Груши, Груши де Роберто (Grouchy de Roberto) Эммануэль Робер де
|
дивизионный генерал, в 1812 командир 3-го кавалерийского корпуса Великой армии Груши Эмманюэль де Родился 23 октября 1766 г. в Париже. Граф Империи с 28 января 1809 г. Произведен в маршалы 15 апреля 1815 г. Умер 29 мая 1847 г. в Сент-Этьене.
Груши Эмманюэль де. Родился 23 октября 1766 г. в Париже. Граф Империи с 28 января 1809 г. Произведен в маршалы 15 апреля 1815 г. Умер 29 мая 1847 г. в Сент-Этьене.
2. НАГРАДЫ
3. СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
«Имя последнего наполеоновского маршала обычно вспоминают в связи с вопросом, который Бонапарт не раз задавал себе во время битвы при Ватерлоо: «Где же Груши?» Император считал, что от своевременного прибытия корпусов маршала зависит судьба не только сражения, но и всей кампании. Груши не пришел. Его имя навсегда осталось покрытым презрением поклонников Наполеона. На этом фоне затерялись или остались в тени подлинные заслуги Эммануэля Груши, потомственного дворянина, не жалевшего сил и крови для защиты обновленного отечества»1. Эммануэль де Роберто Груши родился 23 октября 1766 года в городе Вилетт, департамента Иль-де-Франс.
Трудно сказать, насколько восторженно воспринял Груши революцию, начавшуюся во Франции в 1789 году. С одной стороны, он разделяет революционные идеи (конечно же не такие крайние, как у якобинцев), однако продолжает находиться в рядах королевской гвардии. И все же новые веяния всецело заполняют душу молодого офицера и он уходит из гвардии и поступает в конно-егерский полк. Таким образом, он попал положение, в котором оказывался всякий дворянин, вступивший на путь революционных перемен – изгоем, если можно так сказать, предателем своего сословия. Как замечает по этому поводу Делдерфилд: «Друзья двадцатитрехлетнего Эммануэля Груши были потрясены, услышав, что сын маркиза не только отдался делу революции, но и ушел добровольцем в армию рядовым! А молодой Груши сделал именно это, намеренно отвернувшись от богатства и привилегий, и вскоре затерялся в рядах патриотов. Ему еще раз предстоит затеряться через двадцать шесть лет, но на этот раз с маршальским жезлом в руках и во главе 33 тысяч вооруженных солдат»3. Когда началась война с антифранцузской коалицией Груши принимает участие в боевых действиях в Италии, в которых проявляет качества, требуемые от военного человека. Немалую роль в продвижении по службе сыграла благосклонность, которую проявляет к Груши генерал Лафайет – одна из самых влиятельных фигур той эпохи. Благодаря этому Груши вскоре становится генерал-майором. Успехи Груши вызывают не столько удивление, сколько негодование представителей дворянского сословия. Племянник короля герцог Ангулемский выразил свои чувства следующими словами: «Можно понять, когда какой-то Массена, какой-то там Сульт и прочие дети мужланов служат революции, но когда это делает дворянин, маркиз… возмутительно!»4 Однако, несмотря на доблесть, проявленную Груши в сражениях по защите дела революции, якобинское правительство, пришедшее к власти, с большим недоверием относится к бывшим дворянам. Поэтому нет ничего удивительного, что Груши вскоре направляется в Вандею, где разгорелась гражданская война, и где, по мысли революционеров, дворяне должны были доказать свою лояльность и благонадежность новому правительству и революции. Правда, участие в боевых действиях в Вандее, не избавляло бывших дворян от карающего меча революции. В августе 1793 года Конвент, выполняя волю Робеспьера, отдает распоряжение убрать с командных постов в армии всех офицеров-дворян. Такое отношение вызывает горькую обиду у «бывших», поскольку они своей пролитой кровью и даже жизнями каждый день доказывали не только свою любовь к Франции, но и преданность революционному делу. В ответ на такие действия, Груши пишет письмо, в котором подчеркивает свою верность делу свободы. Даже представители народа в армии Брест свидетельствовали в своем донесении Конвенту о том, что Груши «добрый республиканец, друг Отечества, порядка и воинского долга, во всех делах являвший пример отваги, храбрости и благоразумия»5. Однако все это не производят на якобинское правительство никакого впечатления. Болезненная подозрительность и недоверие Робеспьера делает свое дело. Генерала Груши выдворяют из армии, запретив приближаться к фронтовой полосе, границам и Парижу ближе чем на 80 километров. Кровавый террор, устроенный Робеспьером, Сен-Жюстом, Маратом и другими якобинскими руководителями не мог переноситься долго, а посему 9 термидора 1794 года эта кровавая диктатура была свергнута, а ее руководители отправились по той же самой дороге, по которой отправлялись все, осужденные ими – по улице Сен-Оноре на гильотину.