|
Сегодня и вчера
Погодин М.Н. Татарское нашествие // Журнал Министерства народного просвещения. Часть CXLI.— СПб.: 1869. С. 106 Князья увидели, что стоять им больше нельзя. Храброму Даниилу не стало мочи. Огонь снедал его внутренность. Жажда мучила его, — он поворотил коня к реке, и припал напиться воды; тогда только почувствовал он свои раны, оглянулся, увидел, что все бежит во все стороны, и побежал с прочими. Бежалал и Мстислав Галицкий, бежал в первый раз от роду, разумеется, истощив все силы в битве, бежал верно с горьким чувством своей вины. Татары погнались за ним до Днепра и убили шесть князей: Святослава Яневскаго, Изяслава Ингваревича Луцкого, Святослава Шумского, Мстислава Черниговского, Юрья Несвижского. Из бояр Иван Дмитриевич пал еще в первой схватке, с двумя своими товарищами. Иные летописи называют Александра Поповича с его слугою Торопом и Добрыней Рязаничем, Златым поясом. До семидесяти витязей русских погибло, и Киян одних пало до десяти тысяч, из всех воев спасся едва десятый. «Сия злоба и победа над князьями русскими, какой никогда не бывало, от начала Русской земли», говорят летописи, «убийство безчисленное сотворися» мая 31-го, в пятницу, на память свитого мученика Ермия. Среди общего бегства и Половцы убили многих из наших, иного из-за коня, иного из-за одежды. Мстислав, прибежав к Днепру, переправился, и велел истребить ладьи,—зажечь и изрубить,—чтобы Татарам нельзя было гнаться. Но не все вои, не все князья Русские бежали. Остался один, Мстислав Старый, великий князь Киевский. Не предуведомленный о сражении, он стоял с своим полком на каменной горе над рекою Калкой. Увидев с высоты бегство Русских князей, Мстислав не двинулся с места с своим зятем Андреем и Александром князем Дубровницким; он решился, кажется, принять вольную смерть за отечество, и сохранить честь русского имени, — старший из князей Русских. Укрепив свой стан, он три дня с горы бился с Татарами, которые напрасно вступали с ним в переговоры, обещая отпустить, его на искуп. Наконец воевода бродников, племени, нам подданного, поклялся за них в исполнении слова. Князь поверил и был предан изменником, связанный, с зятем, Татарам. Они взяли укрепление и иссекли людей. Князей положили под доски, а сами сели сверху обедать, со смехом слушая, дикие варвары, как под досками хрустели их кости, — и «тако ту скончаша князи живот свой». Татары остервенелые шли вперед, предавая все огню и мечу. Некоторые жители по дороге выходили к ним на встречу с крестами: пощады не было никому. Дошед до Новагорода Святополческого, на Днепре, близь Витичева, верстах во ста от Киева, грозные враги вдруг оборотились назад и скрылись столь же быстро, как быстро являлись. Никого не осталось, и ничего не стало слышно, все утихло и успокоилось. Народ образумился. Как будто свирепый вихорь пронесся но пространству, ломая и разрушая все встречное, помрачая зрение. Он пронесся, — и опять воссияло солнце, открылось небо, ожила природа. Что это за люди? Откуда они? Куда ушли? Какой язык у них? Какая вера? Какого они рода?—спрашивали себя русские люди в недоумении, опомнясь после первого переполоха, и не видя пред собою никого более. Все спрашивали друг друга, но никто не умел отвечать никому. |
Евгений Савойский пишет о нем письмо к венецианскому дожу с просьбой «убрать эту занозу из моей задницы»
Рюйтер превзошел союзников в деле военной тактики, обманув их ложным отступлением и затем застигнув их совсем врасплох.
Тогда-то одна женщина начертала и выполнила план, в успехе которого сначала сомневались даже самые храбрые и предприимчивые люди.
«Внезапу в отдаленнейших странах блеснул меч Россиан»
И ныне слышене наше, что князи и избратели, и вся земля изобрали тебя государем на цесарство, и ты учинился на деда своего государьствех государем, и мы так же хотим с тобою быти в любви и в завещанье
«Все здешние начальные и чиновные люди встретили меня в замке и отдались с глубочайшей покорностью в протекцию Вашего императорского величества»
Взамен Фридрих Вильгельм обзавелся новым полком, получившим порядковый номер 6, но более известным под прозвищем «фарфоровых драгун».
Умолкаю в глубочайшем уничижении, Вашего Императорского Величества верноподданнейший раб Иммануил Кант.
С возведением плотины стало ясно: Ла-Рошель обречена.
Положили рать с обеих сторон задержать, никаких зацепок не чинить и с шведским королем не мириться.
|