Российский архив. Том XV

Оглавление

Шесть писем о Крымской войне.

Варенцова Е. М.  Вступительная статья: Шесть писем о Крымской войне // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 342—343.

«Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет»*. Эта строка из «Фауста» Гете невольно приходит на ум, когда читаешь письма свидетелей и участников событий былых времен. Сухие исторические даты и факты обретают живость; страницы писем передают чувства и мысли, волновавшие их авторов, раскрывают те мелочи человеческого существования, из которых, в конечном счете, и складывается жизнь целых поколений людей.



Таковы письма Константина Ивановича Киова (1827—1865), артиллерийского офицера (участника Крымской войны с марта 1855 г. и до заключения мира) своим родителям — тульским помещикам Ивану Евдокимовичу (отставному майору, 1783—1862) и Варваре Андреевне Киовым. Сохранилось всего шесть писем, хотя корреспонденция, по словам их автора, аккуратно отправлялась каждый месяц.



Письма написаны крупным размашистым почерком на больших листах почтовой бумаги, четыре из которых украшены литографиями со сценами обороны Крыма и видами Одессы. Военные действия и благодарность маменьке за присланные скатерти и салфетки, описание Одессы военного времени и цены на фураж и продукты, забота о карьере и сцены военного быта, посещение Крымской армии Императором Александром II и непролазная грязь после дождей, дружба солдат бывших неприятельских армий после подписания мира... События исторического значения и сиюминутные бытовые ситуации переплетаются в письмах К. И. Киова, почтительного сына и бравого офицера.



Письма К. И. Киова о Крымской войне хранятся в собрании отдела рукописей Государственного Литературного музея (Ф. 97. Оп. 1. Д. 1) среди семейных документов его дочери — Надежды Константиновны, в замужестве Дуниной-Борковской (1861—1926).



Удалось выяснить, что Константин Иванович Киов родился 19 августа 1827 г. в имении своей матери Варвары Андреевны (урожденной Мышенковой) — селе Егорьевском Бежецкого уезда Тульской губернии. С семи лет он воспитывался в Первом Московском кадетском корпусе, откуда был выпущен прапорщиком артиллерии в 1845 г. Участвовал в Крымской войне в чине штабс-капитана в составе 9-й легкой батареи 9-й артиллерийской бригады (в том числе в сражении на реке Черной 4/16 августа 1855). Был награжден орденом Св. Анны 3-й степени с мечами. Женился уже после войны, в ноябре 1857 г. на Софье Васильевне Ушаковой. Скончался в отставке в чине капитана артиллерии в 1865 г. У К. И. Киова было два брата, оба военные: Вячеслав Иванович Киов (1829—после 1875) и Елпидифор Иванович (в отставке с 1858) и четыре сестры: Елизавета, Екатерина, Александра и Мария. Две первые учились в Московском Екатерининском институте. Братья и сестры упоминаются в публикуемых письмах.



Письма К. И. Киова



Документы печатаются в современной орфографии с сохранением индивидуальных особенностей авторской речи.



Киов К.  Письмо родителям, 19 марта 1855 г. Одесса // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 343—344.

Г. Одесса 19 марта 1855 года.1



Милые и бесценные родители Папенька и Маменька.



12 марта мы пришли в Одессу и осмотрели до 20 числа все редкости, достойные внимания, особенно в последнее время возбуждающие любопытство, осмотрели все береговые батареи, окрестности города и обходили весь город по магазинам, кондитерским и другим заведениям. Печальная потеря, понесенная Россиею2, и война наложили грустную печать на город. Воображаю, какая жизнь, какая деятельность должна быть здесь в мирное время, воображаю этот лес мачт, толпящихся у гавани, и людей, хлопочущих около своих кораблей и товаров. Теперь же грустно подойти к морю; кроме одного английского парохода, который постоянно держит якорь в 5 верстах от города, ничего не видно. В городе другое дело — жизнь, движение необыкновенное, особенно на бульваре недалеко от дома кн. Воронцова. Хороший город, но долго стоять в нем не выгодно, деньги так идут, что беда: в эти 8 дней у меня ушло 50 р. серебр. — куда и сам не знаю — накупил разной дряни и ничего не видно. Впрочем, это еще экономно, другие мои товарищи истратили по 80, по 100 и более рублей. Никогда не кутили, не шалили и не бросали на пол. Это в траурное время, когда нет ни театра, ни концертов и ничего. Что же бы было в обыкновенное время. Надо заметить, что здесь все чрезвычайно дорого, а нельзя не купить собственно для памяти. Маршрут наш изменен. Мы 16 апреля приходим в Бахчисарай, а там, Бог даст, скоро и в дело. До сих пор не писал к вам потому, что не мог отыскать на почте штемпельных конвертов — происшествие необыкновенное и невероятное. Почтовая контора ждет со дня на день и не может дождаться, и теперь занял у товарища.



