Махнач В.Л. Две мифологемы консерватизма в русском историческом сознании
28.12.2009
Об авторе
Осмелюсь предложить вашему вниманию свои соображения по поводу двух мифологем, укрепившихся в нашей историографии, подхваченной вполне историографией зарубежной в той части, в которой она касается России… Это представление об изначальном земледельчестве славян, о земледельческом характере славянских культур и цивилизаций. И представление о том, что некогда, в X–XI веках (но хронологические рамки здесь подвижны) существовало единое древнерусское государство, именуемое Киевской Русью.
…Итак, представим себе, что славяне родились, начали свой этногенез, по Гумилеву – в первом веке новой эры, по Рыбакову, с которым согласны многие исследователи, – в первом или втором веке до нашей эры – разброс не очень значительный. Следовательно, мы можем говорить о начале этногенеза и о предках славян в ситуации первого века до Рождества Христова – первого века после Рождества Христова.
Безусловно, сейчас существуют два общепризнанных этноса-предка: протославяне и кельты – и один гипотетический, с которым согласны далеко не все ученые, но которого признавали все историки в начале века. Имеются в виду сарматы северного Причерноморья. Обращаю ваше внимание на то, что все три этноса – арийские. Два, протославяне и кельты, принадлежат к западной ветви арийцев, а сарматы – к южной… протоиранской, они ираноязычны.
…Кем, собственно, были почти не поддающиеся исследованию первоначальные арии? Сегодня можно определенно предполагать, где существовал этот этнос, когда он был единым народом. (Конечно, сейчас арийцы – это группа индоевропейских языков, ни о каком этническом родстве речи не может быть. Так же как сейчас много тюркских народов, но были тюрки – единый народ.)
Эти изначальные арии занимали пространство между северным Прикаспием и северным Причерноморьем. Ядро их обитания устанавливается археологически: южный Урал – северный Прикаспий. Никаких Гималаев, никакого Заполярья, никакой Гипербореи. Северный Прикаспий, где археологическая разведка обнаружила много протоарийских городов. Детально исследован из них Аркаим. Время начала следующего витка этногенеза, породившего многие арийские народы, устанавливается достаточно строго. Это начало второго тысячелетия до Рождества Христова.
Что дает право это утверждать? Очень просто. Первое документированное индоевропейское государство – государство хеттов в Малой Азии, в Анатолии, – начинает свое существование в первые годы восемнадцатого века до нашей эры. Хетты должны были дойти в ходе великого арийского переселения до Анатолии, причем, несомненно, не азиатским путем, а циркумчерноморским путем – вокруг Черного моря. На это потребовалось не менее века. Вот вам и начало девятнадцатого века. Поэтому гипотеза о том, что этнический старт, давший основание этому движению, произошел в двадцатом веке до нашей эры вполне правдоподобна и может быть принята. Так же точно в восемнадцатом веке до нашей эры на Балканах появляются ахейцы, предки эллинов. Можно приводить другие примеры.
Следовательно, первоначальных ариев от славян отделяют два витка этногенеза, и венеды представляют собой один из народов великого арийского переселения. Венеды, или протославяне, – мы не знаем, называли ли они себя венедами.
Что мы знаем определенно о первоначальных ариийцах, что нам необходимо о них знать? Что это были исконные скотоводы, причем величайшие скотоводы в мировой истории. Они, вне всякого сомнения, одомашнили лошадь, первыми, вне всякого сомнения, встали на колесницы, гипотетически они и первые коровьи пастухи, одомашнившие корову. Можно говорить о великих скотоводах, поскольку предок коровы – это тур, более чем суровое животное (предок лошади всем известен – это дикая лошадка Пржевальского). До арийского скотоводческого подвига человек имел дело только с мелкими домашними животными, не крупнее осла.
В мифологиях потомков ариев (первоначальная арийская мифология нам не известна) всюду… скотоводческие приоритеты. Они прослеживаются у греков… Даже в период греческой классики, в период Перикла или Софокла эпитет красавицы девицы – «стобыковая», то есть такая девица, за которую не жалко отдать ее роду сто быков.
Оседлое скотоводчество германцев исчерпывающе описано Тацитом в небольшом его трактате «Германия». О кельтах это известно детально, то же самое можно говорить об иранцах…. Таким образом, у своих отдаленных предков все эти народы наследуют скотоводческие стереотипы.
…Протославяне, которые, возможно, именовали себя венедами, были, по всей вероятности, скотоводы, ибо их ареал обитания – это уже северное Причерноморье вплоть до восточного берега Дуная.
Зона преимущественно лесостепная, прерываемая теплыми широколиственными лесами, зона чрезвычайно удобная для развитого оседлого скотоводства. Разумеется, при этом не исключается, что скотоводы знали земледелие.
Что касается кельтов, то они, несомненно, представляли не только оседлых скотоводов, но и полуоседлых, поскольку из всех европейских народов древности кельты более всего склонны к миграции, что указывают все классические историки от Геродота до Стробона и Тацита…
Действительно ли протославяне именовали себя венедами, мы не знаем, но оба эти этнонима одного корня: «сло-вене» писалось или «вене-ды». В немецком языке еще в XVIII веке славяне назывались «винд», а по-эстонски до сих пор называются «венэ». Эстонцы – народ древний, реликтовый и славян знают много веков. Этот этноним древнее, чем этноним «славяне».
Кельты упомянуты в восточной Европе еще Геродотом. Кельты совершили как знаменитый «дранг нах вестен» до Ирландии, так и «дранг нах остен», потому как достигли Малой Азии, где существовало небольшое королевство галатов (галатов, галлов, то есть кельтов). Послание апостола Павла галатам – это, без сомнения, послание какой-то общине малоазийских кельтов.
Кельты на территории славянских земель, безусловно, жили в Польше. Германские ученые в прошлом веке иногда в оскорбительной форме указывали на «кельтичность» поляков. Безусловно, в Белоруссии оставили нам этнонимы: галиция – страна галлов, галичина, крайний юго-запад Руси. Этот второй предок (хотя главным были протославяне, потому что язык у нас славянский, а не кельтский) не вызывает опровержения у современных историков.
Что же касается сарматов, то ни Рыбаков, ни Гумилев, ни в целом школа Санкт-Петербургского университета: Мавродин, Фроянов и так далее – не разделяют того представления, что сарматы – одни из предков славян. Но прошу учесть, что в начале века почти все серьезные ученые считали сарматов предками славян. Это были и такие видные византинисты, как Васильевский, Успенский, и такие русисты, как Пархоменко, Левченко, Приселков, Пресняков. С этим все соглашались, но это ушло из науки.