После термидорианского переворота опальный Груши был восстановлен в своем звании и вновь направлен воевать... в мятежную Вандею. После подавления главных очагов восстания в Вандее, Груши был направлен в так называемую Ирландскую экспедицию, предпринятую на рубеже 1796-1797 годов. «После семи лет, - пишет Рональд Делдерфилд, - прошедших между падением Бастилии и началом наполеоновских завоеваний в Северной Италии, один (и только один) из будущих маршалов на пятьдесят ярдов приблизился к цели, о которой все они будут мечтать в их более зрелые годы: о том, чтобы нанести страшный удар в сердце Англии, этого смертельного врага Франции»6. Таким образом, Груши стал единственным маршалом Наполеона, который участвовал в экспедиции против туманного Альбиона, предпринятой в декабре 1796 года. Правда, целью операции были не сами Британские острова, а Ирландия, где предполагалось высадить шесть тысяч французских солдат и поднять восстание на всем острове, естественно, направленное против Англии. Эммануэль Груши был назначен начальником штаба, однако волею судьбы, он неожиданно оказался командующим этой экспедиции, и, к сожалению, не показал в этом деле ни инициативы, ни распорядительности. Когда флотилия вышла в море, она попала в страшный шторм, разбросавший французские суда в разные стороны. Лишь нескольким судам, на одном из которых находился Груши, удалось подойти к заливу Бантри, у юго-западного побережья Ирландии. В отсутствии главнокомандующего, Эммануэль Груши, как начальник штаба и его заместитель, должен был принять на себя командование над войсками. И эта ответственность оказалась для него слишком тяжела. Груши, по словам Рональда Делдерфилда, «был храбрый «трудяга», прирожденный пессимист, вечно испытывающий тревогу. Вместе с тем он обладал достаточной бодростью духа и совестливостью, чтобы обратиться к поискам широких плеч, на которые он смог был переложить свои заботы. Он многое делал наобум, ориентируясь на свои представления о том, как нужно поступать в данный момент; увязнув же в трясине обстоятельств, что случалось с ним почти всегда, он всегда ссылался на скрупулезное следование букве приказа. Он был очень надежен в арьергардных боях, но почти не справлялся с задачами, требующими импровизации»7. В 1815 году судьба поставит теперь уже маршала Франции в ситуацию, аналогичную этой, только имевшую еще более гибельные последствия.
«Человек, подобный темпераментному Мюрату или импульсивному Ланну, - замечает Делдерфилд, - разразился бы хохотом и отодвинул бы адмирала локтем и приказал бы начать высадку, но Груши был слишком большим формалистом, чтобы вести себя подобным образом. После шумной ссоры с адмиралом он заперся у себя в каюте и принялся строчить длинный и подробный рапорт. Когда он поставил последнюю точку над «i», корабли уже были во Франции. Расстроенный Гош, прочтя этот рапорт, обругал Груши «жалким писакой». И далее Делдерфилд заключает: «Наполеону же еще придется в предстоящие годы оценивать способности Груши в более резких выражениях. История согласилась с ними обоими»7. Проявивший нерешительность, когда ее необходимо было проявить, Груши, очутившись во Франции, вдруг стал настойчиво просить разрешения повторить попытку. Однако ему в этом было отказано. Впоследствии, вспоминая об этом деле, маршал заявит: «Мне бы надо было схватить Буве за шиворот и выбросить его за борт!»8 После неудачи в заливе Бантри Груши был отправлен в Италию, где он принял участие в боевых действиях против войск Второй антифранцузской коалиции, находившихся под командованием Суворова. В битве при Нови 15 августа 1799 года французская армия была разбита, а генерал Груши был взят в плен, получив во время сражения 14 ранений (!): 4 сабельных удара, пулю и несколько штыковых ран. После обмена пленными Груши был направлен в Германию, в армию генерала Моро. 2-3 декабря 1800 года он участвует в знаменитой битве у Гогенлиндена. В этом сражении, помимо Груши, отличился еще один будущий маршал – Мишель Ней. Сражение началось атакой австрийцев, направивших главный удар в центр французской армии. Гренье, Ней и Груши легко отразили этот удар, в то время как оба крыла французской армии все более охватывали противника, блуждающего по незнакомым им лесным дорогам и тропинкам. Когда обходные движения закончились, Ней и Груши, ограничивавшиеся до тех пор обороной, внезапно перешли в наступление. Моро предписал им прорвать австрийскую боевую линию и соединиться с генералом Ришпансом, который как раз в это время ударил на австрийцев с тыла. Маневр этот был выполнен как нельзя более успешно. К трем часам пополудни французы одержали победу на всех пунктах... Во время государственного переворота 18 брюмера 1799 года Груши встал на сторону Бонапарта, однако впервые Наполеон встретился с Груши и разговаривал с ним только в 1806 году, когда император делал смотр его дивизии в Берлине. Эта встреча и особенно «доброта и внимание Императора» настолько очаровала Груши, что он в своем письме отцу во всех подробностях описал эту встречу. По поводу встречи Наполеона и Груши Рональд Делдерфилд замечает, что «для дальнейшей судьбы этих людей было бы много лучше, если бы их пути не пересекались»9. В кровопролитном сражении с русскими при Прёйсиш-Эйлау, в 1807 году, кавалерия Груши участвует в знаменитой кавалерийской атаке маршала Мюрата против центра русской армии. Из 4 тысяч драгун Груши из боя вышли не более 1200. Сам генерал получил тяжелую травму, когда убитая под ним лошадь едва не задавила его при падении.