С этого времени вы долго будете получать от меня письма на разрисованной бумаге, я ее купил больше дести с различными видами, теперь же избрал этот лист с видом Щеголевской батареи3, потому что он вас, вероятно, интересует более, нежели виды улиц и площадей.



Прощайте, милые родители.



Целую вас и ваши ручки и, прося вашего родительского благословения,
остаюсь покорный сын ваш
К. Киов.



P. S. Всем родным, знакомым и домашним кланяюсь. Ельпидифора и сестер целую.



Киов К.  Письмо родителям, 15 апреля 1855 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 344—345.

Д[еревня] Джабачь. 15 [апреля] 1855 года.5



Милые и бесценные родители Папенька и Маменька.



В последнем письме моем из Одессы я обещал Вам написать из Перекопа, но не писал, потому что не было времени, хотел исполнить это обещание в Бахчисарае, но и того не удалось. До Бахчисарая мы не дошли, а с большой дороги повернули вправо и расположились в д[еревне] Джабачь Симферопольского уезда, в 25 верстах от Симферополя и в 25 от Евпатории — мы находимся теперь в Евпаторийском отряде под командою генерала Врангеля6.



В том письме я описывал вам мое пребывание в Одессе, но не упомянул о некоторых обстоятельствах, случившихся со мною до прибытия в этот город. Обстоятельство довольно замечательное для походной жизни. В Бесарабии в одном русском селе Ивановке мне Бог привел вступить в родство с некоторыми крестьянами по случаю крестин. Хозяйка моей квартиры, молодая баба ужасно мучилась родами; всю ночь охала и стонала, на другой день рано утром, только что я начал засыпать после бессонной ночи, священник меня разбудил и попросил удалиться — он исповедовал и приобщал больную. Часа через 1? после этого она родила дочь, и меня позвали кумом. Я хотел было отказаться, но ребенок был так слаб, что я счел себя обязанным окрестить его и успел. Через 2 часа моя крестная дочь Евдокия скончалась, а родственники и родственницы остались и теперь наводят обо мне справки у каждого прохожего солдата.



В Николаеве осматривали верфь и видели строящийся винтовой корабль 13-ти—пушечный «Цесаревич». Удивительно громадная постройка. Он теперь на подмостках и сваях, равен большому 4-х —этажному дому. В г. Бериславле сдали 4 орудия, бывшие в моей команде, осталось только 8 орудий в батарее, а лошади оставлены от этих 4-х орудий для перевозки фуража в Крыму. Это прекрасная мера, потому что здесь в Крыму доставка фуража чрезвычайно трудна и фуража совсем уже нет. Цена необыкновенная: в нашем отряде четверть ячменя стоит 9 р[ублей] серебр[ом], а пуд сена 65 к[опеек] сер[ебром]. В Севастопольской же армии ячмень — 15 р[ублей] сер[ебром], а сено — 1 р[убль] 50 к[опеек]. Таким ценам мы и сами не верили, когда шли в Крым. Хорошо, что еще казна отпускает нам, офицерам деньги на фураж, а то бы вьюки хоть на себе носи. Дела под Севастополем в том же положении, как и были. На 2-й день праздника7 неприятель сильно бомбардировал город и, говорят, сделал много вреда городским строениям. Наши не отвечали на их выстрелы и показывали вид, будто хотят оставить одну батарею, тогда они шестью колоннами пошли на штурм этой батареи, но, когда подошли на 150 сажен, то наши 60 орудий большого калибра так ловко хватили их картечью, что отбили у них охоту штурмовать, и они потеряли тут около 5 т[ысяч] человек.