Есть много аргументов в пользу того, что сарматы славянам родня: и нерасшифрованная до сих пор сарматская вязь, начертательно напоминающая первую славянскую азбуку, то есть глаголицу, и геральдика. Сарматские цари Боспора имели своим геральдическим знаком причудливый трезубец, как и киевские князья – трезубец святого Владимира... И то, что в Таврии, к сожалению именуемой нами Крымом, исконно существуют славянские наименования: Корчев – Керчь, хотя город по-гречески именовался Пантикапея, а у эллинизированных сарматов – Боспор. И Сурож, который по-гречески Сугдея, а сейчас почему-то по-татарски Судак. Наше с вами упущение, господа консерваторы! Обычно свои топонимы имеют там, где жили, пусть не имели государственности, но жили. Прямые потомки сарматов Причерноморья – осетины. И можно обратить внимание на многовековую взаимную симпатию славян, а затем русских и осетин, что подтверждается летописно.
Итак, что касается сарматов, я думаю, вопросов здесь не будет. Это отгонные скотоводы, то есть умеренные полукочевники, кочующие примерно два раза в год. С этими скотоводами все в порядке.
Таким образом, к началу этногенеза славян мы видим трех предков, двух – бесспорных, одного – предположительного, все – скотоводы. Что я вкладываю в понятие скотовод? Исключительно систему ценностей, о которой я уже сказал. Как правило, скотовод знает земледелие. Если мы с вами возьмем Библию, то увидим, что в период эмиграции Авраама предки будущих тогда еще древних евреев несомненные скотоводы, но примитивное злаковое земледелие знают, во всяком случае, у своих кожаных палаток лук и чеснок выращивать умели.
Действительно, как правило, скотовод определенными земледельческими навыками обладает. И я думаю, что никто из здесь присутствующих коллег не будет утверждать, что существовал когда-либо скотовод, не знакомый с практикой земледелия. Следовательно, дело здесь не в способе производства, не в основном виде хозяйства, а в системе ценностей.
Так, Тацит в «Германии» дает точное представление о том, что ценностью германца был его скот, и в первую очередь быки. Оттуда жилища германцев первых веков нашей эры, так называемый длинный дом, хорошо исследованный археологами, где торцовую часть занимает семья, а всю оставшуюся протяженную часть занимает скотина, те же самые быки.
Если вы сравните германский «длинный дом» не по архитектурным параметрам, а по функциональным (как расположены его структурные части) с наиболее сохранившимся русским жилищем – с классическим домом русского севера (которых уже мало, они сохраняются в основном в Кижах, в Малых Карелах, но изучены хорошо – там обязательно существует развитый крытый двор, отделенный от жилой части служебными помещениями – сенями или тем, что в Тверской области называется мост) то увидите, что это тоже вариант длинного дома, где скотина пребывает вместе с хозяином. Все-таки даже в Германии бывает зима, а германцы пришли из Сканзы, как это писалось в античное время, а в Скандинавии зима бывает очень даже суровой.
Для германца Тацита ценность – его быки, в то время как земля, несомненно, общая. Земля принадлежат богам... Естественно, она также является германской, естественно, она пребывает в распоряжении общины германцев, но ни в коем случае не принадлежит одной семье. Это верно также для складывающейся аристократии и для упоминаемых Тацитом датских племенных королей – рексов, конунгов, у которых тоже не было ни малейшего собственного землевладения.
Мы можем сделать из этого чрезвычайно интересный вывод. У славян уже в языческий период существует исключительно четкое представление о том, что земля носит общинный характер, изначально и безусловно она принадлежит только богам, и в христианский период земля прежде всего божья. Господь – творец и промыслитель – безусловный землевладелец, а все остальные являются условными землевладельцами.
Условное землевладение может быть очень сложным, потому что после Господа-вседержителя земля представляет собой Русь, то есть принадлежит славянорусам. Земля, безусловно, принадлежит, ее владетель – князь. Хотя владение землей заключается только в получении с этой земли дани, а именно формы налога – ни в коем случае поземельной ренты. Надеюсь, вы все об этом помните. Именно налог, потому что князь получает эту дань функционально, не как князь Мстислав или Глеб, а как князь курский или брянский. Поменяв княжение, он получает новую дань, а предыдущую теряет, отдавая ее следующему по старшинству, согласно летописному праву.
После князя земля принадлежит и смерду, как тогда именовали крестьянина… смерду-общиннику. Причем и там находится в общинном владении, она не может выйти из общины…
Это славянское общинное землепользование попало со славянским переселением (довольно давним – IV–V в.) в Византию и позднее отразилось в византийских законодательных документах.... Здесь славянизация скорректировала римское право, которое допускало частное землевладение.
Здесь мне хочется сделать одно очень интересное наблюдение. Когда в наше время подавляющее большинство населения нашей страны (подразумевая не только Российскую Федерацию, а всю Россию) решительно отвергает неограниченную частную собственность на землю с правом отчуждения земли, то это свидетельствует не о колхозном наследии, а о том, что мы лучше германцев сохранили до XX века скотоводческие стереотипы поведения. Скотовод – это не колхозник, господа. Скотовод мыслит так: земля, несомненно, общая, а быки мои, и плохо будет тому, кто в этом хоть на секунду усомнится.
Таким образом, мы подошли к самому главному моменту: можно ли это подтвердить документально? Прежде всего, мое предположение подтверждает первый законодательный памятник русской истории «Правда русская Ярослава», изданная многократно… О скотине там на каждом шагу: о стойлах, о табунах, об особом положении конюха… И ничего – о земле. Совсем. А это – середина XI века. Причем, по мнению большинства историков и правоведов – по-моему, Ключевский доказал это безупречно – на «Правде русской» нисколько не сказалось византийское и римское право, это исконно славянское законотворчество.
Это означает, что «Правда русская» – есть фиксация обычного права, а обычай этот уходит в языческую историю славян и протославян… А юридические памятники, уважаемые коллегии, не врут никогда. Потому что они регулируют реальные для данной эпохи общественные отношения…
Хочу к этому добавить свое предположение о том, откуда взялась первая мифологема о земледельчестве славян. Посмотрите, в домонгольской Руси деревня – это одно-двухдворное хозяйство, то есть то, что мы сейчас по здравому размышлению называем хутор, а не деревня. Новгородская деревня такова еще в XVI веке. Это показывают уже писцовые книги. Одно-два-три двора. Были погосты. Были торговые села. Но большинство населения жило на хуторах, одном-двух дворах. На русском севере это сохранилось местами вплоть до XX века. И даже сейчас еще можно видеть, проплывая северной рекой, давно обветшавший дом. Не один сохранившийся в деревне дом, а единственный. Он один и был деревней, которая вымерла за советское время: никак не вписывалась в колхозное хозяйство.
Таким образом, нас не нужно учить быть фермерами. Смерд, а затем крестьянин – он и есть фермер. Но в центральных уездах или волостях мы видим в XVI веке усилия по укрупнению населенных пунктов, усилия по подселению крестьян поближе друг к другу, усилия, которые принимаются уже вотчинниками, особенно помещиками. То есть уже в процессе феодализации, когда формируются крепостнические отношения, деревня становится большой, и от села отличается только тем, что село, как мы помним, имеет храм, а деревня храма не имеет. Это единственный строгий критерий. Деревни стали большими. Почему? Потому что это было существенно удобнее для получения оброков, результат крепостничества.