В Фридландском сражении грамотные действия Груши у Генрихсдорфа получили высочайшую оценку Наполеона. В 79-м бюллетене Великой армии есть такие строки: «Генерал Груши, командовавший кавалерией левого фланга, оказал важнейшие услуги»10.
Пятнадцать раз он водил в атаку свои эскадроны. «Атаки повторялись с быстротой молнии, - писал в рапорте Груши. – Наконец, победа осталась за нами. Враг был далеко отброшен, деревня Генрихсдорф удержана нами, и я снова занял позиции слева от этого селения»13. За умелое руководство войсками у Фридланда генерал Груши был награжден знаком Большого орла ордена Почетного Легиона. В войне 1809 года Груши командует кавалерией Итальянской армии, и его стремительная атака принесла французам победу в битве при Раабе 14 июня. В знаменитом Ваграмском сражении войска Груши действуют против левого крыла австрийской армии. После того, как пехотинцы Даву взяли Нейзидль, все больше отодвигая назад австрийский левый фланг, эрцгецог Карл бросил в бой большую часть своей кавалерии, чтобы ликвидировать прорыв французов. Груши встал на пути австрийской кавалерии и в ожесточеннейшем бою, в котором обе стороны выказали большую доблесть, самоотверженность и решимость, отбросил противника, чем обеспечил дальнейшее победное продвижение пехоты Даву. Как пишет Хэдли: «В течение этого длительного и сомнительного состязания, Груши бесстрашно кидался в каждую опасность; находясь во главе своих эскадронов и действуя с порывистостью и смелостью, достойными Мюрата, он своими приветственными и ободряющими словами вдохновлял своих людей на новые атаки… Его бесстрашием на плато Нейзидль… должно было искупить множество его грехов»14. Столь же отважно сражался генерал Груши в ожесточенной битве при Бородино. Командуя 3-м кавалерийским корпусом, он действует против центральной позиции русской армии – Курганной высоты (или «Большого редута», как называли батарею Раевского французы). Еще находясь в резерве и не участвуя пока в боевых действиях, Груши, тем не менее, чуть было не лишился жизни. В своих воспоминаниях офицер 3-го кавалерийского корпуса Гриуа пишет: «Моя артиллерия серьезно пострадала, и вскоре два орудия были выведены из строя; большое число людей и лошадей убито. В это время генерал Груши со своим штабом подъехал на край оврага, позади меня, и я был позван к нему. Не успел я приблизиться, как враг обстрелял нашу группу и тотчас же многочисленные ординарцы и офицеры штаба были убиты или ранены картечью; лошадь генерала Груши, пораженная пулей в грудь, упала, придавив своего хозяина, которого мы посчитали мертвым, но который отделался только сильной контузией…»15. После взятия Курганной высоты, корпус Груши получил наконец приказ атаковать русские войска, находящиеся севернее поверженного «большого редута». В ходе боя его войскам пришлось не только атаковать, но и отражать нападения русских войск. Евгений Богарне, руководивший всеми действиями в районе «большого редута», очень высоко оценил умелые действия Груши. «Несмотря на препятствия местности, - писал вице-король, - генерал Груши осуществил прекрасную атаку с кавалерией дивизии генерала Шастеля, которая в этот момент поддержала левый фланг пехоты»16. Также благосклонно отзывается в своих мемуарах о действиях Груши граф Сегюр: «… Груши своими многократными кровопролитными атаками на левый фланг большого редута утвердил победу и очистил равнину. Но он не мог преследовать остатки русских. Новые овраги, а за ними вооруженные редуты прикрывали отступление русских. Они яростно защищались до наступления темноты, прикрывая таким образом большую дорогу в Москву…»17. В ходе боя Груши был ранен пулей в грудь; к счастью для него, рана оказалась не столь тяжелой и опасной: по словам Кастелана, после сражения Груши страдал больше от ревматизма, нежели от недавнего ранения. Несмотря на это, Груши известил вице-короля, что рана заставляет его покинуть бой, и что он передает командование корпусом генералу Лагуссе, как старшему среди его дивизионных генералов. Во время отступления из Москвы Наполеон поручил Груши возглавить остатки французской кавалерии, которые получили название «Священный эскадрон».
