Александр I и Иоаннис Каподистрия как отцы альтерглобализма
02.12.2009
Вполне очевидно, что реализация Священного Союза отождествлялась Россией с закреплением библейских заповедей в международном праве. Однако мы должны помнить о разнице между изначальным замыслом Союза, принадлежавшим Александру I и воплощением, которое постоянно наталкивалось на разностороннее сопротивление. Вот почему, реализация Священного Союза постоянно модифицировалась. Даже его имя постоянно менялось: то это «Великий Союз», то «Четверной», то «Пятеричный Союз», то «Верховный Суд Европы»… Куда же была нацелена мысль инициаторов его создания?
На тот момент в Европе было только два монарха, мысливших универсальными категориями: Наполеон и Александр. Экстраполируя современную терминологию (хотя, это, конечно, необходимое упрощение), можно назвать наполеоновский план устройства Европы «глобалистским», в то время, как Священный Союз Александра – «альтерглобалистский» проект. Оба императора видели, что Европа остро нуждается в объединении, или, хотя бы, в интеграции. Однако они наблюдали эту картину исходя из разных этических установок.
Наполеон видел всю отталкивающую подноготную европейской политики, состоящей из столкновения национальных интересов держав-тяжеловесов. Французский же император думал не только о Франции, он мыслил паневропейскими, даже мировыми категориями, и в этом опережал всех образованных министров и хитроумных дипломатов. Глядя на откровенное вероломство, клевету, козни всех против вся, Наполеон возомнил себя супергероем, который должен навести порядок в этом бедламе. Бонапарт считал себя вправе безжалостно сминать суверенитеты, ставить у кормила власти новых королей из числа своих родственников-корсиканцев, отказывать народам в существовании (мало, кто вспоминает сейчас, что он предлагал Александру изгладить из истории само имя «Польши» и «поляков»).
Патриоты, консерваторы, конечно, сопротивлялись, но постепенно Наполеон превратился в настоящего соблазнителя. Недаром Синод Российской Церкви, классифицировал его как «антихриста». Даже тем, кто первоначально выступал против Наполеона, периодически начинало казаться, что следует смириться с его программой, что её осуществление положит конец бесконечным войнам, демонтирует полуфеодальные порядки. А с экономической точки зрения – создаст единое пространство Европы, внутри которого будет происходить свободное перемещение людей, идей и товаров.
«Я хочу, чтоб меня поняли», – написал как-то Бонапарт русскому императору. И Александр честно пытался понять его. Прежде, чем пойти на конфронтацию, он долго присматривался к Наполеону, они встречались, беседовали с глазу на глаз. И лишь после того как Наполеон недвусмысленно показал, что для него (цитирую Александра) «все средства хороши, лишь бы вели к цели», русский царь принял решение, бороться с Бонапартом до конца.
Будучи глубоко религиозным человеком, Александр все начала своей политики стремился согласовывать с духом Священного Писания. Он отнюдь не был замшелым консерватором, живо интересовался новейшими веяниями в религии и мистике, начиная от квакерства и заканчивая мартинизмом. Но сам Александр чётко сознавал себя православным автократором (он, например, не хотел выдавать замуж свою сестру, Анну Павловну, если той не будет обеспечено свободное исповедание православия).
Самое же главное, что государь твёрдо желал, чтобы Европа называлась «христианской» не только по букве, но по духу братских взаимоотношений между её народами и правителями. Именно ради этой цели, Александр стремился создать и возглавить федерацию европейских государств.
Кстати, царь прекрасно понимал, что индифферентность Наполеона в вопросах морали, завораживавшая прожжённых циников Меттерниха и Талейрана, является слабым звеном в политическом имидже Корсиканца. «Самое могущественное оружие, которым пользовались до сих пор французы и которым ещё угрожают всем странам, состоит в общем мнении, что их дело есть дело свободы и благосостояния народов, – писал Александр в дипломатической инструкции 1804 года. – Было бы постыдно для человечества, чтоб на такое прекрасное дело смотрели как на цель правительства, ни в каком отношении, не заслуживающего быть его защитником. Благо человечества, истинный интерес законных правительств… требуют отнятия у французов столь страшного оружия и приобретения его себе». Это требование равнозначно исполнению Девятой Заповеди и предвосхищает информационные войны, которые приобретут в XX веке зловещий размах.
