Сегодня и вчера

Дьяконов М. Избрание Михаила Фёдоровича на царство. —СПб., 1913. С. 29.

Они были проникнуты одним сознанием, что «без государя Московскому государству стояти и ни на малое время быть не мочно». Они не были партийными сторонниками какого-либо определенного рода или лица. «А нам бы де хто ни будь на царстве сидел», — так простодушно формулировано было это беспристрастие в осажденном Смоленске. Но это отнюдь не означало полного безразличия к представителю власти. Нужен был царь, какими были исконные московские государи, а не первый ловкий претендент. В том же осажденном Смоленске мучились неизвестностью: «толко деи будет тот возпря... царевич Дмитрей и им деи против его и стоять нечего, а только деи будет не прямой царевич, вор, и мы деи рады помереть против его». При таком настроении кто мог возразить против лица от царского корени? Однако дело обирания затянулось «по многие дни». У Михаила Федоровича оказались соперники. Но кто же они? И главное, какая за ними стояла сила? Памятники не дают ответа на вопрос. Во многих из них, однако, можно напасть на любопытные указания о деятельности на избирательном соборе атаманов и казаков в пользу М. Ф. Романова. Эти свидетельства привели и современных историков к убеждению, что кандидатура Романова одержала победу, благодаря поддержке казачества. Хотя де «казаки буйствовали в освобожденной ими Москве, делали, что хотели, не стесняясь временным правительством Трубецкого, Пожарского и Минина, но в деле царского избрания они заявили себя патриотами, решительно восстали против царя из чужеземцев, намечали, примеривали настоящих русских кандидатов, ребенка, сына вора тушинского, и Михаила Романова, отец которого был ставленник обоих самозванцев. Если польские дипломаты, не страшась ответственности, официально укоряли новоизбранного царя, что его «посадили одни казаки донцы», что его «выбирали одни казаки», на что с русской стороны отвечали «с шумом и бранью», то это попятно. Понятно и то, что иные русские люди из трепета перед казаками преувеличивали их положительную роль. Но совершенно не понятно главное: отчего избрание затянулось. Если казаки деятельно проводили Романова; если дворяне и дети боярские, посадские и уездные люди не могли иметь ничего против кандидатуры, столь веско обставленной, и объединились на этом с казаками, то из-за чего был шум, плач и смятение? Не из-за маленькой же кучки бояр, из которых даже не все были налицо на первых соборных заседаниях? Все это побуждает искать более ясного и определенного ответа для объяснения создавшихся затруднений. И первое, в чем позволительнее всего усомниться, это в патриотизме, верности и твердости казацких станиц. Такое сомнение вытекает не только a priori из характерных черт их социального облика; оно подтверждается прямыми свидетельствами…