Теперь скажу вам о себе. Кажется, моя служба переменится. Начальник 3 й артиллер[ийской] дивизии генерал-майор Гагман предложил мне занять должность старшего адъютанта в дивизионном штабе, потому что его адъютант на вакансии в батарейные командиры. Я, разумеется, изъявил полное согласие, потому что быть старшим адъютантом в военное время хорошо. Первая награда — ему, да, кроме того, и содержание увеличится. Скоро, кажется, и поеду. Тогда напишу.



Давно не получал я от вас писем, милые родители. Сам же пишу аккуратно каждый месяц, зная, как вас интересует теперешнее мое положение и особенно пребывание в Крыму, отсюда еще чаще буду писать, что бы вы всегда были обо мне спокойны. Отвечайте на мои письма. Адресуйте их в г. Бахчисарай через штаб 3 й артиллерийской дивизии для передачи такому-то. Они уже знают, где будет стоять батарея. Крымскую природу опишу после. Теперь еще не осмотрелся. Мы стоим по квартирам, а не в палатках. Это счастие наше.



Извините, пожалуйста, что забыл поздравить вас с праздником Воскресения Христова. Тогда казалось, что еще успею, а теперь кажется, что праздника и не было. Христос воскресе! Мы встретили его под Николаевым в с[еле] Варваровке, и я был у заутрени.



Теперь прощайте, милые родители,



целую вас и ваши ручки и, прося вашего родительского благословения,
остаюсь многолюбящий вас сын ваш
К. Киов.



Я, слава Богу, здоров.



Ельпидифора и сестер целую. Всем родным, домашним и знакомым кланяюсь.



Киов К.  Письмо родителям, 23 мая 1855 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 346—347.

23 мая 1855 года8.



Милые и любезные родители Папенька и Маменька.



Последнее письмо я писал к вам из д[еревни] Джабачь. С тех пор особенного ничего со мною не произошло, кроме перемены квартир; теперь мы продвинулись, наконец, ближе к Севастополю, но стоим биваками все-таки около 20 верст от Севастополя и в 8 верстах от Бахчисарая. 20 числа я был в Бахчисарае и получил присланное вами белье. Оно мне было очень кстати потому особенно, что 21 числа убедили меня отпраздновать именины, и скатерти и салфетки имели в этот день первый дебют свой.



Жизнь наша в Джабаче была самая скучная. С кургана около моей квартиры было видно море и крейсирующие около Евпатории корабли неприятеля. Самого же неприятеля и в глаза не видали. Иногда слышно было о тревоге в передовом отряде, но у нас все тихо. 16 мая выступили из Джабача, а 17 прибыли на позицию близь дер[евни] Отаркой, на р[еке] Бельбек по направлению к д[еревне] Чаргуну, где перешли французы Черную речку9. Здесь местоположение восхитительное, вода превосходная и теперь, пока стоит погода отличная, жаль только, что очень жарко, не мешало бы дождичка; впрочем, мы устроили себе шалаш из ветвей и спасаемся в нем от дневного зноя, а ночью спим в палатках. Ждем и здесь неприятеля, но кажется, что не дождемся. Благодарю вас, милая маменька, за белье, я его получил через четыре м[еся]ца после отправки, но все-таки получил и теперь богат им.