Отсюда я делаю вывод, что мифологема об изначальном земледельчестве славян есть не что иное, как результат крепостнического творчества. Так как земледелец из всех основных видов производителей, как я однажды написал, наиболее удобоугнетаемый. И охотник, и рыбак, и ремесленник, и, конечно же, скотовод гораздо более строптивы и вольнолюбивы. Поэтому не только практика подчинения крестьян, но и идеология в этом отношении корректировалась и приняла оформленный вид, когда сложилась академическая наука. Она сложилась у нас в XVIII веке. В век наивысшего наиболее разрушительного для нашей социальности крепостничества, екатерининского крепостничества. Понятно, что сообразительные ученые, преимущественно немцы из Cанкт-Петербургской академии наук, потрудились в этом направлении, создавая земледельческую легенду.
Косвенно мою правоту в этой гипотезе подтверждает то, что именно север, о чем я уже говорил, сохранил одно-двухдворные деревни. Тот самый север, который на протяжении Олонинской губернии (нынешней Карелии), Архангельской (нынешней республики Коми) вообще не имел помещичьего землевладения, а в Вологодской, Костромской губернии – только в южной части. И даже в Ярославской губернии (умеренный север) большинство крестьянского населения было государственными крестьянами, а не помещичьими. Следовательно, и крепостническая реформация сказалась там меньше, а традиционный уклад жизни сохранился неизмеримо лучше.
Вот всё о первой мифологеме, и я сразу перехожу ко второй.
Еще более въевшаяся в наше сознание идея исходит из того, что некогда существовало единое государство – Киевская Русь. Потом оно рано или поздно раздробилось. Разброс хронологический здесь очень велик. В. О. Ключевский в своем Курсе русской истории полагал весь домонгольский период существованием единого русского государства с определенными оговорками... Именно он назвал древнерусского князя нигде долго не задерживающейся кометой (этот его образ, кажется, из боярской думы древней Руси). Но все-таки считал единой.
Причем отмечал, что это единое государство со столицей в Киеве, а последние 80 лет во Владимире, до второй четверти XIII века, когда в результате ордынского вторжения для Ключевского начался период, им поименованный «удельные века», что очень близко к более позднему термину «феодальной раздробленности». Просто он очень осторожно пользовался термином «феодальный». Так или иначе, у него раздробление связано с разрушением в результате иноземного вторжения.
Советская историография создала иную периодизацию (это произошло во время работы академика Грекова). Единая докиевская Русь существовала сначала до середины XII века, пока еще Киев сохранял престиж, до Юрия Долгорукого. Потом этот срок сократился, и феодальная раздробленность наступила в начале XII века. И, наконец, переехала хронологически к любечскому княжескому съезду. Откуда любят цитировать знаменитую Мономахову формулу: «Каждый да владеет своей вотчиной».
Хотя цитируют с нарушением правил цитирования. Я бы сказал, это ленинская манера цитирования, потому что фраза усечена. Фраза целиком звучит так: «Каждый да управляет вотчиной своей, да устроится этим единая русская земля». Ничего себе формула феодальной раздробленности! Тем не менее это вошло во все учебники, учебные программы, так учат учителей, учителя – школьников. А потом студентам приходится объяснять, что это не совсем так.
Дальнейшее еще более странно. Феодальная раздробленность в послевоенный период советской историографии продолжается только до середины или до конца XIII века, а дальше начинается борьба за создание единого русского государства. То есть затяжной такой прыжок из единого русского государства в единое русское государство.
Что по этому поводу можно сказать. Действительно ли, как еще писали во время Карамзина, единую киевскую державу погубило исключительное чадолюбие князя Ярослава мудрого, который имел неосторожность между своими ближайшими потомками поделить княжение?
Вот основное. Конечно, ученые-рационалисты, а тем более ученые-марксисты уже не относят все к частному движению Ярослава. Но получается нечто аналогичное. Вот Ярослав, а затем князья в борьбе друг с другом поделили русскую землю. Некоторая борьба Ярославичей известна. Что-то в этом плане произошло. Следующее поколение Ярославичей, то есть поколение, к которому принадлежит Мономах, окончательно разошлось. Но осталось договориться о том, что каждый держит вотчину свою.
Однако прошу обратить внимание на то, что до Ярослава аналогичным же образом ведет себя Владимир. Он тоже рассаживает где возможно, в том числе в отдаленных колонизируемых землях северо-восточной Руси, где мы с вами находимся (тогда это еще угро-финская земля и действительно колонизируемые земли) своих детей. Причем любимейших своих детей сажает как раз в Ростове и Муроме, то есть святых детей-страстотерпцев Бориса и Глеба соответственно. Более того, не отказываясь от стремления обеспечить именно Борису наследие киевского престола.
Тут не все ясно. Никогда не будет ясно, какие вокруг этого шли интриги. Точно так же, как мы никогда точно не узнаем, был ли Святополк окаянный Владимирович или Ярополчич, был он сыном Владимира или его пасынком.
Более того, до Владимира таким же образом ведет себя Святослав. Он тоже сажает киевским наместником на Выжгород Ярополка, в древлянскую землю – Олега и убеждает новгородцев принять Владимира. Видимо располагая тремя только сыновьями. Сколько у него было девиц, нам не известно.
Это очень интересно еще и потому, что Ярослав очень много занимался русской землей. Он много строил, много законодательствовал. А Святослав совсем русской землей не занимался и был плохим киевским князем (смотрите летопись). В результате балканского своего похода написал, фактически отрекшись от престола, что он не хочет сидеть в Киеве, а хочет в Переславце-на-Дунае, то есть Преславе – второй столице болгарского царства.
Я склонен полагать, что случайная гибель Святослава в стычке с печенегами в 972 году и его сидение на острове перед этим объясняется тем, что он боялся возвращаться в Киев, он не знал, что будет в Киеве: впустят его или убьют. Ведь он изменил киевским интересам, помчавшись на Балканы, он бросил Киев, он даже отрекся своим посланием. Что с ним будут делать киевляне? (Будто прямо он засиделся на порогах! Свенельд-то добрался до Киева. По всей вероятности, отправился разузнать, можно ли Святославу в Киев или лучше и близко не приближаться.) Даже такой князь-неудачник, князь-авантюрист, несомненно, князь – блистательный полководец, но совсем не государственный деятель, и то стремился обеспечить своим ближайшим наследникам столы в некоторых русских городах!
С чем для меня связана легенда о призвании еще более ранних братьев варягов. Можно доказывать, что никаких братьев не было, что это искажение скандинавского текста, что Рюрик на самом деле пришел на Русь со своим имуществом и верной дружиной, а не с братьями… Но легенда все-таки была, и она отражает некоторое политическое сознание славян и политическую практику.