При первом воцарении Бурбонов во Франции в 1814 году Груши, как и большинство высших офицеров, принес присягу на верность королю Людовику XVIII, однако во время Ста дней (1815 г.) он переходит на сторону императора и руководит подавлением мятежа, поднятого герцогом Ангулемским. За подавление роялистского выступления, Груши получает от Наполеона маршальский жезл. Будучи уверенным, что война с европейскими державами неизбежна, Наполеон сначала предполагал назначить новоиспеченного маршала на должность командующего всей кавалерией Северной армии. Однако потом император изменил свое решение и поручил Груши функции, которые, по мнению Наполеона, более соответствовали столь высокому званию: после сражения у Линьи, Груши было поручено преследовать разбитую прусскую армию во главе 30 тысяч человек – 2 пехотных и два кавалерийских корпуса. Маршал не стал препираться, не стал говорить, что не имеет опыта руководства такими крупными соединениями, а по-солдатски молча принял на себя новые обязанности, которые, как показало будущее, оказались для него слишком обременительными. По словам Рональда Делдерфилда, если бы Груши «мог предвидеть будущее, он бы немедленно отказался от командования. Но Эммануэль Груши не мог знать, что впереди его не ждет ни капли славы – его ожидает только незаслуженная репутация безнадежного неудачника»18. Как вполне справедливо пишет Чандлер: «Совершенно необъяснимо... почему император поставил командовать правым флангом маршала Груши – талантливого кавалерийского генерала, мало знакомого с тактикой пехоты. И для него эта новая ответственность была несоразмерной с его способностями, особенно при встрече с таким искушенным противником, как старый вояка Блюхер»19. Итак, мы подошли к самому интригующему периоду в военной карьере последнего наполеоновского маршала. Как пишет по этому поводу Делдерфилд: «Он (Груши – С.З.) канул в неизвестность где-то на марше в направлении Гемблу (Жамблу), выступив из дыма битвы и пропав в тумане полемики по вопросам военной истории. Ни один из историков никогда не мог с уверенностью сказать, что же делал Груши в течение этих сорока восьми часов (с 16-го по 18 июня 1815 года – С.З.), но в этот исторический миг на весь XIX век была решена судьба Европы»20. Правда, Наполеон первым совершил ошибку, поскольку после сражения у Линьи не дал указаний ни на преследование пруссаков, ни для выяснения, в каком направлении отходил Блюхер. Маршал Груши был удивлен, что император покинул поле боя, так и не дав никаких распоряжений. Поэтому он поспешил за ним и спросил о дальнейших своих действиях. В ответ Наполеон заявил, что маршал получит распоряжения утром. Вернувшись на поле недавнего сражения, где войска располагались на отдых, Груши поручил генералам Пажолю и Эксельмансу осуществить разведку и выяснить, куда направился неприятель. Правда, неизвестно, сделал он это по собственному почину или все же Наполеон дал ему на этот счет какие-то указания. На рассвете Груши был в штабе, однако ему было заявлено, что императору нездоровится... Тем временем, основная часть прусской армии двигалась на север, к Вавру, и только около 8 тысяч беглецов, покинувших строй, устремились по дороге к Намюру. Именно за ними устремился Пажоль, сообщая Груши, что Блюхер двигается в сторону Намюра и Льежа. Тем временем, бездействие Наполеона усиливало недоумение у старших офицеров армии. «Наполеона, которого мы знали, больше нет, - сказал Вандам, - вчерашний успех ни к чему не приведет». Генерал Жерар также квалифицировал эту непонятную отсрочку как «непостижимую и непоправимую»21. Когда Наполеон наконец отдал первые приказы, Груши вновь был в штабе. По словам Чандлера, маршал «был настроен на немедленное проведение преследование Блюхера, но Наполеон настоял на том, чтобы тот сопровождал его в поездке к полю боя в Линьи, во время которой император размышлял об ужасах войны»22. В ответ на настоятельные просьбы Груши относительно дальнейших указаний, Наполеон сухо произнес: «Я вам прикажу, когда настанет время»23. Закончив смотр, Наполеон некоторое время поговорил со штабными офицерами и другими своими спутниками. Как это не странно, но самым важным для императора в этот момент были не военные действия, а положение дел во Франции: он просмотрел новый состав правительства, представленный ему, порассуждал относительно интриг некоторых его членов, обсудил общие перспективы развития французской политики. Многие были обеспокоены этим, поскольку время проходило, а конкретных действий не было. В их числе был и Груши, продолжавший ожидать приказов. Вскоре прибыли известия от Пажоля, следующего за прусскими дезертирами по дороге на Намюр, а также от Эксельманса, сообщавшего, что пруссаков в большом количестве видели в Жамблу. После ознакомления со всеми этими донесениями, Наполеон отдал приказ Груши начать преследование Блюхера. Для осуществления данного указания, маршал получил под свою команду корпуса Вандама и Жерара, дивизию из корпуса графа Лобау, а также кавалерию Пажоля и Эксельманса – всего около 33 тысяч человек24. Груши было приказано двигаться к Жамблу и выслать разведку к Намюру и Маастриху, куда, по мнению Наполеона, должна была отступать прусская армия. В то же время, император понимал, что нужно быть готовым к тому, что Блюхер попытается соединиться с Веллингтоном, а потому приказал, чтобы маршал, преследуя неприятеля, раскрыл замысле Блюхера и сообщал ему обо всех событиях. По словам Саундерса, ссылающегося на мемуары самого маршала, «Груши не очень понравились данные ему приказы. Ему не терпелось догнать пруссаков на заре, но теперь, по его мнению, было слишком поздно, и он был убежден, что теперь Наполеону лучше было бы держать армию вместе… Миссия Груши выглядела не столько загадочной, сколько опасной, поскольку его отправляли с двумя армейскими корпусами, еще не оправившимися от ожесточенного сражения в Линьи – отправляли изолированно, несмотря на риск столкнуться с целой