В 4 часа по полудни тревога заставила меня прекратить письмо и теперь продолжаю его на новой позиции на Мекензиевой горе, куда мы прибыли в тот же день. На нашу долю досталась плохая позиция в резерве и на дурном месте в 8 верстах от Севастополя. Всякую минуту ожидаем тревоги и уже два раза становились в ружье. Но обе эти тревоги были фальшивые. Вчера вместе с начальником артиллерии генер[ал]-майором Кишинским10 объезжали расположение батарей в Мекензиевском отряде. Все высоты и отлогости Мекензиевой горы так хорошо защищены артиллериею, что, мне кажется, нет никакой возможности взять ее ни штурмом, ни обходом. Нам все-таки долго еще не придется быть в делах. Главнокомандующий оставляет нас в резерве на самый крайний случай, а потому, если случится работать, то работа будет жаркая. Теперь со своей высоты видим только Севастопольские выстрелы, что же будет дальше, уведомлю со следующим письмом.



Теперь же скажу вам о себе, что, благодаря Бога, здоров, чего и вам душевно желаю.



Целую вас и ваши ручки и, прося вашего родительского благословения,
остаюсь многолюбящий вас сын ваш
К. Киов.



Сестер и Ельпидифора (если он еще не уехал) целую. Всем родным и домашним кланяюсь.



Киов К.  Письмо родителям, 24 июня 1855 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 347—348.

24 июня 185511



Дражайшие родители, Папенька и Маменька.



После последнего письма моего к вам от 25 мая с нами ничего особенного не было: стоим на той же позиции на Мекензиевой горе и выжидаем действий неприятеля противу нас. Несколько дней я простоял на авангардной позиции с 4 м орудием на высотах долины Черной речки и видел вблизи лагерь неприятеля, т. е. французский, турецкий и особенно сардинский, который был к нам ближе прочих. Теперь передвинули сардинцев далее от нашей позиции, вероятно потому, что много их перебегает к нам. При мне привели около 12 человек, из них было 4 артиллериста, которые, увидев у меня на пуговицах пушки, сделались со мною чрезвычайно ласковы и доверчивы. Как будто артиллерия всего мира составляет одно семейство, одно братство. Дела наши в Севастополе очень хороши. Теперь они решительно не могут его взять. Взятые ими 3 наших редута12 никакой пользы им не приносят, они недавно штурмовали Малахов курган, но были отбиты с великим для них уроном13, теперь ведут против него правильную осаду, но, судя по подкреплениям, которые к нам прибывают, нельзя думать, чтобы когда-нибудь Малахов курган был им отдан, а не взявши его, не видать им и Севастополя. Нахимов, Хрулев и Тотлебен14 — три наши неодолимые преграды для них. Где показался Нахимов или Хрулев, особенно Хрулев, — там неприятель бежит; где показался Тотлебен — того пункта неприятель не возьмет — сейчас же вырастет как из земли новая батарея. Тотлебен ранен и теперь лежит, но все-таки управляет инженерными работами. Нахимов с флегмою моряка расхаживает по самым опасным бастионам и воодушевляет солдат. Хрулев в рубахе разъезжает верхом на лошади, которою сам управлять не может, потому что одна рука ранена, а другая контужена в кисти. Один казак ведет за повод его лошадь, а другой с нагайкою воодушевляет ее. Одна рота Севского полка по его голосу выбила неприятеля с Малахова кургана. Из этой роты осталось целых только 33 человека, которые все получили Георгиевский крест15. Отличный, храбрый ротный командир убит первым. Я слышал, что взятие неприятелем наших 3 редутов произвело в России опасение насчет Севастополя. Не верьте этому. Три этих редута для нас ничего не значат, а им никакой пользы не приносят. Можно даже сказать, что они не взяты у нас силою, а мы сами их оставили, даже успели вывезти оттуда пушки большого калибра, что требовало весьма много времени.



Теперь скажу вам о себе. Я, слава Богу, здоров и жду с нетерпением прибытия 4 й и 5 й дивизий. Здесь, вероятно, увижу Вячеслава в первый раз после его производства. Не видавшись с братом 8 лет, приятно встретиться с ним на кровавом поле битвы в виду неприятеля.



