Сегодня и вчера

Листовский И.С. Биография графа П.В.Завадовского // Русский архив. Историко-литературный сборник. ―М., 1883. Выпуск 5. С. 81


Сохранилось следующее предание. Когда Румянцев, прибыв в Москву (где отказался от торжественного въезда) ехал в придворной карете к Императрице, жившей тогда в доме князя Голицына (у Пречистенских ворот), против него сидел Завадовский, которого, быть может, он взял на случай объяснений и справок. Императрица встретила победителя на крыльце и поцеловала его. Затем она обратила внимание на красавца-полковника, который стоял пораженный этою величественною в своей простоте сценою и самым видом Императрицы. Румянцев, заметив любопытство Государыни, представил ей Завадовского как человека, разделявшего в продолжении десяти лет его труды. Императрица тут же пожаловала Завадовскому бриллиантовый перстень со своим именем «Екатерина»....

Это сближение относится к середине 1775 г. Государыня страстно полюбила тридцатилетнего красивого, умного, отлично образованного и добросердечного Завадовского. Она немедленно приобщила его к делам управления. Завадовским писан манифест об учреждении губерний (Ноябрь 1775 г.) Он сделался главным дельцем; к нему отовсюду поступали прошения и присылались письма (как показывают бумаги его, относящиеся к тому времени и напечатанные в XXVI-й книге Архива Князя Воронцова).

Завадовский был очарован: ему, сыну скромного помещика, отдалась повелительница его родины, Монархиня, перед которою преклонялась Европа, и благоговел весь образованный мир. Он, не испытав до сего любви, весь отдался своему чувству и в нем черпал себе полное удовлетворение, не думая о будущем. Он не был из числа тех любимцев, которые устраивали свои и других дела и тем подготовляли себе связи. Быть орудием и злоупотреблять для того любовью, ему казалось низким. Вот почему он не только ничего не устроил для себя, но даже и для своего друга графа С. Р. Воронцова, которого положение ему было дороже собственного.

«Я живу», ― писал он 5 Марта 1777 г. Воронцову, ― «покоряя рассудок уважению, не меряя себя с теми, кои меня выше, но сравнивая себя с таковыми, которых я счастьем превзошел несравненно».

Впоследствии граф Воронцов удостоверял молодого Кочубея, что из всех любимцев Екатерины, Завадовский и Ермолов отличались наибольшею скромностью. Эта черта в Ермолове была любезна Завадовскому, и с ним он вел знакомство. Современник Завадовского, служивший при нем, Н. С. Ильинский, оставил о. нем следующую характеристику: «Он был человек добрый, честный, кроткий и, при всем своем уме, негордый и ненадменный».

К Рождеству 1775 г. Государыня возвратилась из Москвы в Петербург, и в ея свите были уже двое новых кабинет-секретаря, Безбородко и Завадовский. Это смущало Потемкина, тем более, что оба новобранца пользовались покровительством Румянцева и графа Разумовского и приобрели расположение князя Орлова.

2-го Января 1776 г. Завадовский произведен был в генерал-майоры и назначен генерал-адъютантом. 26-го Января Герольдмейстерская Контора требовала от Военной Коллегии сообщения о прохождении службы «полковников Завадовского и Безбородко, находящихся у принятия, подаваемых Ее Императорскому Величеству челобитень». Значит, имелись в виду для них новые отличия. Сближение Екатерины с Завадовским делалось заметным. К Потемкину стали относиться холоднее. Многие с нетерпением ожидали, когда новый любимец заменит «всесильного временщика». Потемкин, желая испытать чувства и намерения Екатерины, разыграл роль обиженного и стал проситься в Новгородскую губернию для осмотра войск. Его отпустили без возражений. Он уехал в Апреле 1776 года, и Завадовский вслед за тем получил в Могилевской губернии Августовскую экономию, 4000 душ, и помещение во дворце. Потемкин стал строить козни, распускать сплетни. Ему помогала княгиня Дашкова.

Потемкин, вернувшись из своего Новгородского путешествия, нашел соперника своего в силе.

Полагают, что Завадовский, при своем уме, образовании и находчивости, мог бы долее пользоваться своим успехом, и Потемкин менее бы успевал в своих кознях, если б тот не примкнул к Орловым, т.-е. к враждебной Потемкину партии, для обеспечения своего положения, и сумел скрыть эту приверженность свою к Орловым. Такой вывод едва ли верен. В Орловых видел Завадовский людей, преданных отечеству. Он со скорбью писал Воронцову: «кроме двух Орловых я не вижу, кого бы интересовал жребий отчизны».

Вот что притянуло его к Орловым, и вместе с тем, невыносимые для него самовластие и надменность отталкивали его от Потемкина. Интригами и раз счетами обеспечить положение свое Завадовский не мог: это путь был не его. Он верил искренности чувств Екатерины, верил ее клятвам. И когда, ближе знакомый со двором и людскими слабостями, друг его граф Воронцов предостерегал его против коварства и измены, Завадовский оставался глух к этим предостережениям. Потемкин, убедившись, что чувства к нему переменились, что возвратить расположение Екатерины ему невозможно, начал другую игру. Он принял вид человека, спокойно уступившего место. Но, интригуя против Завадовского, вместе с тем он стал заботиться о замене его человеком менее для себя опасным; а чтобы чувства к любимцам не крепли и не упрочивались, он рассчитал, что не следует давать им на этом месте засиживаться. Угождая слабостям Екатерины всеми способами и, быть может, тем развивая их, он делался ей необходимым. К тому же пышность двора и празднеств, на которые не было лучшего мастера, как Потемкин, его неистощимое остроумие и веселость, давали ему известную цену, а видимое спокойствие, с которым он уступал свое место, не представляло повода к его устранению. Между тем за два года оценен его ум и способности по многим государственным делам. Если тайный брак Екатерины с Потемкиным действительно существовал, то, конечно, это может служить разгадкой его влияния на Императрицу и в данном случае.

Завадовскому же двор с его интригами был тягостен. Отношения Екатерины к сыну его смущали. Он оказывал наследнику престола высокое уважение и ценил его внимание. «К утешению своему я прибавку имею, что великий князь стал со мною милостиво разговаривать». Немудрено, что и это ставилось ему в укор. Попав ко двору, без связей, в новую для себя сферу, Завадовский чувствовал себя неловко. Перемениться он не мог. «Познал я двор и людей с худой стороны, но не изменюсь нравом ни для чего, ибо ничем не прельщаюсь».