Если мы посмотрим практику киевской или домонгольской государственности, мы увидим, что каждый город стремится обзавестись князем, потому что «некняжой» город воспринимается как пригород. Не в современном смысле, а в смысле Псков – пригород Новгорода, как было одно время, то есть город зависимый. Так же суздальцы упрекали владимирцев, что те зазнались, а на самом деле Владимир – пригород Суздаля. И так далее, и так далее.
Когда (в первой новгородской летописи это указано) в начале XII века Новгород около полутора лет оставался без князя, была в новгородцах «туга» великая. Конечно, марксистскому воспитаннику сие будет непонятно. Как же, избавились от угнетателя, надо собрать митинг и напиться по этому поводу. А новгородцы тужили, потому что твердо знали, что Новгород резко падает в общественном мнении окружающего не только славянорусского, но и прибалтийского мира. «Некняжой» город – так, нечто.
Если мы посмотрим глазами Ключевского (во второй половине XIX века это детализировал известнейший петербургский профессор Игорь Яковлевич Фроянов) на государственное устройство, мы увидим, что, бесспорно, и в XI, и в XII веке государство на Руси – это княжества и только княжества. Каждый город стремится приобрести князя. Псков боролся несколько сот лет, чтобы укрепить у себя княжескую династию. И всегда принимал князей-беженцев, даже бежавших от орды. Как Александра Михайловича Тверского. Это было опасно. Но псковичи все равно радостно приняли этого князя и вокняжили его у себя.
Государство – это только княжества, и определял здесь все город. Ключевский указал на служилый характер княжеской власти по отношению к городу. А мне довелось сделать наблюдение о том, что каждое княжество управлялось монархией в лице князя, аристократией – в лице боярства и демократией – в лице вечевого строя и довольно сложных вечевых институтов. То есть соответствовало идеальной схеме великого греческого ученого Полибия, считавшим идеальным государством именно такое, соединяющее все три правильные формы власти в одной политии. Я назвал это «полибиевой схемой». Этим термином уже пользовались историки.
Таким образом, вся русская земля представляла собой конфедерацию земель княжеских с довольно мощными механизмами единства. Единства этнического, во-первых. Единства культурного – один, русский язык (тут можно не спорить). Единства религиозного. Единства церковно-канонического (единого государства не было, но единый митрополичий округ был, и даже единая патриархия была, просто патриарх находился в Константинополе; но у нас была своя патриархия, и был свой патриарх). Единого экономического пространства, объединенного не только транзитными путями, рассекавшими тогда русскую землю к ее вящим богатствам, но и единой монетной системой, даже если устойчивой монетой была беличья шкурка. Единым юридическим пространством с тех пор, как мы приняли «Мерило праведное» и издали «Русскую правду». И, наконец, единое пространство династическое, одной династии Рюриковичей. Но никакого единого политического пространства.
Русское политическое мышление не допускало того, что князь может быть над князем. Великий Князь – это просто самый уважаемый князь. Есть 2-й князь. Есть 3-й князь. Есть 25-й князь. Каждый кого-то старше, кого-то моложе. Что не исключает отдельных выдающихся великих князей, как Владимира Святого или Владимира Мономаха. Но это их личный политический вес, а не их положение. Попытка встать над князьями, оставаясь князем, не удалась таким могущественным и незаурядным деятелям, как Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо. Попытка превратить конфедерацию хотя бы в федерацию провалилась. Политическое мышление этого не допускало.
Когда князья стремятся рассадить своих братьев и сыновей по столам – это стремление не разъединить Русь, а объединить. Другого пути не было. Можно было уговорить Новгород принять Владимира. Но нельзя было посадить в Новгород посадника и руками посадника управлять. Посадника выгнали. Не нужен был чиновник городу. Нужен был свой князь. Другого пути не было. Не обязательно посадника – но тогда надо было бы каждой год в каждый город посылать карательные экспедиции. Ни у кого для этого средств нет. Это отторгалось социально-политическим мышлением славянорусов.
Таким образом, для меня всегда наблюдается конфедерация земель-княжеств, которая действительно была разрушена иноземными вторжениями, но больше с запада, чем с востока. Вторжения поляков, венгров, немцев-крестоносцев, шведов куда страшнее ордынского вторжения. Но в любом случае – иноземного вторжения XIII столетия, что совпадает с обскурацией славян и сменой ведущего этноса – уходят славяне, а приходят русские. А окончательно они приходят в эпоху Куликовской битвы. История тогда только начиналась.
Теперь я обязан указать, откуда взялась эта мифологема. Из одного допущения. Его вы с легкостью найдете в школьных и вузовских учебниках. Всем известно, что Олег, родич Рюрика, захватил Киев, вероломно убив на переговорах киевского князя Аскольда, первого князя-христианина. И, соответственно, вокняжился.
…Из этого делается вывод, модернизирующий ситуацию. Историки, начиная с XVIII века, пишут: пришел из Новгорода, захватил Киев – значит, объединил Новгород и Киев в одних руках и тем самым контролирует важнейший тогда днепровский транзитный путь – путь из варяг в греки.
Во-первых, важнейшим транзитным путем был волжский, что доказано современными петербургскими археологами – Булкиным, Лебедевым и их блестящей компанией. До момента, когда новгородцы принимают малолетнего Владимира, мы о Новгороде не знаем ничего! Кроме того, что он вообще существовал. Мы не знаем, кто там княжил, мы не знаем, был ли у Рюрика сын, исчезнувший из истории, или вообще в Новгороде был еще один князь, призванный со стороны. Или новгородцы вообще сидели в народоправстве и князя не имели. Мы ничего не знаем.
Прошло полтораста столетия – Новгород исчезает из летописного материала. Поэтому я делаю вывод: Олег покинул Новгород, но мы не знаем, собирался ли он сохранить хотя бы тень своей власти в Новгороде – может, он оттуда убежал. Или, если даже и собирался, то сохранил ли он реально хотя бы тень своей власти?
Вот происхождение этой мифологемы. Но, как и первая, она является идеологемой. Очень вредоносной идеологемой. Идеологемой, вытекающей из этатизма, государственничества, которому подчинено с XVIII века изучение русской истории. А этатизм вреден до чрезвычайности. Потому как, например, в школьном учебнике мы этатистски изучали сначала единую Киевскую Русь. Она заканчивалась в 1240 году, то есть в год взятия ордынцами Киева. После этого на 400 лет западнорусские земли исчезали из учебников и появлялись обратно только при гетмане Богдане Хмельницком. Изучая таким образом русскую историю, отказывая русским в изучении доли их русской истории, мы довели до самостийной и весьма незалежной Украины сегодняшних дней.
Так что этатизм, стремящийся устранить все национальное, национально-культурное, национально-религиозное в истории – это вредно. Но именно этатизм. Стремление везде видеть, как Сталин велел это называть, централизованное единое русское государство, привело к укреплению научной ошибки в нашей историографии.
У меня все. Благодарю вас.