Скажите мне что-нибудь об Ельпидифоре. Как его теперь здоровье, и поступил ли он опять на службу. Если поступил, то куда? В какой полк. Может быть, он также недалеко от меня, а я и не знаю и не видал его. Сейчас получил ваше письмо от 28 мая и узнал, что Ельпидифор в Бежецком ополчении у Арсения Никаноровича Трубникова. Желаю ему счастия в новом войске под командою такого дельного начальника. Вы пишите, Папенька, что действия под Севастополем как-то медленны. Иначе нельзя. Хорошо на сухом пути, а с флотом их ничего не сделаем. Впрочем, с прибытием 4 й и 5 й дивизий ожидают наступательных действий против них. Тогда уведомлю вас подробно. Извините, милый Папенька, что теперь только поздравляю вас с днем Ангела. Забыл не только числа — даже м[еся]ц. Давно уже от Маменьки не читал ни слова, кроме адреса на нынешнем письме. Искал её приписки, но не нашел; верно, затерялась.



Прощайте, милые родители.



Целую вас и ваши ручки и, прося вашего родительского благословения,
остаюсь покорный сын ваш
К. Киов.



Целую Лизоньку, Машеньку и Ельпидифора и всем домашним кланяюсь.



Киов К.  Письмо родителям, 1—3 декабря 1855 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 348—350.

[1—3 декабря 1855]16



Милые и любезные родители, Папенька и Маменька.



Первым долгом поставляю себе поздравить милую Маменьку с днем ее Ангела будущего, а Катеньку — с днем Ангела прошедшего17. Десятый раз мне приходится только жалеть о том, что я не могу лично поздравить вас с этим праздником. Я и не помню, когда мне случилось провести его вместе с вами. Кажется, это было еще до поступления в корпус, а с тех пор прошло уже 20 лет, из которых 10 лет чистой службы и некоторой свободы против корпуса. Пользуясь этой свободою, десять раз собирался ехать к вам, но разные обстоятельства не допускали. Теперь же и думать нечего до окончания войны. Зато уже после войны приеду к вам отдыхать и проводить вместе все праздники в году.



В настоящее время, впрочем, мы почти забываем о войне — кроме аванпостных стычек, никаких военных действий не предпринимается, да и не возможно по случаю большой грязи, происшедшей от нескольких дождливых дней. Такой грязи, как здесь, вероятно, вам не случится видеть даже и на Бежецкой дороге, не говоря уже о Егорьевской или Симоновой. Грязь преимущественно велика по ущельям, где большею частию расположены деревни, в долинах рек. Реки эти: Ал[ь]ма, Кача, Бельбек, Черная и притоки их — самые ничтожные речонки, но с большою водою. Они бывают так быстры и так глубоки, что уносят своим течением повозки с кладью и с лошадьми. Наша речонка Бельбек недавно показала такую штуку: тройка лошадей, овес и телега — все пошло по ее течению. Я думаю, что теперь у вас отличный русский белый снег, по которому так приятно прокатиться в наших русских санях. Вы можете наслаждаться этим удовольствием, а мы уже вторую зиму не видим этого снегу — зима здесь высказывается продолжительными дождями, иногда ливнями и большею частию мелкими, которые страшно надоедают и наводят тоску.



В конце прошлого м[еся]ца, была для всей нашей Крымской армии невыразимая, желанная радость. Вам известно из газет и из рассказов о том, что Государь Император навестил нас18. Нечего говорить о том, с каким восторгом мы увидели это лицо, на котором ясно отпечатана природою Ангельская доброта, слова его приветливые, похвалы, разговоры, взгляд, приемы — все это носит на себе печать особенного добросердечия, теплоты душевной, привлекающей, привязывающей к себе надолго все сердца. Можете себе вообразить действительно то впечатление, которое произвело в нас появление, приветствия и одобрение этого лица. Будучи заняты служебными обязанностями весьма трудными в настоящее время и заботясь только о выполнении их по совести, не ожидая даже награды, уставши от обороны Севастополя — мы и не ожидали прибытия батюшки-Царя. Вдруг Он приехал, подбодрил нас, озарил как солнце светом радости, обласкал нас как самый нежный, заботливый отец и уехал с полною уверенностию, что может положиться на своих детей. Радость наша и восторг были невыразимы.