армией пруссаков. Корпус Тильманна, который был замечен в Жамблу, накануне легко отделался и находился в прекрасной боевой форме; корпус Бюлова, который вообще еще не воевал… сам по себе почти равнялся по численности войскам Груши. Поблизости находилось около ста тысяч пруссаков, и Груши, который первым определил их приблизительное местоположение, должен был также раскрыть их планы и уберечь основную часть армии от столкновения с ними. Он почувствовал, что может не справиться с этой задачей, и, как он пишет, попытался убедить Наполеона принять другой план»25. По словам самого маршала, написанным позднее, он напомнил Наполеону, что с того времени, как пруссаки начали свое отступление, прошло много времени, что его собственные войска рассеяны по большой территории, и что пройдет еще некоторое время, чтобы собрать их и начать преследование противника. В своих мемуарах Груши говорил, что не считал возможным замедлить отступление Блюхера со своими 33 тысячами солдат26. «Более того, - пишет Груши в своих мемуарах, в которых пытается задним числом оправдаться во всех своих ошибках, взвалив всю вину на Наполеона, - я отважился указать императору на некоторые стратегические причины считать нежелательной отправку меня за пределы района проведения операции основными силами армии, которыми он собирался сражаться с англичанами…»27. Об этом же пишет и Слоон: «Груши… находил это поручение для себя непосильным и, под конец, объявил, что пруссаки слишком далеко уже ушли вперед, вследствие чего их навряд ли удастся еще более расстроить начатым столь поздно преследованием»28. И далее продолжает: «Возражения его были признаны неосновательными, и Наполеон дружески простился со своим маршалом, сознавая, однако, что возложил важное и довольно трудное поручение на человека, очевидно, не обладавшего надлежащей энергией для выполнения такового»29. Да, конечно, благодаря бездействию Наполеона, не организовавшего немедленного преследования разбитого у Линьи Блюхера, пруссаки опережали в движении французов на 15 часов. Однако, несмотря на это, получив приказ на преследование, Груши смог собрать свои силы только к вечеру 17-го и двигался за пруссаками недопустимо медленно. Оправдания Груши (и некоторых историков, пытавшихся защитить маршала и обвинить в медлительности марша войск Груши Наполеона, плохую погоду и усталость солдат, которые, в отличие от прусских солдат, имели хоть немного времени передохнуть) в том, что его войска вынуждены были идти по размытым от дождя дорогам, а также испытывая другие препятствия, не очень убедительны, если взглянуть на действия прусской армии и ее командиров. После поражения у Линьи прусские войска практически не имели времени на отдых, однако они достаточно быстро собрались и также быстро отошли к Вавру, где уже к полудню 17-го Блюхер собрал основную часть своих сил. Как отмечает Саундерс: «Дисциплина и организованность позволили пруссакам сделать то, что Наполеон считал невозможным»30. К сожалению, этого никак нельзя сказать о маршале Груши и его действиях. Да, дороги были размыты, войска из-за этого двигались медленно. Однако в истории войн можно найти много примеров маршей, выполненных при аналогичных погодных условиях (и, возможно, даже худших), правда, и это стоит отметить особо, благодаря решимости и решительности самого командующего и его подчиненных офицеров. Перед Аустерлицем войска Даву прошли по раскисшим от оттепели дорогам, по колено в грязи, за два дня почти 140 километров, причем в первый день было пройдено почти 90 км; скорость движения войск маршала Ланна, независимо от погодных условий, была всегда самой быстрой во французской армии; марши Суворова под Рымником и Фокшанами стоят того, чтобы быть упомянутыми здесь как пример, причем условия осложнялись тем, что покрыв расстояния в 100 км русские солдаты сразу же вступили в бой и выиграли оба сражения. Примеров можно приводить много, поэтому остановимся на этих. Будучи опытным командиром, проведшим в наполеоновских походах много времени, Груши не мог не знать, какое пристальное внимание Наполеон всегда уделял быстроте передвижения армии. К примеру, корпус Вандама, входивший в группировку Груши, двигался со скоростью два километра в час, пройдя за полдня чуть более 7 км (!). Думаю, читатели сами могут судить насколько быстр был марш войск Груши, преследовавших прусскую армию. Однако на этом несчастья маршала не заканчиваются. В 10 часов вечера Груши писал Наполеону: «Сир, имею честь сообщить Вам, что я занял Жамблу, и моя кавалерия находится в Совеньере. Силы противника, численностью около 30 тысяч человек, продолжают отступать… Из многих источников стало известно, что по прибытии в Совеньер они разделились на три колонны; одна, по-видимому, пошла по дороге на Вавр, пройдя мимо Сарт-а-Вален, в то время как остальные направились в Перве. Из этого можно заключить, что одна часть намерена присоединиться к Веллингтону, центр под командованием Блюхера отступит к Льежу, тогда как другая колонна с артиллерией отступит к Намюру. Генерал Эксельманс имеет приказ послать сегодня вечером в Сарт-а-Вален шесть эскадронов, и три эскадрона – в Перве. Действуя в соответствии с их данными, в случае, если значительные силы пруссаков отступят к Вавру, я последую за ними, чтобы не допустить их возвращения в Брюссель и отделить их от Веллингтона. Однако, если подтвердятся сведения о том, что основные силы идут к Перве, я буду преследовать их по дороге в этот город…»31. Получив это донесение, Наполеон, как это ни странно, не придал особого значения содержанию письма, в котором, по словам Чандлера, «приводилась правильная догадка Груши о том, что масса армии Блюхера на самом деле отступает к Вавру»32. Император оставил без ответа рапорт маршала. «Это страшное упущение, - пишет Чандлер, - было исправлено им только в 10 часов утра, что явилось его первой большой ошибкой, совершенной 18 июня, ибо если бы он реагировал даже просто с обычной скоростью