Махнач В.Л. Две мифологемы консерватизма в русском историческом сознании
Лекция на семинаре по проблемам отечественного и зарубежного консерватизма 21 ноября 2000 года.Об авторе
Осмелюсь предложить вашему вниманию свои соображения по поводу двух мифологем, укрепившихся в нашей историографии, подхваченной вполне историографией зарубежной в той части, в которой она касается России… Это представление об изначальном земледельчестве славян, о земледельческом характере славянских культур и цивилизаций. И представление о том, что некогда, в X–XI веках (но хронологические рамки здесь подвижны) существовало единое древнерусское государство, именуемое Киевской Русью.
…Итак, представим себе, что славяне родились, начали свой этногенез, по Гумилеву – в первом веке новой эры, по Рыбакову, с которым согласны многие исследователи, – в первом или втором веке до нашей эры – разброс не очень значительный. Следовательно, мы можем говорить о начале этногенеза и о предках славян в ситуации первого века до Рождества Христова – первого века после Рождества Христова.
Безусловно, сейчас существуют два общепризнанных этноса-предка: протославяне и кельты – и один гипотетический, с которым согласны далеко не все ученые, но которого признавали все историки в начале века. Имеются в виду сарматы северного Причерноморья. Обращаю ваше внимание на то, что все три этноса – арийские. Два, протославяне и кельты, принадлежат к западной ветви арийцев, а сарматы – к южной… протоиранской, они ираноязычны.
…Кем, собственно, были почти не поддающиеся исследованию первоначальные арии? Сегодня можно определенно предполагать, где существовал этот этнос, когда он был единым народом. (Конечно, сейчас арийцы – это группа индоевропейских языков, ни о каком этническом родстве речи не может быть. Так же как сейчас много тюркских народов, но были тюрки – единый народ.)
Эти изначальные арии занимали пространство между северным Прикаспием и северным Причерноморьем. Ядро их обитания устанавливается археологически: южный Урал – северный Прикаспий. Никаких Гималаев, никакого Заполярья, никакой Гипербореи. Северный Прикаспий, где археологическая разведка обнаружила много протоарийских городов. Детально исследован из них Аркаим. Время начала следующего витка этногенеза, породившего многие арийские народы, устанавливается достаточно строго. Это начало второго тысячелетия до Рождества Христова.
Что дает право это утверждать? Очень просто. Первое документированное индоевропейское государство – государство хеттов в Малой Азии, в Анатолии, – начинает свое существование в первые годы восемнадцатого века до нашей эры. Хетты должны были дойти в ходе великого арийского переселения до Анатолии, причем, несомненно, не азиатским путем, а циркумчерноморским путем – вокруг Черного моря. На это потребовалось не менее века. Вот вам и начало девятнадцатого века. Поэтому гипотеза о том, что этнический старт, давший основание этому движению, произошел в двадцатом веке до нашей эры вполне правдоподобна и может быть принята. Так же точно в восемнадцатом веке до нашей эры на Балканах появляются ахейцы, предки эллинов. Можно приводить другие примеры.
Следовательно, первоначальных ариев от славян отделяют два витка этногенеза, и венеды представляют собой один из народов великого арийского переселения. Венеды, или протославяне, – мы не знаем, называли ли они себя венедами.
Что мы знаем определенно о первоначальных ариийцах, что нам необходимо о них знать? Что это были исконные скотоводы, причем величайшие скотоводы в мировой истории. Они, вне всякого сомнения, одомашнили лошадь, первыми, вне всякого сомнения, встали на колесницы, гипотетически они и первые коровьи пастухи, одомашнившие корову. Можно говорить о великих скотоводах, поскольку предок коровы – это тур, более чем суровое животное (предок лошади всем известен – это дикая лошадка Пржевальского). До арийского скотоводческого подвига человек имел дело только с мелкими домашними животными, не крупнее осла.
В мифологиях потомков ариев (первоначальная арийская мифология нам не известна) всюду… скотоводческие приоритеты. Они прослеживаются у греков… Даже в период греческой классики, в период Перикла или Софокла эпитет красавицы девицы – «стобыковая», то есть такая девица, за которую не жалко отдать ее роду сто быков.
Оседлое скотоводчество германцев исчерпывающе описано Тацитом в небольшом его трактате «Германия». О кельтах это известно детально, то же самое можно говорить об иранцах…. Таким образом, у своих отдаленных предков все эти народы наследуют скотоводческие стереотипы.
…Протославяне, которые, возможно, именовали себя венедами, были, по всей вероятности, скотоводы, ибо их ареал обитания – это уже северное Причерноморье вплоть до восточного берега Дуная.
Зона преимущественно лесостепная, прерываемая теплыми широколиственными лесами, зона чрезвычайно удобная для развитого оседлого скотоводства. Разумеется, при этом не исключается, что скотоводы знали земледелие.
Что касается кельтов, то они, несомненно, представляли не только оседлых скотоводов, но и полуоседлых, поскольку из всех европейских народов древности кельты более всего склонны к миграции, что указывают все классические историки от Геродота до Стробона и Тацита…
Действительно ли протославяне именовали себя венедами, мы не знаем, но оба эти этнонима одного корня: «сло-вене» писалось или «вене-ды». В немецком языке еще в XVIII веке славяне назывались «винд», а по-эстонски до сих пор называются «венэ». Эстонцы – народ древний, реликтовый и славян знают много веков. Этот этноним древнее, чем этноним «славяне».
Кельты упомянуты в восточной Европе еще Геродотом. Кельты совершили как знаменитый «дранг нах вестен» до Ирландии, так и «дранг нах остен», потому как достигли Малой Азии, где существовало небольшое королевство галатов (галатов, галлов, то есть кельтов). Послание апостола Павла галатам – это, без сомнения, послание какой-то общине малоазийских кельтов.
Кельты на территории славянских земель, безусловно, жили в Польше. Германские ученые в прошлом веке иногда в оскорбительной форме указывали на «кельтичность» поляков. Безусловно, в Белоруссии оставили нам этнонимы: галиция – страна галлов, галичина, крайний юго-запад Руси. Этот второй предок (хотя главным были протославяне, потому что язык у нас славянский, а не кельтский) не вызывает опровержения у современных историков.
Что же касается сарматов, то ни Рыбаков, ни Гумилев, ни в целом школа Санкт-Петербургского университета: Мавродин, Фроянов и так далее – не разделяют того представления, что сарматы – одни из предков славян. Но прошу учесть, что в начале века почти все серьезные ученые считали сарматов предками славян. Это были и такие видные византинисты, как Васильевский, Успенский, и такие русисты, как Пархоменко, Левченко, Приселков, Пресняков. С этим все соглашались, но это ушло из науки.