В первых числах нынешнего м[еся]ца я виделся с Вячеславом и простился с ним, он пошел с кадрами в Россию, когда-то увидимся еще, может быть на будущий год. Скажу вам для примера существующие у нас цены: пуд говядины — 2 р. 50 коп. сер[ебром], пуд капусты кочанной — 2 р. 30 коп., четверть овса — 12 р. 50 коп. (43 р. 75 к. ассигн[ациями]), пуд сена — 1 р. 50 коп. сер[ебром] (5 р. 25 коп. ассигн[ациями]). Это поразительно и у вас, вероятно, не слыхано.



Прощайте, милые родители, поцеловав вас нежно и прося родительского
благословения,
остаюсь многолюбящий вас сын ваш
Константин Киов.



26 ноября было у нас небольшое аванпостное дело, в котором Фед[ор] Александрович Яфимович командовал штуцерною19 колонною и был легко контужен штуцерною пулею в левое плечо. Не говорите только об этом ничего Александру Кондратьевичу, чтобы напрасно не обеспокоить. Теперь он совершенно здоров. Яфимович поручил мне передать вам его почтение и делать то всякий раз, как буду писать к вам. Он сам всякий раз спрашивает у меня об вас, и давно ли получал я ваши письма.



О себе скажу вам, что я, слава Богу, здоров и провожу время не скучно, потому что имею довольно занятия по своей должности.



Машеньку и Сашеньку целую крепко и очень, очень много, более миллиона [раз], до тех пор, пока губы заболят и устанут. Что-то они поделывают, как они в свете, [как] здоровье, интересно бы мне знать об этом.



Продолжается ли теперь у Папеньки с Маменькой преферанс? Кто кого обыгрывает. А Сашенька, я думаю, все сидит около Маменьки и помогает ей шить, кроить, резать, а Алексашка сидит босой на полу с чулком.



Кланяйтесь от меня, пожалуйста, всем дяденькам, тетенькам, кузинам и кузенам и супругам их и скажите, что я всех их помню, только не пересчитываю по именам за неимением бумаги и времени.



Кланяйтесь также Нилу, Гавриле, Петру, Дарье и супругам их. Попу с попадьею также мой поклон. Матвею-повару и Федоровичу, и другим придворным лицам и челядинцам.



Киов К.  Письмо родителям, 13 апреля 1856 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2007. — [Т. XV]. — С. 351.

Христос воскресе, милые и любезные родители.



От души поздравляю вас с наступающим Великим Светлым праздником. Желаю вам встретить и провести его благополучно и в утешении. Поздравляю также с миром20.



Эта последняя статья немало радует нас всех. Теперь мы возвращаемся на квартиры и, разумеется, что первое мое старание будет состоять в том, чтобы получить отпуск. Наш корпус выступает из Крыма последним, и говорят, что квартиры его назначены в Киевской, Волынской и Подольской губерниях, а штаб корпусный и наш дивизионный артиллерийский в самом Киеве. Теперь, оставшись на некоторое время в Крыму, нужно посмотреть замечательные места: южный берег, Чатырдаг, Мангун-Кале и проч., чтобы после, говоря с вами о сражениях, можно бы было что-нибудь рассказать и о красотах природы.



Теперь, по заключении мира армии наша и бывшая неприятельская совершенно смешались. Придя в лагерь наш или французский, трудно определить, чей это лагерь, потому что в нем наполовину найдете своих людей и остальные чужие — тут и французы, и русские, и англичане, и турки, и сардинцы. Все это связано с нами крепкою дружбою, а между собою, видно, что они живут довольно плохо, впрочем, теперь и между ними водворяется мир. Много занимательных сцен можно встретить здесь в Крыму, но про них расскажу после, лучше даже при личном свидании.



Прощайте, милые родители.



Целую вас и ваши ручки и, прося вашего родительского благословения,
остаюсь многолюбящий вас сын ваш
Константин Киов.



P. S. Сестриц целую и поздравляю с праздником. Всем знакомым и домашним кланяюсь и также поздравляю с праздником.



13 апреля 1856 г.



Адресуйте теперь в г. Симферополь Таврической губернии.