У русских, кроме мужества и непоколебимой твердости, существовал полнейший порядок

История 65-го пехотного Московского Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полка. 1642-1700-1890. — Варшава, 1890

В полночь 21-го Июля войска выступили по направлению к Троянову валу, соблюдая полную тишину. Во время этого движения произошла фальшивая тревога в неприятельском лагере: вдруг оттуда раздались выстрелы и несколько лошадей в полной сбруе подбежали к нашему фронту; но спокойствие скоро было восстановлено и русские осторожно продолжали подвигаться вперед. На рассвете наши войска перешли Троянов вал и выстроились в боевой порядок в одну линию, в каре. Заметивший это движение неприятель выслал огромные массы конницы, которые бросились в атаку на весь наш фронт; но выставленные у нас впереди орудия вскоре не только остановили эту атаку, но произвели даже замешательство во всем неприятельском лагере. Тогда конница противника бросилась вправо, часть ее заскакала за Троянов вал, засела во рву его и по тылу дивизии Олица открыла убийственный ружейный огонь. В это время пороховой дьм был так густ, что ничего не было видно вокруг. Из дивизии Олица сейчас же были вызваны охотники, которые, под начальством прикомандированного ко 2-му Московскому полку премьер-майора Ребендера, с несколькими пушками, отправлены были за Троянов вал для продольного обстреливания его рва; из Московцев, кроме Ребендера, вышли в охотники прапорщики Дмитрий Беликов и Алексей Козыревский, с 32-мя нижними чинами. Два же каре Олица двинулись вперед, принимая влево, с целью закрыть выход из долины, на которой скопились неприятели, — и угрожать им отрезанием пути отступления. Как только неприятель заметил это движение и догадался, в чем заключается цель его, то с криком, под огнем нашей артиллерии, бросился бежать к своему ретраншаменту, засев в котором, он открыл сильный артиллерийский огонь по обоим каре Олица. Вслед за тем на соседнее каре г. Племянникова совершенно неожиданно устремились 10 тыс. янычар, которые окончательно расстроив его, бросились по следам бегущих наших солдат на правый фланг каре Олица. Заметив это, Румянцев выехал навстречу бегущим и крикнул: «Стой, ребята!». Последние, по голосу своего любимого начальника, тотчас же остановились и сгруппировались около него. В это время наша артиллерия обратила свой огонь на янычар и взорвала захваченный ими у 1-го Московского полка зарядный ящик, отчего турки пришли в замешательство. Тогда же 1-й гренадерский полк храбро ударил на них штыками. Это обстоятельство, в связи с предыдущими, заставило янычар обратиться в беспорядочное бегство; их примеру последовали и все остальные турецкая войска, так как наши отряды Боура и Брюса в это время уже вступали с двух флангов в их лагерь, а отряд Репнина заходил им в тыл.

По очищении неприятелем лагеря, дивизия Олица немедленно заняла его, а остальные русские войска были посланы преследовать бегущих турок. Однако скоро выяснилось, что догнать их не было никакой возможности, а потому все наши отряды вернулись назад и заняли позицию, позади бывшего турецкого лагеря.

Доставшаяся добыча русским была громадна: весь лагерь со всем имуществом, 140 орудий со всеми артиллерийскими запасами, 60 знамен, множество провианта и 2 тыс. пленных. Историки исчисляют нашу потерю в Кагульском бою в 1 тыс. человек, тогда как у турок погибло до 40 тыс., объясняя это обстоятельство тем, что у русских, кроме мужества и непоколебимой твердости, существовал полнейший порядок, а также полное внимание и готовность к исполнению приказаний начальников; между тем у турок ничего подобного не было, и каждый действовал почти сам по себе.

На другой день после Кагульской битвы, в армии было отслужено благодарственное молебствие при 101 пушечном выстреле и при троекратном ружейном залпе; гр. Румянцев сам командовал при салютации, а затем, объезжая полки, он благодарил каждый за победу, на что последние отвечали криком „Ура"! После этого армия наша, выслав несколько отрядов для истребления противника на этом берегу Дуная, и в том числе отряд кн. Репнина, в который были назначены теперь две гренадерские роты 2-го Московского полка, — продолжала стоять на позиции у Кагула, занимаясь печением хлеба.