и осторожностью и приказал бы Груши направиться в Оэн, тогда только один корпус армии Блюхера, в лучшем случае, мог бы участвовать в битве при Ватерлоо»33. Между тем, около 4 часов утра 18 июня Блюхер приказал корпусу Бюлова – свыше 30 тысяч человек – выступить из Вавра в поддержку Веллингтона, стоявшего на плато Мон-Сен-Жан, близ Ватерлоо. И хотя дороги были сильно размыты сильным ливнем, прошедшим накануне, прусский авангард уже к 12 часам дня 18-го достиг Сен-Ламбера, находящегося в 5 километрах от поля сражения. За Бюловым последовали оставшиеся корпуса прусской армии. Для прикрытия этого маневра Блюхер оставил в Вавре корпус генерал Тильмана (около 22 тысяч человек) и приказал ему сдерживать французов как можно дальше. И здесь можно сказать лишь одно: энергия и решительность Блюхера заслуживает всяческого одобрения, чего никак нельзя сказать о дальнейших действиях маршала Груши. На протяжении всей ночи с 17-го на 18 июня Груши пытался разобраться в ситуации. В 6 часов утра он написал Наполеону: «Сир, все рапорты и собранные сведения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном. 1-й и 2-й корпуса армии Блюхера, по-видимому, идут – соответственно – к Корбе и Шомону. Должно быть, они покинули Туринн вчера в 8.30 вечера и шли всю ночь; к счастью, погода была такой плохой, что они вряд ли могли продвинуться далеко [и здесь маршал совершенно недооценил своего противника и возможности пруссаков]. Я вскоре отправляюсь в Сарт-а-Вален и оттуда поеду в Корбе и Вавр»34. По мнению Жомини, Клаузевица, Шарраса и Уссе, Груши следовало сделать утром 18 июня все возможное, чтобы успеть пересечь Диль под Мустье и разместиться поближе к театру действий Наполеона. Этим самым, по словам Чандлера маршал «смог бы поставить своих людей в выгодную позицию для атаки во фланг прусских войск на их пути к Сен-Ламберу…»35. Правда, генерал Хэмли выражает иное мнение в своей книге «Operations of War» («Военные операции»). По его словам, Груши не мог знать, что Веллингтон и Блюхер в течение дня окажутся в Ватерлоо: он полагал, что союзники объединятся в Брюсселе. Если бы таково было их намерение, Груши, «направившись в Вавр, серьезно воспрепятствовал бы их сообщению с базой близ Лувена и либо помешал бы им осуществить их намерения, либо чудовищно осложнил бы их положение»36. Ошибкой Груши в это время было то, что он не смог разгадать истинные намерения противника. Однако утром 18 июня, действия маршала были такими же размеренными и неспешными, как и накануне. Казалось ничто не могло убедить его действовать побыстрее и поэнергичнее. Вместо того, чтобы начать марш в 6 часов утра, генерал Вандам вывел их только к 8 часам, и из-за этой задержки пришлось отложить выход войск генерала Жерара до 9 часов. Сам Груши прибыл в Сарт-а-Вален в 10 часов утра. Остановившись у одного гостеприимного нотариуса, маршал получил от него некоторые полезные сведения: например, что пруссаки прошли через город и близ него тремя колоннами и, по-видимому, направлялись в сторону Брюсселя. Отправив донесение Наполеону, Груши никак не прореагировал на все эти сведения и спокойно приступил к завтраку в обществе хозяина дома... Тем временем, в 11.35 утра у плато Мон-Сен-Жан прогремел первый орудийный залп и сразу же загрохотали французские и английские пушки, после чего последовала атака французов на Угумон. Сражение при Ватерлоо началось… Эта артиллерийская канонада достигла Валена, когда Груши добрался до десерта – клубники на блюде. В саду собрались офицеры, некоторые всматривались вдаль на запад, некоторые легли на землю, приложив ухо к земле. Генерал Жерар, выступив вперед, настойчиво требовал, чтобы Груши немедленно отправился в направлении стрельбы. Однако маршал ответил, что эта канонада, по-видимому, является действием арьергарда английской армии, отступающей к Брюсселю. завидев крестьян, Груши поинтересовался у них, откуда, по их мнению, доносится пушечная стрельба. Они заявили, что стрельба происходит в районе Мон-Сен-Жана. Несмотря на все это, Груши но не счел необходимым что-либо менять в своих действиях. Между тем, канонада со стороны Мон-Сен-Жана усиливалась, что означало, что там происходит серьезный бой. Генерал Жерар вместе с Валязэ из инженерных войск, продолжал убеждать маршала двинуться на звуки канонады. Однако командующий артиллерией генерал Бальту возразил, что перевезти пушки по раскисшим от дождя дорогам будет невозможно. На это Валязэ заявил, что его инженеры легко смогут осуществить этот шаг. Завязался спор, который, казалось, не привлек внимание Груши. Он продолжал молчать, ничего не предпринимая. Это бездействие разозлило Жерара и он закричал:
В какой-то мере ответ маршала был вполне резонным, так как никаких донесений от императора о готовящемся сражении Груши не получал. Поэтому он решил в точности выполнять приказ Наполеона о преследовании армии Блюхера, которой, увы, уже не было у Вавра. Груши еще больше укрепился в своей правоте, когда около 4 часов вечера получил приказ, подписанный начальником штаба французской армии Сультом, и подтверждавший необходимость его войскам двигаться на Вавр. Таким образом, Груши неспеша двинулся к Вавру в то время как пруссаки уже выходили на правый фланг французской армии, ведущей ожесточенный бой у Мон-Сен-Жана. Но даже у Вавра Груши действует не столь решительно, и корпус Тильмана, имевший меньше сил, достаточно уверенно отражал все атаки французов. Только к концу дня маршалу удалось сломить упорное сопротивление пруссаков, но этот частичный успех уже не имел никакого значения. Генеральное сражение кампании 1815 года у Ватерлоо, а с ним и вся война – проиграны. Между тем, после победы у Мон-Сен-Жана, часть прусской армии была направлена против Груши, чтобы отрезать его от границы. Груши, до сих пор не знавший, чем закончилась основная битва, решил, что Наполеон одержал победу, и стал готовиться к маршу на Брюссель. Но в это время из Катр-Бра прибыл гонец от императора.
