Кучеренко И. В. Воспоминания унтер-офицера армейской разведки / Публ. [вступ. ст. и примеч.] Е. Б. Тимофеевой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. — С. 458—466. — [Т.] VI.
Публикуемые воспоминания описывают события, происшедшие во время I Мировой войны на Северо-Западном фронте в сентябре 1914 г. Автор — Иван Васильевич Кучеренко, старший унтер-офицер команды разведчиков 253-го пехотного Перекопского полка, входившего в состав 1-й армии.
Воспоминания записаны в ученической тетрадке с синей обложкой. В конце тетрадки — стихотворение и маленькая пьеса на военные темы, они также публикуются здесь.
Автограф хранится в ГАРФ (Ф. 6281. Оп. 1. Ед. хр. 178). Текст воспоминаний приведен к нормам современного правописания при сохранении некоторых особенностей стиля автора.
Первый день мобилизации
и за 5 месяцев пребывания на войне
В деревне все тихо и спокойно, никто не думал, что в скором времени разразится гроза, гроза над всем миром, и что каждому из нас придется оставить на время, а иному и навсегда, свой родной дом, Отца, Мать, а иному жену и детей, и гордо стать с оружием в руках для защиты Царя и Родины.
Но в деревне пока шла работа как и всегда, кто рожь возил со степи, а кто уже успел смолотить, возил зерно для продажи в ближайшее местечко. 17 июля в деревне почалась небывалая суматоха, десятники1 то и дело бегали со двора в двор, сзывая всех к управе, пришел и я.
«Да в чем дело?» — спрашивали крестьяне друг у друга, но никто ничего не отвечал, ибо никто не знал о случившемся, да откуда могли мы знать, если наше село обхватило, как пожаром.
Вдруг выходит на крыльцо сельский Староста и указал знак рукой замолчать, все утихли, насторочив свои уши, точно желая выслушать речь своего Старосты, который в свою очередь не заставил себя долго ждать и проговорил: «Вот что, ребята! Нашелся враг, который вновь нападает на нашу Матушку Россию, и нашему Батюшке Царю нужна наша помощь, врагом нашим является пока Германия».
«Это немцы, немцы! — разносилось по толпе. — Ах! они окоянные, еще мало им, смотри, какими благами пользовались в России. Где первая земля — все занимают немцы, а еще и воевать вздумали».
«Да оно всегда так, — проговорил чернобородый мужик. — Пусти свинью за стол, то она и лапки положит на стол, так и немцы, тут живет, хлеб-соль у тебя ест, а тебя во всякое время готов утопить в ложке воды».
«Тише! тише! — раздался голос старосты. — Да вот что, ребята, для того чтобы не терять времени со списками, кто чувствует себя здоровым и годится послужить на пользу нашему Отечеству, то все вы должны явиться к 2м часам дня 18го июля в присутствие Уездного Воинского Начальства г. Алешки, и разойдись. Советую захватить 2 пары белья, а остальное все там вам дадут, только скорей, а я побеспокоюсь насчет подвод».
«Не нужно, Иван Васильевич! Мы на своих поедем», — ответила уходящая толпа народа.
Воспоминания унтер-офицера армейской разведки. Фотография.
Все забыли о своих полевых работах, во всех избах горели лампады пред Святыми Угодниками.
Боже мой, сколько слез, пролитых при уходе нас. Моя пятилетняя девочка сидела на руках у меня и прижалась ко мне, говорила: «Тятя! зачем ты уходишь, на кого ты оставляешь нас, кто нам будет зарабатывать деньги и покупать нам хлеб», — и своими тоненькими ручками обхватила мне шею и крепко, крепко прижалась ко мне. Я слышал стук ее младенческого сердца, и своими губками начала целовать мне щеку.
На вопросы ей я ничего не мог ответить и от слез не мог удержаться, лишь ответил: «Деточка, я скоро приеду».
По всей деревне только и слышно прощанья да проклятие неслось на немцев.
В это время пришли мои родители. Отец меня благословил крестом, который надел мне на шею, а мать в свою очередь, обливаясь слезами, говорила: «Милый мой сын, идешь ты на смертное дело, да спасут тебя от вражей пули мои материнские слезы».
Я больше ничего не слышал и что делал, не знаю. Сердце как-то сжалось, и я торопился скорей уехать (чтобы не слышать бабьих рыданий).
