Сегодня и вчера

Русский архив. Историко-литературный сборник. 1865. Выпуск 4. — М., 1865. Стб. 469


Рассказ императрицы Екатерины II о первых пяти годах ее царствования.

Сухопутная армия в Пруссии не получала жалованья за две трети.

В статс-конторе именные указы на выдачу 17 миллионов рублей не выполненные.

Монетный двор со времени царя Алексея Михайловича считал денег в обращении 100 миллионов, из которых 40 миллионов почитали вышедшими из империи вон, понеже тогда вексельного оборота либо вовсе не знали, либо мало употребляли.

Почти все отрасли торговли были отданы частным людям в монополию.

Таможни всей империи сенатом даны были на откуп за два миллиона.

60 миллионов, кои остались в империи, были двенадцати разных весов. Серебряные деньги от 82 пробы по 63, медные от 40 до 32 рублей в пуде.

Блаженной памяти государыня императрица Елизавета Петровна во время Семилетней войны искала занять 2 миллиона рублей в Голландии, но охотников на тот заем не явилось, следовательно кредита или доверия к России не существовало.

Внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи.

Правительствующий сенат тогда составлял один департамент. Сей слушал апелляционные дела не экстрактами, но самое дело со всеми обстоятельствами, и чтение дела о выгоне города Мосальска занимало, при вступлении моем на престол, первые шесть недель заседания сената.

Сенат, хотя посылал указы и повеления в губернии, но там так худо исполняли указы сената, что в пословицу почти вошло говорить: «ждут третьего указа», понеже по первому и по второму не исполняли.

Вся империя была разделена на следующие губернии: Московская, Нижегородская, Казанская, Астраханская, Сибирская, Белгородская, Новгородская, Архангелогородская, С. Петербургская, Смоленская, Воронежская, Оренбургская, Лифляндская, Выборгская, Киевская; Малую Россию, т е. Черниговскую и Новогород-Северскую, ведал гетман. Каждая губерния была разделена на провинции, а к каждой провинции были приписаны окружные города, в коих находились воеводы и воеводские канцелярии.

Оные не получали жалованья, и дозволено им было кормиться с дел, хотя взятки строго запрещены были.

Сенат определял воевод, но числа городов в империи не знали. Когда я требовала реестра городам, то признались в неведении оных; даже карты всей империи сенат от основания своего не имел. Я, быв в сенате, послала пять рублей в Академию наук чрез реку от сената, и купленный там Кириловский печатный атлас в тот же час подарила правительствующему сенату.

(Атлас Российской империи, изданный в разное время (1726—1734) и состоящий из 14 специальных нарт, работы Ивана Кириллова – [см. «Атлас Всероссийской Империи» в Библиотеке Руниверс ] Замечательно, что императрица предпочла Кириловские карты академическому атласу, изданному в 1746 г. Н.Б.)

Буде кто любопытен знать, что с провинциальных и городовых воевод требовалось, да благоволит прочесть манифест мой, находящийся в заглавии учреждения для управления губерний. (В этом манифесте говорится, что «в одной воеводской канцелярии совокуплены находятся дела всякого рода и звания») Тут увидеть можно картину, причинившую предпринятую перемену.

Но восшествии моем на престол, сенат подал мне реестр доходам империи, по которому явствовало, что оных считали 16 миллионов. Но прошествии 2 лет, я посадила князя Вяземского и тайного действительного советника Мельгунова, тогдашнего президента камер-коллегии, считать доходы. Они несколько лет считали, переписываясь раз по семи с каждым воеводою. Наконец сочли 28 миллионов, 12 миллионов больше, нежели сенат видел.

При коронации моей было у меня три секретаря; у каждого из них было по 300 прошений, итого 900. Я старалась, колико возможно, удовольствовать просителей, сама принимала прошения.

Но сие вскоре пресеклось, понеже в один праздник, во время шествия со всем штатом к обедне, просители пресекли мне путь, став полукружием на колени с письмами. Тут приступили ко мне старшие сенаторы, говоря, что таковой непорядок последовал от излишней милости и терпения моего, и что законы запрещают государю самому подавать прошении. Я согласилась на то, чтоб возобновили закон о неподаче самому государю писем, понеже увидела, что из того родился в самом деле соблазн, и тогда же сведала от многих, что весь город Москва иным не упражнялся, как писанием ко мне писем о таких делах, из коих многие уже давно решены были, либо течением времени сами собою исчезли. Но притом признаки были великого роптания на образ правления прошедших последних годов…