Правосудный Боже! Хоть за Себя вступися!

«...Услышав от Адъютантов Главнокомандующего Армией, что в ночь займет Москву неприятель, спешил оттуда выехать, но в 3 часа пополудни, уже окружен был неприятелем, но спасен коллежским регистратором Соколовым, жившим в доме генеральши Глебовой-Стрешневой. Он при неприятелях, скачущих вперед и обратно, убедил меня скрыться в том доме, предполагая, что когда назначена в нем квартира Генералу, то грабежа и убийства тут не будет. И я, оставя лошадей и повозки дьячкам, которым по военным мундирам, означенный Соколов взять к себе не решился, с одним чемоданом, в котором находились церковные вещи, в беспамятстве был отнесен к нему в покой. На другой день, т.е. 3 сентября поутру, в надежде на Единого только Бога в утешение оставшимся, в домовой церкви, при неприятельских офицерах, совершил я с коленопреклонением, молебствие Господу Богу о благопоспешении Христолюбивому воинству к изгнанию из древней столицы лютого супостата.

В 10 часов вечера весь дом был объят пламенем, мы принуждены были искать убежища в другом доме той же генеральши Глебовой-Стрешневой, на Дмитровке. Но и там не могли остаться безопасны: 4-ого числа поутру в 3 часа и тот дом загорелся. Невозможно было искать спасения в городе. Огненные реки разливались повсюду. Мы — в третий дом той же госпожи, в Каретном ряду. Там встретили нас грабежи и убийства. Там, страдая о своих и приставшего к нам народа бедствиях, решился я просить французских военачальников о защите. Они отвели нам квартиру и для безопасности дали караул, но в 2 часа утра запылал и сей дом. Едва успели выбраться, а потом пошли искать убежища на Пресненских огородах, но на рассвете дня не укоснили постигнуть нас и там неописанные грабежи и убийства. Наконец, в последний раз, почти в отчаянии, решился я искать спасения в погребах и подвалах погорелого на Никитской улице дома той же госпожи. Прочие же дома окружены были злодеями. Тут отняты у меня часы, бумажник с 600 рублей, аттестат на получение фуража. Святотатственной рукой сорван был крест, Всемилостивейше Государем Императором жалованный. Сорвали и святую дарохранительницу, всегда носимую мной на ленте. Невозможно изобразить моего состояния, в коем находился я, взирая на поругание Святыни. Полуобнаженный пал я пред злодеями на колени, со слезами умолял их о возвращении Священного сего залога, Православною церковью мне врученного, но ни мало не внимая болезненнму воплю моему, они начали уже раскрывать Святые дары. Тут при всем народе воззвал я: «Всемогущий, Правосудный Боже! Хоть за Себя вступися!» И в эту минуту неприятель же, идущий мимо, отнял их у варвара и отдал мне обратно».