Вот почему, Александр настаивал, чтобы в странах, освобождённых от владычества Наполеона, был восстанавливаем суверенный строй, что являлось политической реализацией Пятой Заповеди. В лице статс-секретаря МИДа Иоанна Каподистрии, государь, наконец, обрёл своего практически полного единомышленника, понимавшего его с полуслова. Каподистрия не понаслышке знал, чем может закончиться глобализация «по-наполеоновски». Примером тому служит история Балкан, с которыми за четыре века до появления Бонапарта на свет нечто подобное учинили турки-османы. Так же, как Корсиканец, они стерли границы вместе с самими государствами, создали «большое пространство» без таможен и споров, принеся своим подданным относительно спокойную (особенно на фоне европейского Запада с его Варфоломеевскими ночами) жизнь. При этом существование целых народов свелось к чисто биологическому уровню, нации лежали в коме с «отключенным» мозгом, и могли пробудиться лишь при помощи извне.
Ещё в 1805 году, до знакомства с Каподистрией, Александр говорил о том, что после установления мира, необходимо выработать устойчивые договорённости о дальнейших взаимоотношениях государств в Европе. Фундаментом для этих договорённостей служили Восьмая и Десятая Заповеди. Александр провозгласил совершенно небывалую для великих держав установку: необходимость усилить малые, второстепенные государства. Причём независимо от строя, который в них существовал. Александр ратовал и за восстановление в полном объёме Сардинского королевства, и за независимость Голландской и Швейцарской конфедераций, и даже за самоопределение народа своего главного противника – Франции. Мы воюем с нынешним правительством Франции, а не с её народом, пытался внушить своим союзникам Александр.
Эта линия, намеченная государём в 1804-1805 годах, окончательно оформилась при активном участии Иоанна Каподистрии в 1815 году в ходе подготовки Ахенского конгресса. «Альтерглобализм» по Александру и Каподистрии представлял из себя единое европейское пространство с общими правила игры, но без диктатата победителей над побежденным, с сохранением национальных суверенитетов и культурной самобытности. Это была идея содружества христианских наций. И сегодня, выдвигая инициативу «ДЕКАЛОГ XXI», мы не изобретаем нечто принципиально новое, но возвращаемся к той гуманитарной и внешнеполитической стратегии России, которая была определена 200 лет тому и блестяще оправдала себя.
Александр I и Иоаннис Каподистрия как отцы альтерглобализма
На тот момент в Европе было только два монарха, мысливших универсальными категориями: Наполеон и Александр. Экстраполируя современную терминологию (хотя, это, конечно, необходимое упрощение), можно назвать наполеоновский план устройства Европы «глобалистским», в то время, как Священный Союз Александра – «альтерглобалистский» проект. Оба императора видели, что Европа остро нуждается в объединении, или, хотя бы, в интеграции. Однако они наблюдали эту картину исходя из разных этических установок.
Наполеон видел всю отталкивающую подноготную европейской политики, состоящей из столкновения национальных интересов держав-тяжеловесов. Французский же император думал не только о Франции, он мыслил паневропейскими, даже мировыми категориями, и в этом опережал всех образованных министров и хитроумных дипломатов. Глядя на откровенное вероломство, клевету, козни всех против вся, Наполеон возомнил себя супергероем, который должен навести порядок в этом бедламе. Бонапарт считал себя вправе безжалостно сминать суверенитеты, ставить у кормила власти новых королей из числа своих родственников-корсиканцев, отказывать народам в существовании (мало, кто вспоминает сейчас, что он предлагал Александру изгладить из истории само имя «Польши» и «поляков»).
Патриоты, консерваторы, конечно, сопротивлялись, но постепенно Наполеон превратился в настоящего соблазнителя. Недаром Синод Российской Церкви, классифицировал его как «антихриста». Даже тем, кто первоначально выступал против Наполеона, периодически начинало казаться, что следует смириться с его программой, что её осуществление положит конец бесконечным войнам, демонтирует полуфеодальные порядки. А с экономической точки зрения – создаст единое пространство Европы, внутри которого будет происходить свободное перемещение людей, идей и товаров.