Есть много аргументов в пользу того, что сарматы славянам родня: и нерасшифрованная до сих пор сарматская вязь, начертательно напоминающая первую славянскую азбуку, то есть глаголицу, и геральдика. Сарматские цари Боспора имели своим геральдическим знаком причудливый трезубец, как и киевские князья – трезубец святого Владимира... И то, что в Таврии, к сожалению именуемой нами Крымом, исконно существуют славянские наименования: Корчев – Керчь, хотя город по-гречески именовался Пантикапея, а у эллинизированных сарматов – Боспор. И Сурож, который по-гречески Сугдея, а сейчас почему-то по-татарски Судак. Наше с вами упущение, господа консерваторы! Обычно свои топонимы имеют там, где жили, пусть не имели государственности, но жили. Прямые потомки сарматов Причерноморья – осетины. И можно обратить внимание на многовековую взаимную симпатию славян, а затем русских и осетин, что подтверждается летописно.
Итак, что касается сарматов, я думаю, вопросов здесь не будет. Это отгонные скотоводы, то есть умеренные полукочевники, кочующие примерно два раза в год. С этими скотоводами все в порядке.
Таким образом, к началу этногенеза славян мы видим трех предков, двух – бесспорных, одного – предположительного, все – скотоводы. Что я вкладываю в понятие скотовод? Исключительно систему ценностей, о которой я уже сказал. Как правило, скотовод знает земледелие. Если мы с вами возьмем Библию, то увидим, что в период эмиграции Авраама предки будущих тогда еще древних евреев несомненные скотоводы, но примитивное злаковое земледелие знают, во всяком случае, у своих кожаных палаток лук и чеснок выращивать умели.
Действительно, как правило, скотовод определенными земледельческими навыками обладает. И я думаю, что никто из здесь присутствующих коллег не будет утверждать, что существовал когда-либо скотовод, не знакомый с практикой земледелия. Следовательно, дело здесь не в способе производства, не в основном виде хозяйства, а в системе ценностей.
Так, Тацит в «Германии» дает точное представление о том, что ценностью германца был его скот, и в первую очередь быки. Оттуда жилища германцев первых веков нашей эры, так называемый длинный дом, хорошо исследованный археологами, где торцовую часть занимает семья, а всю оставшуюся протяженную часть занимает скотина, те же самые быки.
Если вы сравните германский «длинный дом» не по архитектурным параметрам, а по функциональным (как расположены его структурные части) с наиболее сохранившимся русским жилищем – с классическим домом русского севера (которых уже мало, они сохраняются в основном в Кижах, в Малых Карелах, но изучены хорошо – там обязательно существует развитый крытый двор, отделенный от жилой части служебными помещениями – сенями или тем, что в Тверской области называется мост) то увидите, что это тоже вариант длинного дома, где скотина пребывает вместе с хозяином. Все-таки даже в Германии бывает зима, а германцы пришли из Сканзы, как это писалось в античное время, а в Скандинавии зима бывает очень даже суровой.
Для германца Тацита ценность – его быки, в то время как земля, несомненно, общая. Земля принадлежат богам... Естественно, она также является германской, естественно, она пребывает в распоряжении общины германцев, но ни в коем случае не принадлежит одной семье. Это верно также для складывающейся аристократии и для упоминаемых Тацитом датских племенных королей – рексов, конунгов, у которых тоже не было ни малейшего собственного землевладения.
Мы можем сделать из этого чрезвычайно интересный вывод. У славян уже в языческий период существует исключительно четкое представление о том, что земля носит общинный характер, изначально и безусловно она принадлежит только богам, и в христианский период земля прежде всего божья. Господь – творец и промыслитель – безусловный землевладелец, а все остальные являются условными землевладельцами.
Условное землевладение может быть очень сложным, потому что после Господа-вседержителя земля представляет собой Русь, то есть принадлежит славянорусам. Земля, безусловно, принадлежит, ее владетель – князь. Хотя владение землей заключается только в получении с этой земли дани, а именно формы налога – ни в коем случае поземельной ренты. Надеюсь, вы все об этом помните. Именно налог, потому что князь получает эту дань функционально, не как князь Мстислав или Глеб, а как князь курский или брянский. Поменяв княжение, он получает новую дань, а предыдущую теряет, отдавая ее следующему по старшинству, согласно летописному праву.
После князя земля принадлежит и смерду, как тогда именовали крестьянина… смерду-общиннику. Причем и там находится в общинном владении, она не может выйти из общины…
Это славянское общинное землепользование попало со славянским переселением (довольно давним – IV–V в.) в Византию и позднее отразилось в византийских законодательных документах.... Здесь славянизация скорректировала римское право, которое допускало частное землевладение.
Здесь мне хочется сделать одно очень интересное наблюдение. Когда в наше время подавляющее большинство населения нашей страны (подразумевая не только Российскую Федерацию, а всю Россию) решительно отвергает неограниченную частную собственность на землю с правом отчуждения земли, то это свидетельствует не о колхозном наследии, а о том, что мы лучше германцев сохранили до XX века скотоводческие стереотипы поведения. Скотовод – это не колхозник, господа. Скотовод мыслит так: земля, несомненно, общая, а быки мои, и плохо будет тому, кто в этом хоть на секунду усомнится.
Таким образом, мы подошли к самому главному моменту: можно ли это подтвердить документально? Прежде всего, мое предположение подтверждает первый законодательный памятник русской истории «Правда русская Ярослава», изданная многократно… О скотине там на каждом шагу: о стойлах, о табунах, об особом положении конюха… И ничего – о земле. Совсем. А это – середина XI века. Причем, по мнению большинства историков и правоведов – по-моему, Ключевский доказал это безупречно – на «Правде русской» нисколько не сказалось византийское и римское право, это исконно славянское законотворчество.
Это означает, что «Правда русская» – есть фиксация обычного права, а обычай этот уходит в языческую историю славян и протославян… А юридические памятники, уважаемые коллегии, не врут никогда. Потому что они регулируют реальные для данной эпохи общественные отношения…
Хочу к этому добавить свое предположение о том, откуда взялась первая мифологема о земледельчестве славян. Посмотрите, в домонгольской Руси деревня – это одно-двухдворное хозяйство, то есть то, что мы сейчас по здравому размышлению называем хутор, а не деревня. Новгородская деревня такова еще в XVI веке. Это показывают уже писцовые книги. Одно-два-три двора. Были погосты. Были торговые села. Но большинство населения жило на хуторах, одном-двух дворах. На русском севере это сохранилось местами вплоть до XX века. И даже сейчас еще можно видеть, проплывая северной рекой, давно обветшавший дом. Не один сохранившийся в деревне дом, а единственный. Он один и был деревней, которая вымерла за советское время: никак не вписывалась в колхозное хозяйство.
Таким образом, нас не нужно учить быть фермерами. Смерд, а затем крестьянин – он и есть фермер. Но в центральных уездах или волостях мы видим в XVI веке усилия по укрупнению населенных пунктов, усилия по подселению крестьян поближе друг к другу, усилия, которые принимаются уже вотчинниками, особенно помещиками. То есть уже в процессе феодализации, когда формируются крепостнические отношения, деревня становится большой, и от села отличается только тем, что село, как мы помним, имеет храм, а деревня храма не имеет. Это единственный строгий критерий. Деревни стали большими. Почему? Потому что это было существенно удобнее для получения оброков, результат крепостничества.