Говорят, что когда Груши узнал о поражении Наполеона, он заплакал, так как понимал, что потомки навсегда свяжут его имя с этой катастрофой. И хотя дальнейшие действия маршала были безупречны, однако полководческая репутация Груши погибла безвозвратно. После столь печальных известий, Груши начал действовать так, как должен был действовать ранее, когда Наполеон поручил ему преследовать пруссаков. Сейчас, когда все погибло, маршал наконец-то проявил энергию и решительность, столь недостающую ему в предыдущие дни. Теперь он маневрировал искусно, спасая все правое крыло французской армии. Способность Груши справиться с этим трудным отступлением сильно контрастирует с той апатией и безынициативностью, которую он проявил до этого! Несмотря на быстроту маневра, уйти от столкновения не удалось: 20 июня под Намюром войска Груши были атакованы корпусами Тильмана и Пирха. Выдержав все атаки пруссаков, маршал заставил их отступить и продолжил отход в пределы Франции. Правда, этот запоздалый успех уже не мог изменить общую ситуацию. «Трагическое заблуждение Наполеона всем известно, - пишет Виктор Гюго в своем великом романе «Отверженные», - он ждал Груши, а явился Блюхер – смерть вместо жизни. Судьба порой делает такие крутые повороты: человек рассчитывал на мировой трон, а перед ним возникает остров Святой Елены». Итак, мог ли Груши преградить путь пруссакам к полю Ватерлоо или хотя бы отвлечь на себя часть войск Блюхера? По словам Наполеона, сказанным им на острове Святой Елены, Груши мог и должен был спасти положение; поле боя, согласно Наполеону, не так уж было далеко от Валена, дороги не так уж и плохи. Правда, император не во всем был прав. Поле боя серьезно находилось не так далеко - 30 километров, но это по прямой. Естественно, войска не могли двигаться к месту боя напрямую; они вынуждены были идти по проселочным дорогам, раскисшим от дождя. Если учитывать, какое время затратил гонец, везущий утренний приказ приказ Наполеона по скверным дорогам (а он затратил около 5 часов), то Груши при всей своей расторопности мог добраться до Мон-Сен-Жана только к восьми часам вечера. Пруссаки, двигаясь по таким же дорогам, потратили на марш около 8 часов, правда, они и вышли из Вавра намного раньше французского маршала. Так что при всем своем желании, пехотные корпуса просто физически не могли потратить на маневр к Мон-Сен-Жану менее 5 часов. Однако, независимо от этого, маршала есть в чем серьезно упрекнуть. Преследование отступающего Блюхера велось очень вяло и непростительно медленно. Во время этого преследования Груши продемонстрировал отсутствие личной инициативы и в какой-то мере тактическую и стратегическую ограниченность. Несмотря на солидный военный опыт, Груши оказался совершенно несостоятельным в роли независимого командира, способного самостоятельно принимать решения в зависимости от складывающейся обстановки. К сожалению, каждый свой шаг маршал делал с оглядкой на Наполеона и на получение дальнейших указаний от императора. Нет никакого сомнения, что будь на его месте такие маршалы как Ланн, Даву, Массена, Сюше или Мюрат то ситуация была бы несколько иной. Действия Груши у Вавра должны были быть более решительными. Плохо была организована разведка, из-за чего не было точных сведений о действиях прусской армии. Если бы разведка действовала отлажено и точно определила, что основная часть пруссаков двинулась от Вавра к Ватерлоо (а не к Брюсселю, как предположил Груши), то французы могли бы преследовать Блюхера с максимальной скоростью, чтобы отвлечь на себя по крайней мере часть прусских войск, а сил у Груши для этого было более чем достаточно. Подобный образ действия, осуществленный во второй половине дня 18 июня, позволил бы Наполеону не бросать против пруссаков целый корпус Мутона, а использовать его против центра Веллингтона, который был на грани развала, тем более что пруссаков вполне удачно сдерживала долгое время Молодая гвардия. Итак, непростительное и непозволительно медленное преследование Груши противника во второй половине 17-го и днем 18 июня, неумение наладить разведку и неспособность маршала принять самостоятельное решение в быстро меняющейся обстановке, нерешительность атаки у Вавра фактически вывели из борьбы 33 тысячи французских солдат и предрешили исход не только битвы при Ватерлоо, но и всей кампании. Поэтому стоит согласиться с Чандлером, который писал, что для Груши эта должность оказалась «несоизмеримой с его способностями, особенно при встрече с таким искушенным противником, как старый вояка Блюхер». После отречения Наполеона и второй