Сегодня и вчера

Ханское кладбище в Бахчисарае // Нива. 1870. №6. — С. 86.

Кому не памятно предание о Гирее и Марии Потоцкой, воспроизведенное гением Пушкина в «Бахчисарайском фонтане», — кому не знаком этот фонтан слез, во дворце ханов, в древней столиц крымских татар? Под навесом одного из многочисленных дворцовых переходов, с высокого столба тихо струятся его воды, и падая последовательно в три водоема, дробясь на тонкие струйки, чуть сочатся, наконец, в виде капель — истинного подобия слез....

До 1784 года, когда на зубчатых стенах Бахчисарая впервые водружено русское знамя, здесь царили потомки тех грозных монголов, которые в XIII столетии подчинили своей власти остатки Алан, Готов, Куманов (половцев) и других племен, рассеянных великим переселением народов, — и обратили Тавриду в Крым, т. е. крепость, твердыню своего царства. Всякий след прежних обитателей исчез безвозвратно, ни один камень не свидетельствует о Киммерийцах и Скифах, лишь в поэзии сохранились имена Фоаса, таврическаго царя, да Ифигении, приносившей там человеческие жертвы, пали стены греческих городов, процветавших по берегам полуострова, изредка и с великпм трудом выкапывается монета Босфорского царства, даже великий властитель Понта Митридат не оставил по себе памятника, и самые деяния Римлян поглощены потоком варваров, — одни монголы или татары сохранили потомству отрывок из древней истории Крыма.

Когда Потемкин окончательно привел его под руку мудрой правительницы России, Екатерина видела одно средство подчинить своей державной воле непокорный народ — и средство это заключалось в пощаде народных обычаев и достопамятных местностей. Прежде всего, она отдала приказ позаботиться о сохранении ханского дворца и его мечети, величайшей из всех в Бахчисарае, и отвела самый город, в исключительное пользование татарам. Даже в наши дни, если бы древние ханы возвратились на родное пепелище, они мало нашли бы в нем перемен; сады сияют прежнею, райскою роскошью цветов и фонтанов, купола и минареты мечети по-прежнему вздымаются к небу, в залах дворца по стенам еще висят старые ковры, зеленые и алые диваны все так же манят к отдохновению, и громадная зала совета готова хоть сейчас принять грозного властителя с его бесчисленной ордой советчиков....

И если б могли вернуться эти древние ханы, путь их был бы весьма недалек: они все еще здесь налицо — в окрестном саду, хотя сад этот совершенно особого рода. В огороженном пространстве за мечетью, которой минарет виднеется на приложенном рисунке, под сенью зеленого шатра покоятся владыки и знать крымских татар. Бренные останки рода Гиреев приютились в двух склепах, где насчитывается до двух десятков гробов — частью деревянных, частью мраморных. Кроме того множество ханов вкушает последний, долгий сон под открытым небом. Кругом затишье. — Сквозь гибкую сеть виноградников и зелень листвы проглядывает ясное, голубое небо. Даже крымская война не коснулась этих гробниц, которые уцелели до сих пор — и боковые отвесные плиты по-прежнему указывают венчающей их чалмой или персидским головным убором, кто под ними схоронен: мужчина или женщина. Надписи на гробницах, мастерски вырезанные, полны изречений — хоть бы и не татарской мудрости. Так, например, на памятнике Девлет-Гирею вовсе нет крыши, и надпись гласит в объяснение: «ибо он находил небо столь недосягаемо прекрасным, что даже из гроба вечно созерцает это жилище Божие». А вот погребен Тохтамыш-Хан, который повелел, вместо памятника, насадить над своим прахом виноградную лозу — «дабы он, владыка, хотя по смерти приносил плоды, которыми так бедна его жизнь». А там Селим Гирей, приказавший схоронить его под дождевым стоком мечети — «в надежде, что воды небесные со временем омоют греховные нечистоты его, которые, по его мнению, многочисленнее капель, падающих с облака». И наконец, еще один татарский властелин велел обнести свою гробницу каменными стенами — «не для того только, чтоб возможно более отрешиться от мира, но и потому еще, что не считал, себя достойным хотя бы единого луча солнечного».