как Османская империя. Как бы предвидя последующие события, И.И. Чаадаев отметил,

Каменец-Подольский на старинной гравюре

что, если король Речь Посполитую «в соединенье не приведет, и на весну чают к Каменцу везиря турецково со многими силами»32.

Выполняя свою миссию, И.И. Чаадаев на встрече с сенаторами 21 июля поднял вопрос о поисках союзников для борьбы с Крымом и Османской империей. Он отметил, что при заключении Московского договора послы Речи Посполитой обещали начать переговоры о присоединении к русскопольскому союзу других христианских государей, но в Москве остается неизвестным, что было сделано польско-литовскими политиками. От имени царя И.И. Чаадаев предлагал «общим советом… королей и государей хрестианских призывать» к борьбе с османами33, но никакого ответа на это предложение он не получил.

Как видно из его отписок и статейного списка, никаких известий о союзниках Речи Посполитой в борьбе с османами И.И. Чаадаев в Москву не привез.

Выступление против османов в союзе со страной, находящейся в состоянии глубокого внутриполитического кризиса, где имелись дружественные османам могущественные силы, не без основания было оценено в Москве после знакомства с сообщениями И.И. Чаадаева, как дело рискованное и опасное. Как представляется, именно после этого на планах военно-политического союза с Речью Посполитой был поставлен крест.

В какой мере сообщения И.И. Чаадаева соответствовали действительности, не допустили ли, полагаясь на них, русские правящие круги ошибочных политических решений?

Хотя представления о дружеских отношениях Яна Собеского с Дорошенко и османами были, по-видимому, достаточно широко распространены, они не соответствовали действительности. В августе — сентябре 1671 г. он руководил военными действиями против казаков Дорошенко и поддерживавших их крымских татар34.

Однако отзывы о Собеском, которые слышал И.И. Чаадаев, не были чем-то случайным. Они были отражением борьбы группировок господствующего класса Речи Посполитой, борьбы, которая к 1672 г. поднялась до опасной степени обострения. Столкновения вели к тому, что целый ряд сеймов был сорван и не было средств для снабжения армии. Я. Собеский с негодованием писал коронному подканцлеру А. Ольшовскому, что шляхта «хочет сидеть дома, налогов не платить, солдата не кормить, а Господь Бог хочет чтобы за нас воевал»35. Армия была небольшой и голодала, не получая жалованья, а король побуждал солдат не подчиняться гетману и добился в этом некоторых успехов. Враждебные Собескому и его сторонникам планы, о которых сообщал И.И. Чаадаев, были реализованы во время вторжения османов, когда дворянское ополчение («посполитое рушение»), созванное для войны с османами, вместо того чтобы идти на войну, объявило себя «конным сеймом» и было провозглашено решение о лишении главных противников короля их должностей и отдаче их под суд, в их числе и гетмана, пытавшегося с небольшими силами защищать страну от османов36.

В таких условиях Польско-Литовское государство не смогло оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления османам и вынуждено было согласиться на мир, продиктованный противником. Таким образом, несмотря на наличие ошибок, основные сообщения И.И. Чаадаева явились для русских политиков предостережением, правильность которого подтвердили последующие события.

Для союза двух держав Восточной Европы против Османской империи и Крыма существовали серьезные объективные предпосылки, но прошло много лет, прежде чем это произошло.

-------------------------------

1 Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 2. М., 2001. С. 81.

2 Там же. С. 99.

3 Wójcik Z. Między traktatem Andruszowskim a wojna turecką. Stosunki polsko-rosyjskie 1667–1672. Warszawa, 1968. S. 185–186, 244–245, 307.

4 Текст грамоты: Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России (далее — АЮЗР). Т 9. СПб., 1877. № 78. С. 311–312. О времени получения см.: Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 79. (Соотношения России с Польшей) Кн. 135. Л. 109.

5 РГАДА. Ф. 210. (Разрядный приказ) Приказной стол. Стб. 424. Л. 19–20.

6 РГАДА. Ф. 79. 1671 г. № 11. Л. 2; Ф. 79. Кн. 137. Л. 13 об. — 14.

7 24 февраля об этом было объявлено польскому посланнику К. Чихровскому — РГАДА. Ф. 79. Кн. 136. Л. 60 об.

8 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 76 об. — 77 об.

9  АЮЗР. Т. 7. СПб., 1872. № 36. С. 104.

10 См. подробнее об этом: Флоря Б.Н. «Измена» Яна Собеского и русско-польские отношения 1667–1673 гг. // Świat pogranicza. Warszawa, 2003.

11 РГАДА. Ф. 79. Кн. 136. Л. 15–15 об.

12 АЮЗР. Т. 9. № 90. С. 367, 369.

13 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 2.

14 Там же. Л. 77 об.

15 Там же. Л. 81.

16 Там же. Л. 92–95.

17 РГАДА. Ф. 123 (Сношения с Крымом). Кн. 51. Л. 567.

18 РГАДА. Ф. 79. Кн. 140. Л. 178 об.

19 Там же. Кн. 139. Л. 18, 105 об. — 107.

20 РГАДА. Ф. 123. 1671 г. № 1. Л. 47–48, 68–69.

21 Wójcik Z. Op. cit. S. 268–270 (на основании польской записи переговоров).

22 РГАДА. Ф. 79. Кн. 139. Л. 61.

23 Там же. Л. 61–61 об.

24 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 127.

25 Там же. Кн. 139. Л. 107 об. — 108.

26 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 105 об. (отписка И.И. Чаадаева от 24 августа).

27 Там же. Кн. 139. Л. 109.

28 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 105 об.

29 Там же. Кн. 139. Л. 110.

30 РГАДА. Ф. 79. Кн. 138. Л. 106 об.; Кн. 139. Л. 110 об.

31 Там же. Кн. 139. Л. 109.

32 Там же. Л. 110 об.

33 РГАДА. Ф. 79. Кн. 139. Л. 67–67 об.

34 Wójcik Z. Jan Sobieski. Warszawa, 1983. S. 177–178.

35 Цит. по: Korzon T. Dola i niedola Jana Sobieskiego (1620–1674). T. III. Kraków, 1898. S. 66.

36 Wójcik Z. Jan Sobieski... S. 184–185, 187–188.