Отсюда я делаю вывод, что мифологема об изначальном земледельчестве славян есть не что иное, как результат крепостнического творчества. Так как земледелец из всех основных видов производителей, как я однажды написал, наиболее удобоугнетаемый. И охотник, и рыбак, и ремесленник, и, конечно же, скотовод гораздо более строптивы и вольнолюбивы. Поэтому не только практика подчинения крестьян, но и идеология в этом отношении корректировалась и приняла оформленный вид, когда сложилась академическая наука. Она сложилась у нас в XVIII веке. В век наивысшего наиболее разрушительного для нашей социальности крепостничества, екатерининского крепостничества. Понятно, что сообразительные ученые, преимущественно немцы из Cанкт-Петербургской академии наук, потрудились в этом направлении, создавая земледельческую легенду.
Косвенно мою правоту в этой гипотезе подтверждает то, что именно север, о чем я уже говорил, сохранил одно-двухдворные деревни. Тот самый север, который на протяжении Олонинской губернии (нынешней Карелии), Архангельской (нынешней республики Коми) вообще не имел помещичьего землевладения, а в Вологодской, Костромской губернии – только в южной части. И даже в Ярославской губернии (умеренный север) большинство крестьянского населения было государственными крестьянами, а не помещичьими. Следовательно, и крепостническая реформация сказалась там меньше, а традиционный уклад жизни сохранился неизмеримо лучше.
Вот всё о первой мифологеме, и я сразу перехожу ко второй.
Еще более въевшаяся в наше сознание идея исходит из того, что некогда существовало единое государство – Киевская Русь. Потом оно рано или поздно раздробилось. Разброс хронологический здесь очень велик. В. О. Ключевский в своем Курсе русской истории полагал весь домонгольский период существованием единого русского государства с определенными оговорками... Именно он назвал древнерусского князя нигде долго не задерживающейся кометой (этот его образ, кажется, из боярской думы древней Руси). Но все-таки считал единой.
Причем отмечал, что это единое государство со столицей в Киеве, а последние 80 лет во Владимире, до второй четверти XIII века, когда в результате ордынского вторжения для Ключевского начался период, им поименованный «удельные века», что очень близко к более позднему термину «феодальной раздробленности». Просто он очень осторожно пользовался термином «феодальный». Так или иначе, у него раздробление связано с разрушением в результате иноземного вторжения.
Советская историография создала иную периодизацию (это произошло во время работы академика Грекова). Единая докиевская Русь существовала сначала до середины XII века, пока еще Киев сохранял престиж, до Юрия Долгорукого. Потом этот срок сократился, и феодальная раздробленность наступила в начале XII века. И, наконец, переехала хронологически к любечскому княжескому съезду. Откуда любят цитировать знаменитую Мономахову формулу: «Каждый да владеет своей вотчиной».
Хотя цитируют с нарушением правил цитирования. Я бы сказал, это ленинская манера цитирования, потому что фраза усечена. Фраза целиком звучит так: «Каждый да управляет вотчиной своей, да устроится этим единая русская земля». Ничего себе формула феодальной раздробленности! Тем не менее это вошло во все учебники, учебные программы, так учат учителей, учителя – школьников. А потом студентам приходится объяснять, что это не совсем так.
Дальнейшее еще более странно. Феодальная раздробленность в послевоенный период советской историографии продолжается только до середины или до конца XIII века, а дальше начинается борьба за создание единого русского государства. То есть затяжной такой прыжок из единого русского государства в единое русское государство.
Что по этому поводу можно сказать. Действительно ли, как еще писали во время Карамзина, единую киевскую державу погубило исключительное чадолюбие князя Ярослава мудрого, который имел неосторожность между своими ближайшими потомками поделить княжение?
Вот основное. Конечно, ученые-рационалисты, а тем более ученые-марксисты уже не относят все к частному движению Ярослава. Но получается нечто аналогичное. Вот Ярослав, а затем князья в борьбе друг с другом поделили русскую землю. Некоторая борьба Ярославичей известна. Что-то в этом плане произошло. Следующее поколение Ярославичей, то есть поколение, к которому принадлежит Мономах, окончательно разошлось. Но осталось договориться о том, что каждый держит вотчину свою.
Однако прошу обратить внимание на то, что до Ярослава аналогичным же образом ведет себя Владимир. Он тоже рассаживает где возможно, в том числе в отдаленных колонизируемых землях северо-восточной Руси, где мы с вами находимся (тогда это еще угро-финская земля и действительно колонизируемые земли) своих детей. Причем любимейших своих детей сажает как раз в Ростове и Муроме, то есть святых детей-страстотерпцев Бориса и Глеба соответственно. Более того, не отказываясь от стремления обеспечить именно Борису наследие киевского престола.
Тут не все ясно. Никогда не будет ясно, какие вокруг этого шли интриги. Точно так же, как мы никогда точно не узнаем, был ли Святополк окаянный Владимирович или Ярополчич, был он сыном Владимира или его пасынком.
Более того, до Владимира таким же образом ведет себя Святослав. Он тоже сажает киевским наместником на Выжгород Ярополка, в древлянскую землю – Олега и убеждает новгородцев принять Владимира. Видимо располагая тремя только сыновьями. Сколько у него было девиц, нам не известно.
Это очень интересно еще и потому, что Ярослав очень много занимался русской землей. Он много строил, много законодательствовал. А Святослав совсем русской землей не занимался и был плохим киевским князем (смотрите летопись). В результате балканского своего похода написал, фактически отрекшись от престола, что он не хочет сидеть в Киеве, а хочет в Переславце-на-Дунае, то есть Преславе – второй столице болгарского царства.
Я склонен полагать, что случайная гибель Святослава в стычке с печенегами в 972 году и его сидение на острове перед этим объясняется тем, что он боялся возвращаться в Киев, он не знал, что будет в Киеве: впустят его или убьют. Ведь он изменил киевским интересам, помчавшись на Балканы, он бросил Киев, он даже отрекся своим посланием. Что с ним будут делать киевляне? (Будто прямо он засиделся на порогах! Свенельд-то добрался до Киева. По всей вероятности, отправился разузнать, можно ли Святославу в Киев или лучше и близко не приближаться.) Даже такой князь-неудачник, князь-авантюрист, несомненно, князь – блистательный полководец, но совсем не государственный деятель, и то стремился обеспечить своим ближайшим наследникам столы в некоторых русских городах!
С чем для меня связана легенда о призвании еще более ранних братьев варягов. Можно доказывать, что никаких братьев не было, что это искажение скандинавского текста, что Рюрик на самом деле пришел на Русь со своим имуществом и верной дружиной, а не с братьями… Но легенда все-таки была, и она отражает некоторое политическое сознание славян и политическую практику.
