Сегодня и вчера

Изображение донского казака из книги А.И. Ригельмана.
История или повествование о Донских казаках. М., 1846

Фрагмент.
Смотреть полностью.

«Как буйственники и удальцы состоятельными людьми стали быть»

«Я сие описание составил не для поношения сего народа, но единственно для соображения всех настоящих дел их...Хотя и были из оных между тем изверги и развратные люди, и что они из разного народа общество свое составили и были иногда неспокойны, оное войску их не делает пороку, потому что и в прочем народе, а паче при начале такого собрания своего были такие ж буйственники и удальцы противу соседей и земляков своих, но потом так же состоятельными людьми стали быть, как и сии»

Труды генерала Ригельмана, долгое время прожившего бок о бок с казаками, были опубликованы лишь спустя много лет после его смерти. Написанная за 30 лет до Карамзина «История о донских казаках», в которой исторические факты причудливо сочетаются с легендами и преданиями, остается примечательным памятником русской историографии XVIII века.

«Хотя всем, и едва ли не целому свету, по древности, а паче по храбрости в военных делах, не менее ж и по удальству, о находящихся в России Донских Казаках известно, но с коих времен и из каких людей они при своем месте начало свое возымели, уповательно, мало кто ведает, ибо и сами они о себе прямого начала своего сказать не могут, а мнят, будто б они от некоих вольных людей, а более от Черкес и Горских народов, взялися, и для того считают себя природою не от Московских людей, и думают заподлинно только обрусевши, живучи при России, а не Русскими людьми быть. И по такому их воображению никогда себя Московскими не именуют, ниже любят, кто их Москалем назовет, и отвечают на то, что "Я, де, не Москаль, но Русской, и то по закону и вере Православной, а не по природе".

Притом некоторые верховых станиц Козаки повествуют, что начало заведения народа их будто б произошло от одного человека, имевшего охоту бить зверей, и с тем промыслом, переходя с одного на другое место, пробрался он на реку Дон, и оным, по хорошей удаче в ловлении зверя, дотянулся почти до устьев оной, где избрал себе для житья удобное место, и там, упражняясь в ремесле своем, получал добычу изобильную, с которым, то есть с пушным товаром, почасту для продажи езжал в места жилые, что приметивши, и польстились тех мест, где он бывал, живущие люди, стали приходить к нему для таковых же промыслов, и тем, чрез несколько времени, умножилось их немало. Наконец, тот начальник сделался их Атаманом, и, скопляючись, таким образом, прибылыми и рождающимися, у них стало их число великое, и жили свободно, не будучи подвластны или дань платя кому.

Сия сказка точно весьма подобна басням Сечевских, то есть Запорожских, Козаков, как они о себе объявляли, что будто б и их войско начало свое возымело чрез вышедшего из Польши некоего человека, именем Семена, роду Казарского, которой, для рыбного промысла и ловли звериного, на устье Бог реки себе место избрал, к коему, для таковых же промыслов, приумножилось немало людей и избрали, наконец, Семена того Атаманом себе, и составилось чрез то войско их.

Потом, когда, де, Донцы сведали, что Московский Царь Иван Васильевич ведет уже семь лет с Татарами войну и желал от них взять Казань, то, в рассуждение держимой с ним одной веры Греческого исповедания, вознамерились во взятии оного города помочь Его Величеству. Сего для помянутый Атаман послал от себя некоторую часть Козаков своих к устью реки Дона и велел там, настрелявши довольное число птиц баб, коих там находилось весьма множественно, привезть великое количество перьев их. Сими перьями убрал он поверх одежды, с головы и до ног, войско свое, и так пышно, что каждый человек представлялся превеличайшим страшилищем. Он вооружил их всех военною сбруею, как-то: копьями, ружьями, саблями, луками и стрелами и прочим, кто что имел, и повел их под Казань на помощь Царю, Ивану Васильевичу. Приведя ж, приноровя в самую ночь, стал, не доходя города, неподалеку стана Царского, расклал в обозе своем огни, по осеннему и морозному времени, для обогрения Козаков своих, а более для того, чтоб увидело их войско Московское.
>Сии, видевши чудовищ таких, коих огнь наипаче еще увеличивал и умножал число их, тотчас доложили об оном Царю. Коль скоро ж Царь и сам увидел, то немедленно послал к ним спросить Боярина своего, что за люди, откуда и зачем пришли или куда идут. Боярин, исполняя повеление, шел к ним, и что ближе подходил, тем страшнее они казались ему, и так наконец их убоялся, что принужден был, не только расспрося, ниже доходя до них, со страхом возвратиться назад. Царь, разгневавшись, тотчас ему ж идти велел, и с тем точно, чтобы неотменно дойти к ним, изведать и расспросить их. Сия посылка Боярину весьма важна была: он, идучи к ним, что ближе подходил, тем страшнее чудовищи они представлялись, и хотя достиг уже до них так, что можно было с ними говорить, но, видя страшилищ сих, был как полумертв и едва в силах был спросить, что "Люди ль они или привидение?". Они громогласно вскричали ему, что "люди они, да и Русские вольные, пришедшие с Дону Царю Московскому помогать взять Казань и за Дом Пресвятой Богородицы все свои головы положить". Боярин обрадовался, видя и слыша, что люди, поспешнее возвратился назад, нежели до них мог дойти. Он донес об оном Царю, который тотчас во утрие ж послал к ним за то великие дары, но чудовищи те того не приняли, а одарили сами богатыми кожами звериными. Притом просили, чтоб Царь повелел им взять Казань, что и позволено.

Донцы, не упуская времени, на другой же день, подняв святые иконы и навеся на пики свои от баб-птиц крылья, пошли к городу Казани, каковой строй их в походе представлялся великим лесом, покрытым снегом, и, приблизившись к Казанке речке, тотчас начали под оной рыть подкоп до города, который вскоре и окончили. Они вкатили во оный несколько бочек пороху и назначили время к зажжению оного. Между тем принесли Богу свои теплые молитвы и, стоя на коленях, просили Божьего знамения, на что и воспоследовал из облак глас, глаголющий всем вслух: "Победите и покойные будете". Возрадовавшись сему и обнадежась на такую благодать, приказали подкоп зажечь, коим превеликую часть города взорвало, и тем от дыму и земли солнце невидимо стало, чрез что от страха и ужаса во все стороны метались жители в городе.

В то же самое время, как воспоследовал от подрыву треск. Донцы бросились на город, коих жители сочли не людьми, но некоими престрашными чудовищами, устрашась их смертельно, были полумертвы; они рубили и кололи их везде без пощады. Тогда, де, уже и Царь вошел в город, очистил от Татар оный и ввел войска свои Московские, поставил везде караулы и определил в Казани наместника и воеводу; по окончании же всего того Царь пришедших воинов оных дарил казною и другими полученными добычами, но Донцы ничего того не взяли, а просили, чтоб только пожалованы были рекою Доном до тех мест, как им надобно, что им и не отказал. Он им реку оную пожаловал и грамотою утвердить изволил, с тем что кто буде дерзнет сих Донских Козаков с мест их сбивать, тот да будет проклят во веки веков; с оной же грамоты во все станицы войска Донского даны, для сведения Козацкого, списки, которые читаются при собрании их в день Покрова Пресвятой Богородицы после обедни»