реставрации Бурбонов маршал Груши попал в так называемые проскрипционные списки, в которых содержались имена тех, кто особенно способствовал возвращению Наполеона и был «активным сторонником и пособником узурпатора». Под страхом смертной казни маршалу пришлось бежать из Франции. До 1820 года он прожил в США и лишь после королевской амнистии вернулся на Родину. Его возвращению очень способствовал маршал Даву, который после королевской опалы, был вновь призван на службу и получил от Людовика XVIII звание пэра Франции. Используя свое влияние, положенное ему по новому статусу, «железный маршал» пишет королю в августе 1819 года письмо, в котором ходатайствовал за генералов Груши, Клозеля и Жиля. «Сир, - обращается Даву к королю, - убедившись во всей силе Вашей доброты по отношению ко мне, я смиренно прошу Ваше Величество помочь моим трем бывшим сослуживцам: генералам Груши, Клозелю и Жилю, и позволить им вернуться (во Францию). Оказавшись тогда в трудных и чрезвычайных обстоятельствах, которые Ваше Величество великодушно простило и забыло, я посчитал себя обязанным вступиться за них перед тогдашним министерством (во время «белого террора» 1815 года – С.З.), объяснив, что вся их вина заключалась в том, что они честно исполняли мои приказы(Даву во время Ста дней выполнял функции военного министра Франции). Назначенный Вашим Величеством на высокий пост… могу ли я делать вид, что не замечаю несчастий этих людей, невольным виновником которых я являюсь. Ваше Величество, следуя примеру своих августейших предшественников, не раз проявляло свое милосердие. Попросив еще раз проявить великодушие и понимая, что это качество является главным секретом его сердца, я уверен в вашем правильном толковании моего обращения, которое продиктовано единственным желанием объединить вокруг его трона всех бывших командиров армии, пополнив их ряды еще тремя генералами, имеющими хорошую репутацию. Возвращение их в столицу было бы полезным и свидетельствовало бы о том, что прошлое навсегда забыто, и что слезы вытерты Вашей августейшей рукой и всех впереди ждет еще более счастливое будущее. Я уверен, что мой демарш не удивит Ваше Величество, и он истолкует его, как проявление совести с моей стороны.
По словам графа Вижье, одного из биографов маршала Даву, со стороны Груши, который не замедлил воспользоваться королевской амнистией и возвратился во Францию, в качестве благодарности в адрес Даву последовали различного толка оскорбления. «Беспристрастная история, - добавляет граф Вижье, - по справедливости воздала за необоснованную клевету и каждого из этих двоих поставила на то место, которое они заслужили»39. Правда, Людовик XVIII не признал маршальского звания, дарованное ему «узурпатором». Поэтому Груши пришлось довольствоваться только званием генерал-лейтенант. Никто не желал давать Груши какой-либо должности. Даже при новом короле Карле X, взошедшем на престол в 1824 году, Груши оставался не у дел и, казалось, был незамечаем не только королевским правительством, но и бывшими сослуживцами. Некоторые изменения в жизнь Груши внесла Июльская революция 1830 года, свергнувшая навсегда династию Бурбонов. Новый король-буржуа Луи Филипп признал звание маршала и пэра Франции, данные Наполеоном Груши, но на этом все и ограничилось. Груши продолжал оставаться не у дел, и чтобы занять себя, он много путешествует и пишет мемуары, в которых пытается оправдать свое поведение во время Бельгийской кампании 1815 года. 29 мая 1847 года, возвращаясь из путешествия по Италии, последний наполеоновский маршал последовал в мир иной. Это произошло в небольшом городке Сен-Этьенн. Вдова маршала, перевезла останки своего супруга в Париж и захоронила их на традиционном для большинства маршалов месте – кладбище Пер-Лашез. Будучи на острове Святой Елены, ссыльный император следующими словами отозвался о маршале: «Груши хотел оправдаться за мой счет: то, что он говорил, столь же верно, как если бы я велел привезти мне герцога Ангулемского в Париж, и он бы выполнил это повеление. Несмотря ни на что, я уважаю Груши и именно потому называю его добродетельным врагом»40. Как замечает Рональд Делдерфилд, «история обошлась с Груши безжалостно. Ей известны «генералы-удачники». Таким был Веллингтон, таким был Кромвель. В годы Второй мировой войны таким был Монтгомери. Солдаты всегда с энтузиазмом следуют за полководцем с такой репутацией. А Эммануэль Груши, напротив, был неудачником, и последствия этого до сих пор сказываются на его биографии»41.
ПРИМЕЧАНИЯ 1 Шиканов В.Н. Созвездие Наполеона: маршалы Первой империи. М., 1999.
|