Сегодня и вчера
Реабилитация раненых русских солдат.

Их фото с японскими медсестрами и врачами в Мацуяме
1905 г.
Автор неизвестен

Альбом (№ 164) Из собрания РГАКФД

Фрагмент.
Смотреть полностью.


Вся тяжесть жизни в плену


Заметки капитана второго ранга Г. А. Ивкова / Публ., [предисл.] и примеч. Ю. В. Плющевой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв. Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 2004. — [Т. XIII]. — С. 398—410. — Из содерж.: Ивков Г. А. О том, как жилось мне в плену. — С. 399—409.

...Пункт этот — Нино-Шимо, как оказалось, временный — пересылочный, и здесь нам пришлось прожить то время, пока готовились более постоянные помещения для пленных в различных городах Японии. Хорошо помню впечатление, произведенное на меня всеми этими манипуляциями, которые проделали с нами до сих пор: я восторгался той организацией, которая всюду бросалась мне в глаза, и невольно навертывалась мысль «далеко нам до японцев!». Ну разве мыслимо что-либо подобное у нас: неожиданный наплыв нескольких тысяч пленных, и сразу все уже готово — и помещения, и постели, и одеяла, матрацы, ванны и т. п. и даже москит-гаузы, и при этом ни малейшей суеты, ни замешательства, ни путаницы и — ни одного городового! Со стороны народа и даже мальчишек не было и намека на какие-либо насмешки, действующие на самолюбие замечания, выходки или что-либо подобное...

В этом временном пункте пришлось мне прожить две недели, и жизнь эта была тяжела: хотелось поскорее получить какой-либо определенный свой угол, получить возможность обзавестись хоть малым количеством необходимой одежды и белья (денег не было ни гроша) и получить возможность дать знать о себе домой телеграммой или письмом, но здесь пока всякая корреспонденция была запрещена.

Пищу давали хоть и свежую, но вкуса поразительно скверного, впрочем и аппетит отсутствовал вследствие полного безделья и недостатка моциона...

... Столовая — общая — три больших стола, накрытые белыми простынями-скатертями. На одном из этих столов была поставлена большая корзина с фруктами и цветами — подарок нам заведывающего полковника. Сейчас же нам был предложен чай; в то же время вошел к нам полковник, извинился, что придется жить в тесноте и без удобств и просил нас выполнять все существующие для пленных правила.

Помещение, нам отведенное, оказалось действительно далеко не комфортабельно. Во-первых, постоянно перед глазами, вплотную. У самого нашего жилья, могильные памятники, к которым нередко приходят японцы совершать молитвы или приносят свежие цветы. Во-вторых, сырость невероятная и, наконец, нет никогда минуты покоя, так как комната от комнаты отделяется только невысокой бумажной перегородкой и, следовательно, всякий разговор в одной из комнат ясно слышен во всех других комнатах. К тому же помещение 20-ти человек нижних чинов, наших вестовых, здесь же — среди наших комнат. Но с грустью должен заметить, как это впоследствии оказалось, что поведение нижних чинов гораздо благороднее, чем некоторых г.г. офицеров, ужасающая невоспитанность и распущенность которых выказывались почти ежедневно. Я до сих пор еще, несмотря на то, что все это уже минувшее, прихожу в нервную дрожь, вспоминая немыслимые выходки некоторых г.г. офицеров, поведение — которое не может быть оправдано ни молодостью, ни тяжестью условий жизни, ни недостатком средств к благородному времяпрепровождению, а которое доказывало лишь полное отсутствие нравственного воспитания и дикость нравов. Не раз мне приходило в голову записывать для памяти все выдающиеся бывшие на глазах эпизоды, но теперь я даже рад, что не делал этого потому, что наверно выбросил бы такую гадость, так как воспоминание далеко не из приятных.

Вот тут-то и сказалась вся тяжесть жизни в плену: тяжесть, происходящая не от дурного обращения с нами победителей, а от дурного поведения наших соотечественников, товарищей по оружию, товарищей по несчастью, наших сожителей. Вследствие тяжелых условий службы за предшествующий год и вследствие ужасов минувшей катастрофы, нервная система моя сильно надорвалась, я нуждался в полном покое, в отсутствии всяких волнений, а тут, как нарочно, пришлось жить при совершенно иных условиях и не было никакой возможности уединиться, чтобы не видеть и не слышать всего окружающего. Каких страшных усилий мне стоило владеть собою, чтобы не вызвать какого-либо криминала; но слава Богу, выдержал я это воспитание и надеюсь, что забудется и это, как забывается всякое зло...

...Часто приходилось мне беседовать с нашими сухопутными пленными офицерами и слышать их отзывы о японском солдате на поле битвы. Ведь оказывается, что у них буквально каждый солдат снабжен картой местности, в которой он сражается, компасом и карманными часами, каждый из них знает, где он находится, куда должен идти и для чего идти. Переходы они способны совершать бегом целыми часами, без видимой усталости, без заметного числа отсталых. Костюм их, как летний, так и зимний, сделан в высшей степени добросовестно, легок и удобен... Занимают они для дневки какую-либо китайскую деревушку — никакого грабежа, никакого разорения, полный порядок, сохранение чистоты... Ну разве есть что-либо подобное всему этому в наших полках? Да ведь у нас, зачастую, офицеры генерального штаба ведут ощупью целый отряд войска и отдают приказания занять с бою деревню, которую вовсе и не нужно занимать и тем вводят полки в ловушку и на поголовное избиение. Как ни стар наш солдат, но он видит подобные ошибки, понимает их и немудрено, что при таких условиях целые полки бросали свои ружья и добровольно сдавались в руки неприятеля, как и было при бегстве Мукденской армии. А чего пришлось понаслушаться о безобразиях и грабежах наших полков по китайским деревням или о нашей кавалерии и их разведочной службе — грустно даже повторять все слышанное...




Войскам приходилось преодолевать не только отчаянное мужество противника, но и побороть преграды грандиозных гор и девственно-диких лесов
Турки были принуждены к сдаче не столько сухопутною осадою, сколько действиями Флота
Проба турок найти слабое место для овладения цитаделью была их первой неудачей и, вместе с тем, высказала их самонадеянность
Гусарская форма не что иное, как венгерский народный костюм.
Откуда слово Кремль?
Она не только заставит мужа купить выбранную ею вещь, но еще будет считать себя при этом чем-то вроде жертвы
Разговоры, бывшие между двух российских солдат, случившихся на галерном флоте, в кампании 1743 года.
Турецкие уполномоченные вынуждены были согласиться на предъявленный ультиматум
Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги, — все богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою.
Сознательная и свободная душа обитает во всей нервной системе, но в нервах высших чувств и движения душа проявляет свое сознание чище и свою движимость свободно



Библиотека Энциклопедия Проекты Исторические галереи
Алфавитный каталог Тематический каталог Энциклопедии и словари Новое в библиотеке Наши рекомендации Журнальный зал Атласы
Алфавитный указатель к военным энциклопедиям Внешнеполитическая история России Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг. Границы России Календарь побед русской армии Лента времени Средневековая Русь Большая игра Политическая история исламского мира Военная история России Русская философия Российский архив Лекционный зал Карты и атласы Русская фотография Историческая иллюстрация
О проекте Использование материалов сайта Помощь Контакты
Сообщить об ошибке
Проект "Руниверс" реализуется при поддержке
ПАО "Транснефть" и Группы Компаний "Никохим"