Лошади стояли запряжены, жена торопилась и укладывала в корзинку необходимые для меня вещи, но вдруг двери отворились и в избу вошел мой дед, которому отроду было 97 лет.
«Бог помощь, дорогие детки, — проговорил дед кряхтя, садясь около меня рядом. — А что, Иван, уходишь?»
«Да, дедушка! ухожу, пойдем проклятых немцев бить».
«Да... дело неплохое, не мешало бы проклятым идолам поотрубать немного крылья, а то они уж больно широко их распустили». И дед взглянул на девочку, которая все время сидела у меня на руках, перекрестился и что-то шептал.
Жена заявила, все готово, а мама зажгла лампаду, и все мы стали на колени и молились Богу, после чего я оделся и вышел на двор. Мне казалося шуткой, ибо военную службу я любил до смерти. В голове только и было: приеду я в полк, мне опять наденут в Унтера2, пойду на войну и во чтобы то ни стало постараюся заслужить Георгия, я сел на подводу, голос все больше и больше подымался. Я брату велел скорее выезжать, который все время что-то возился около лошадей. Мать и братья сел(и) на подводу, взял за вожжи и тронул лошадей. Мама крикнула вослед: «Сынок, перекрестись!» А жена держала девочку на руках, горько плакала...
Брат погнал лошадей вовсю, и мне стало легче не слыша бабьих рыданий. В Алешках съехалось множество народа. Куда 18 июля приехали и мы. Толпы народа на улицах такие, что трудно было пройти сквозь их. Они носили портрет ГОСУДАРЯ, окрашенный флагами, шум был такой, что трудно было понять, одни пели «Боже, Царя храни», другие кричали: «Да здравствует Русский Царь со своим народом», а третьи кричали: «Долой немцев, смерть!», «Смерть немцам!», «Да здравствует Непобедимая Русская Армия! Ура!»
При разбивке меня назначили в Перекопский полк 8 роту, но когда назначали в команду разведчиков, я стал просить, чтобы меня назначили. Ротный командир не пускал меня в разведчики, но я настаивал на том, что я хочу быть разведчиком, наконец меня зачислили в команду, и я был очень рад, но не долго полк стоял, и нас отправили на позицию на германский фронт, еще стояли мы в Херсоне, я всегда покупал газеты, в которых то и дело писалося о коварстве немцев, как они издеваются над мирными жителями, не щадя даже малолетних детей, коих убивали на глазах их родителей. Меня солдаты слушали, а на лице их можно было заметить, что каждый солдат желал как бы скорей поехать и жестоко наказать варваров за их зверские дела, наконец желанного мы дождалися.
Не помню, какого числа мы приехали в М. Олита3, в котором мы простояли ровно 5 суток, приходит вестовой и передал приказание К. р.4 одеваться и скорей строиться. «Одеваться так и одеваться», — с улыбкой ответили солдаты, когда мы вышли из местечка, было уже темно, тучи начали сгущаться и брызгал дождь, а ветер как назло все больше и больше разбирался, переходу было все на 5 час, но при такой погоде трудно было окончить и за 10 часов.
Ветер такой разобрался, что трудно было держаться на ногах, ночь темная, хоть выколи глаз, а дождь лил как с ведра, впереди нас шел обоз, который останавливался через каждые пять-десять шагов.
Мы накинули на себя палатки, но они нас не спасли от дождя, все промокло насквозь и дрожь такая проняла, что зуб на зуб не попадешь, наконец полковник остановил обоз, а нам велел выйти наперед, и мы минули обоз, пошли веселей. Время приближалось к утру, а дождь все лил и лил, вот развиднелось и впереди нас показался густой и высокий лес, поверх которого сиял церковный Крест.
«Да это деревня, что ли?» —отозвался мой товарищ.
«Да, деревня, — ответил я ему, — вот Бог да поможет, дойдем, сейчас же разведем костер и посу(ши)мся». Но не так вышло, как мы думали. Командир полка передал: «Обозы назад! Батальоны влево в цепь», — обозы, один другого перегоняя, шарахнули назад, а мы бегом рассыпалися в цепь.
«Ложись!» — команда К. П.5
Мы легли, несмотря что грязь была такая, что ноги не вытянешь, ротные командиры бегом побежали к полковнику. Полковник дал надлежащее распоряжение, мы поротно цепью пошли вперед.