Если мы посмотрим практику киевской или домонгольской государственности, мы увидим, что каждый город стремится обзавестись князем, потому что «некняжой» город воспринимается как пригород. Не в современном смысле, а в смысле Псков – пригород Новгорода, как было одно время, то есть город зависимый. Так же суздальцы упрекали владимирцев, что те зазнались, а на самом деле Владимир – пригород Суздаля. И так далее, и так далее.
Когда (в первой новгородской летописи это указано) в начале XII века Новгород около полутора лет оставался без князя, была в новгородцах «туга» великая. Конечно, марксистскому воспитаннику сие будет непонятно. Как же, избавились от угнетателя, надо собрать митинг и напиться по этому поводу. А новгородцы тужили, потому что твердо знали, что Новгород резко падает в общественном мнении окружающего не только славянорусского, но и прибалтийского мира. «Некняжой» город – так, нечто.
Если мы посмотрим глазами Ключевского (во второй половине XIX века это детализировал известнейший петербургский профессор Игорь Яковлевич Фроянов) на государственное устройство, мы увидим, что, бесспорно, и в XI, и в XII веке государство на Руси – это княжества и только княжества. Каждый город стремится приобрести князя. Псков боролся несколько сот лет, чтобы укрепить у себя княжескую династию. И всегда принимал князей-беженцев, даже бежавших от орды. Как Александра Михайловича Тверского. Это было опасно. Но псковичи все равно радостно приняли этого князя и вокняжили его у себя.
Государство – это только княжества, и определял здесь все город. Ключевский указал на служилый характер княжеской власти по отношению к городу. А мне довелось сделать наблюдение о том, что каждое княжество управлялось монархией в лице князя, аристократией – в лице боярства и демократией – в лице вечевого строя и довольно сложных вечевых институтов. То есть соответствовало идеальной схеме великого греческого ученого Полибия, считавшим идеальным государством именно такое, соединяющее все три правильные формы власти в одной политии. Я назвал это «полибиевой схемой». Этим термином уже пользовались историки.
Таким образом, вся русская земля представляла собой конфедерацию земель княжеских с довольно мощными механизмами единства. Единства этнического, во-первых. Единства культурного – один, русский язык (тут можно не спорить). Единства религиозного. Единства церковно-канонического (единого государства не было, но единый митрополичий округ был, и даже единая патриархия была, просто патриарх находился в Константинополе; но у нас была своя патриархия, и был свой патриарх). Единого экономического пространства, объединенного не только транзитными путями, рассекавшими тогда русскую землю к ее вящим богатствам, но и единой монетной системой, даже если устойчивой монетой была беличья шкурка. Единым юридическим пространством с тех пор, как мы приняли «Мерило праведное» и издали «Русскую правду». И, наконец, единое пространство династическое, одной династии Рюриковичей. Но никакого единого политического пространства.
Русское политическое мышление не допускало того, что князь может быть над князем. Великий Князь – это просто самый уважаемый князь. Есть 2-й князь. Есть 3-й князь. Есть 25-й князь. Каждый кого-то старше, кого-то моложе. Что не исключает отдельных выдающихся великих князей, как Владимира Святого или Владимира Мономаха. Но это их личный политический вес, а не их положение. Попытка встать над князьями, оставаясь князем, не удалась таким могущественным и незаурядным деятелям, как Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо. Попытка превратить конфедерацию хотя бы в федерацию провалилась. Политическое мышление этого не допускало.
Когда князья стремятся рассадить своих братьев и сыновей по столам – это стремление не разъединить Русь, а объединить. Другого пути не было. Можно было уговорить Новгород принять Владимира. Но нельзя было посадить в Новгород посадника и руками посадника управлять. Посадника выгнали. Не нужен был чиновник городу. Нужен был свой князь. Другого пути не было. Не обязательно посадника – но тогда надо было бы каждой год в каждый город посылать карательные экспедиции. Ни у кого для этого средств нет. Это отторгалось социально-политическим мышлением славянорусов.
Таким образом, для меня всегда наблюдается конфедерация земель-княжеств, которая действительно была разрушена иноземными вторжениями, но больше с запада, чем с востока. Вторжения поляков, венгров, немцев-крестоносцев, шведов куда страшнее ордынского вторжения. Но в любом случае – иноземного вторжения XIII столетия, что совпадает с обскурацией славян и сменой ведущего этноса – уходят славяне, а приходят русские. А окончательно они приходят в эпоху Куликовской битвы. История тогда только начиналась.
Теперь я обязан указать, откуда взялась эта мифологема. Из одного допущения. Его вы с легкостью найдете в школьных и вузовских учебниках. Всем известно, что Олег, родич Рюрика, захватил Киев, вероломно убив на переговорах киевского князя Аскольда, первого князя-христианина. И, соответственно, вокняжился.
…Из этого делается вывод, модернизирующий ситуацию. Историки, начиная с XVIII века, пишут: пришел из Новгорода, захватил Киев – значит, объединил Новгород и Киев в одних руках и тем самым контролирует важнейший тогда днепровский транзитный путь – путь из варяг в греки.
Во-первых, важнейшим транзитным путем был волжский, что доказано современными петербургскими археологами – Булкиным, Лебедевым и их блестящей компанией. До момента, когда новгородцы принимают малолетнего Владимира, мы о Новгороде не знаем ничего! Кроме того, что он вообще существовал. Мы не знаем, кто там княжил, мы не знаем, был ли у Рюрика сын, исчезнувший из истории, или вообще в Новгороде был еще один князь, призванный со стороны. Или новгородцы вообще сидели в народоправстве и князя не имели. Мы ничего не знаем.
Прошло полтораста столетия – Новгород исчезает из летописного материала. Поэтому я делаю вывод: Олег покинул Новгород, но мы не знаем, собирался ли он сохранить хотя бы тень своей власти в Новгороде – может, он оттуда убежал. Или, если даже и собирался, то сохранил ли он реально хотя бы тень своей власти?
Вот происхождение этой мифологемы. Но, как и первая, она является идеологемой. Очень вредоносной идеологемой. Идеологемой, вытекающей из этатизма, государственничества, которому подчинено с XVIII века изучение русской истории. А этатизм вреден до чрезвычайности. Потому как, например, в школьном учебнике мы этатистски изучали сначала единую Киевскую Русь. Она заканчивалась в 1240 году, то есть в год взятия ордынцами Киева. После этого на 400 лет западнорусские земли исчезали из учебников и появлялись обратно только при гетмане Богдане Хмельницком. Изучая таким образом русскую историю, отказывая русским в изучении доли их русской истории, мы довели до самостийной и весьма незалежной Украины сегодняшних дней.
Так что этатизм, стремящийся устранить все национальное, национально-культурное, национально-религиозное в истории – это вредно. Но именно этатизм. Стремление везде видеть, как Сталин велел это называть, централизованное единое русское государство, привело к укреплению научной ошибки в нашей историографии.
У меня все. Благодарю вас.