Сегодня и вчера

Львов А.Н. Из царствования Петра II // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. Том LXV. — СПб., 1896. — С. 80.

По всей вероятности, дело происходило так. Государь,— как об этом свидетельствуют многие иностранцы-современники, — после обручения и на святках был болен и, вероятно, не выходил, особенно в виду тех страшных холодов, о которых упоминает леди Рондо. Никто не ожидал, чтобы он решился в «небывало холодный день» выехать. Но, как мы видели, он выехал и на парад и катался с невестой. Предположение это подтверждает и Устрялов, который в вышеприведенном нами сообщении говорить о предшествовавшей его последнему выезду болезни, и что этот последний выезд, случившийся очевидно 6 января, был роковым для государя потому, что он, «не совсем оправясь», поехал. Впрочем, и из свидетельств иностранцев видно, что государь был вообще настолько нездоров пред 6 января, что внушал большие опасения за свою жизнь многим европейским послам, бывшим тогда в России. По крайней мере, Брикнер приводит в вышепомянутой статье несколько подобных свидетельств. Так, например, английский консул Уард еще гораздо ранее этого писал: «Здесь в тайне повторяют слухи, будто его величество в Москве заболел. Болезнь эта, вероятно, является последствием беспорядочной жизни, которой молодой монарх, по-видимому, предается со всем пылом юности и бесконтрольной власти». Австрийский посланник граф Вратислав еще за год доносил своему правительству, что Петр II имеет крайне болезненный вид, и что он долго не проживет. Гогенгольц прямо предсказывал, что Петру трудно будет перенести оспу, так как силы его совершенно истощены от неумеренной и порочной жизни. Лирия в своих мемуарах свидетельствует, что «с самого дня обручения с кн. Долгоруковой Петр впал в такую задумчивость, что ничто более его не развлекало, и он даже говорил своим приближенным, что умрет скоро, и что жизнь ему наскучила».

Если обратить внимание и на вышеприведенный разсказ леди Рондо о событии 6 января 1730 г., то из него можно видеть, что Петр II, возвратясь во дворец, мог заболеть в такой сильной степени, как она это описывает, только в том случае, если болезнь уже таилась в нем ранее. Не могла же, в самом деле, простуда обнаружиться тотчас и при том в такой сильной степени, как она об этом свидетельствует, в тот же самый момент, как только он возвратился с прогулки.

На основании всех вышеприведенных данных с большею вероятностью можно сделать такую поправку в наших историях относительно случая и места заболевания Петра II. Государь-отрок, крайне изнурив себя неправильною жизнью, заболел на святках в Москве. Не оправившись вполне, он 6 января 1730 г., во время страшного холода, выехал сперва к войскам, шедшим для парада в Кремль, а затем, заехав за своею обрученною невестою, отправился с нею в торжественном поезде к иорданской процессии, которую, впрочем, уже не застал. Во время этих выездов государь окончательно простудился, сряду же заболел оспою и в ночь на 10 января скончался.

В заключение позволим высказать еще одно предположение относительно причин, по которым возникло вышеприведенное синодальное дело. Несомненно, что его главным инициатором — как это видно и из самого протокола святейшего синода — был Феофан Прокопович. Но почему он начал дело? Нам кажется, что с одной стороны, начиная это дело, Феофан старался сложить с себя, как вице-президента святейшего синода и старшего члена, обязанного особенно заботиться о церковном благочинии, всякую ответственность за случившийся беспорядок. Кроме того, Феофан был человек, всю свою жизнь заботившийся «о вчинании разных следственных дел», потому что к таковым можно было в то время привлекать людей до бесконечности, что Феофану, при его постоянных столкновениях с разными лицами, могло всегда пригодиться.