«Что за оказия? — ворчали солдаты. — Неужели проклятый германец уже добрался сюда, видь это Виленская губерня».
«Пущай идет... Капканы скрозь расставлены, и дурной немец улезет, что только ушами ляпнет».
«Да, начальство знает, что делает, нам их не учить», — повторяли солдаты. Впереди нас была речка. Она неглубока и узка, и мы по шею в воде, помогая друг другу, перешли ее и направились в лес. Я не знаю, где девалося три батальона, но 2й батальон остановился в лесу.
Здесь батальонный Командир сказал, нашему батальону дана задача не допустить переправу немцев через реку, и нам необходимо выслать к реке разведчиков. В это время я был при роте, а потому меня первого вызвал К. р.: «Кучеренко!»
«Чиво изволите, В. Б.»6, — и я быстро подбежал к нему.
«Вот что, голубчик, возьми себе товарища и иди вот в таком направлении (и указал мне рукой), сейчас будет река, и ты хорошо рассмотри», — но не успел окончить приказание К. р., как раздался оглушительный выстрел с орудий. Снаряд разорвался над лесом, и осколки посыпались по лесу. Тут же повторился второй и третий, и пошла польба такая, что нельзя было понять, кто куда стреляет: они на нас, наши батареи на них, коих шрапнели с визгом летали и рвались впереди и сзади нас.
К. р. указал мне рукой идти. Я пошел с товарищем вперед. Когда мы вышли из леса, была открыта поляна, на которой росли лишь маленькие кустарники, мы сбросили вещевой мешок и ползком стали пробираться вперед, вот опять лес, я влез на выс(о)кое дерево, и мне было хорошо видно вся река и что делалось на стороне противника, я видел, как германцы перебегали с лесу в окопы, я начал было их считать, но их так было много, что я бросил считать и лишь смотрел в бинокль, но тут мне пришлось излесть, так противник меня заметил и весь свой огонь перевел по этой опушке леса, в которой находились мы. Мой товарищ сначала было бросился удирать, но я крикнул ему «Ложись!». И он лег. Германец не меньше как 50 снарядов выпустил по нас, но мы осталися невредимы и, окончив свое дело, благополучно вернулися к своим, и обо всем замеченном доложил К. р.
Вечером я провел батальон к реке, и мы себе устроили окопы. Ночь прошла спокойно, вот и утро, а все тихо, смотрим: ходит женщина на протии(во)положной стороне, она машет руками и кричит: «Нэма пане. Герман ушел к бесу. Кури, утки забрав».
Мы, не подозревая ничего, вышли с окоп, но тут же раздался залп орудий. Снаряды перелет, второй! недолет, от которого задрожала земля, но благодаря 6 и батаре(е) 64-й дивизии, которая своим огнем заставила замолчать противника. Вот уже вечер, противник вновь открыл пальбу с орудий, но в течение всего дня у нас даже не было раненых.
Я был наблюдателем, мне слышно было, что у противника идет какая-то спешная работа, стук колес доказывал, что противник что-то подвозит ближе к реке. Я обо всем доложил К. б.7
«Наверно, сегодня противник намеревается начать переправу», — сказал К. б. — А ну-ка, начнем и мы хитрить немцев». И батальонный приказал 10и человекам бросить ружья и амуницию и вовсю бежать в лес.
Германец увидал и открыл губительный огонь по отступающим, от которого было четыре легко ранены. Германец был уверен, что мы все удрали, а потому, лишь только стемнело, начал переправу. Я, будучи в разведке, увидел, как немец начал переправу, и в свое время доложил Начальству.
Воспоминания унтер-офицера армейской разведки. Фотография.
Здесь-то мы немца и поймали и такого завдяли ему перцу, что он долго... долго будет помнить ночь 15 сентября и реку Неман.
На следующий день мы переправились через реку, но германцев и след простыл, мы увидели женщину, которая вчера кричала нам, на вопросы она отвечала: «Немцы меня силом и под угрозой смерти заставляли кричать и обманывать вас».
Немцы ушли, лишь оставили следы крови да могилы, в которых, по рассказам местных жителей, немцы хоронили по несколько десятков солдат своих в одну яму.