«Я хочу, чтоб меня поняли», – написал как-то Бонапарт русскому императору. И Александр честно пытался понять его. Прежде, чем пойти на конфронтацию, он долго присматривался к Наполеону, они встречались, беседовали с глазу на глаз. И лишь после того как Наполеон недвусмысленно показал, что для него (цитирую Александра) «все средства хороши, лишь бы вели к цели», русский царь принял решение, бороться с Бонапартом до конца.
Будучи глубоко религиозным человеком, Александр все начала своей политики стремился согласовывать с духом Священного Писания. Он отнюдь не был замшелым консерватором, живо интересовался новейшими веяниями в религии и мистике, начиная от квакерства и заканчивая мартинизмом. Но сам Александр чётко сознавал себя православным автократором (он, например, не хотел выдавать замуж свою сестру, Анну Павловну, если той не будет обеспечено свободное исповедание православия).
Самое же главное, что государь твёрдо желал, чтобы Европа называлась «христианской» не только по букве, но по духу братских взаимоотношений между её народами и правителями. Именно ради этой цели, Александр стремился создать и возглавить федерацию европейских государств.
Кстати, царь прекрасно понимал, что индифферентность Наполеона в вопросах морали, завораживавшая прожжённых циников Меттерниха и Талейрана, является слабым звеном в политическом имидже Корсиканца. «Самое могущественное оружие, которым пользовались до сих пор французы и которым ещё угрожают всем странам, состоит в общем мнении, что их дело есть дело свободы и благосостояния народов, – писал Александр в дипломатической инструкции 1804 года. – Было бы постыдно для человечества, чтоб на такое прекрасное дело смотрели как на цель правительства, ни в каком отношении, не заслуживающего быть его защитником. Благо человечества, истинный интерес законных правительств… требуют отнятия у французов столь страшного оружия и приобретения его себе». Это требование равнозначно исполнению Девятой Заповеди и предвосхищает информационные войны, которые приобретут в XX веке зловещий размах.
Вот почему, Александр настаивал, чтобы в странах, освобождённых от владычества Наполеона, был восстанавливаем суверенный строй, что являлось политической реализацией Пятой Заповеди. В лице статс-секретаря МИДа Иоанна Каподистрии, государь, наконец, обрёл своего практически полного единомышленника, понимавшего его с полуслова. Каподистрия не понаслышке знал, чем может закончиться глобализация «по-наполеоновски». Примером тому служит история Балкан, с которыми за четыре века до появления Бонапарта на свет нечто подобное учинили турки-османы. Так же, как Корсиканец, они стерли границы вместе с самими государствами, создали «большое пространство» без таможен и споров, принеся своим подданным относительно спокойную (особенно на фоне европейского Запада с его Варфоломеевскими ночами) жизнь. При этом существование целых народов свелось к чисто биологическому уровню, нации лежали в коме с «отключенным» мозгом, и могли пробудиться лишь при помощи извне.
Ещё в 1805 году, до знакомства с Каподистрией, Александр говорил о том, что после установления мира, необходимо выработать устойчивые договорённости о дальнейших взаимоотношениях государств в Европе. Фундаментом для этих договорённостей служили Восьмая и Десятая Заповеди. Александр провозгласил совершенно небывалую для великих держав установку: необходимость усилить малые, второстепенные государства. Причём независимо от строя, который в них существовал. Александр ратовал и за восстановление в полном объёме Сардинского королевства, и за независимость Голландской и Швейцарской конфедераций, и даже за самоопределение народа своего главного противника – Франции. Мы воюем с нынешним правительством Франции, а не с её народом, пытался внушить своим союзникам Александр.
Эта линия, намеченная государём в 1804-1805 годах, окончательно оформилась при активном участии Иоанна Каподистрии в 1815 году в ходе подготовки Ахенского конгресса. «Альтерглобализм» по Александру и Каподистрии представлял из себя единое европейское пространство с общими правила игры, но без диктатата победителей над побежденным, с сохранением национальных суверенитетов и культурной самобытности. Это была идея содружества христианских наций. И сегодня, выдвигая инициативу «ДЕКАЛОГ XXI», мы не изобретаем нечто принципиально новое, но возвращаемся к той гуманитарной и внешнеполитической стратегии России, которая была определена 200 лет тому и блестяще оправдала себя.
Из выступления на круглом столе РП-КЛУБА "ИНИЦИАТИВА «ДЕКАЛОГ XXI»: ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ" (М., 2008)