Нам дали обед, после которого пошли догонять немцев. Везде валялись лошади да мертвые германские солдаты, которых они не вспели похор(он)ить. В одном месте лежало много убитых германцев, коих подбирали наши санитары. Я спросил: «Много уже подобрали?» — «320 человек уже похоронили», — ответили санитары. — «Триста... двадцать... человек...», — подумал я и посмотрел в сторону, где еще лежало приблизительно человек еще 300.
Минули Сувалки и остановилися в какой-то деревушке, вот стемнело, стал брызгать дождь, а тут тревога, за 5 минут полк построен, священник подошел и, осенив нас крестом, проговорил: «Да поможет вам сам Господь».
Мы пошли, куда? Никто не знал, солдаты меж собой шутили: «Эх! попадись окоянный немец. Раздушу, как мышонка!» — проговорил оди(н) из самых здоровенных солдат.
Недолго мы шли, и рассыпалися в цепи, и цепью начали продвигаться вперед и вперед, наша артиллерия стреляла перекидным огнем. Вот пошла и оружейная стрельба, а также затарахтели пулеметы, а мы перебежками все вперед и вперед. Бой разыгрался не на шутку, стрельба всех родов оружия, команда ротных Командир, крики санитаров, стоны раненых, все это сливалося в один гул, от порохового дыма образовался нечто туман. Картина была ужасная. Наконец вот и окопы германцев. Ротный Командир выскочил вперед, выхватив свою шашку, видно, Герой хотел крикнуть: «За мной вперед, ура!», — но был сраженный вражей пулей. Такая участь постигла и К. б., а полуротный был ранен, и мы осталися без вождя.
Но в нас такая была злоба на немцев, что мы сами с криком «Ура!» пошли в штыки и много перекололи немцев, а остальных 69 человек забрали в плен.
Настала полная тишина, лишь кое-где слышны были стоны раненых. Я начал искать тело любимого К. р. Штб. Кап.8 Николая Ваймана. Смотрю, лежит раненый солдат весь (в) грязи. «Во что раненый?» — спросил я его. «В обе ноги, — ответил солдат, — помоги ради креста добраться мне на перевязочный пункт». «Да не бро(шу) тебя, товарищ», — и я лег, а ему велел взбираться мне на спину. Он взобрался, я начал подыматься, но он такой был тяжелый, что сколько я не кряхтел, но поднять не мог. Несчастный смотрит, что дела не будет, и засмеялся: «Нет, товарищ, ты меня не донесешь». Он сел опять на землю, а я весь истекаю потом, побежал искать санитаров, которым указал, где лежит моя ноша, а санитары пошли и подобрали Героя.
Тело Командира также подобрали. Остальная часть ночи прошла спокойно, приближалося утро, кохни подвезли нам ужин, но лишь стало разведнеться, мы опять пошли в наступление, но лишь успели мы пройти несколько сот шагов, как загремели неприятельские батареи. Тут начали палить и наши, пулеметы, как тенер, запели песню, помогая ревущему басу.
Бой был ужасным и продолжался целый день. Пули и шрапнели летали и рвалися над нашими головами, земля дрожала. Клубы дыма густой струей подымалися вверх от горящих домов. Казалось, что это уже Конец света, но мы все вперед и вперед.
Стало темно, вот и стрельба прекратилася, лишь обломки подгоревших домов трещат и с грохотом падали на землю. Мы пошли веселей, вот и окопы немцев, но немцев и след простыл, оставив раненых и убитых, а остальные ушли. Мы стали их догонять и гналися ровно 45 верст, перешли границу, началася Германия, а немцы все удирают и удирают, наконец остановились. И мы выкопали себе ноч(ью) окопы, в которых не выходя просидели ровно 15 суток. Как только развиднелось, то мы увидали впереди себя (шагов в 400) германские окопы.
«Отвечайте! Как К. р.! Здорово, немчуры!» — шутя, кричали мы немцам, которые выглядывали с своих окопов.
Стрельба шла без перерыва, а иногда совершенно утихала, все бы ничего, только пища была всегда холодная, более часто нам выдавали по ? фунта сала, в сушки, которого в нас образовался целый караван. И мы с товарищем придумали хорошую выдумку, пошли вечером, нашли себе жестяную кострюлю, продолбали в дне несколько дырок, назбирали около горелых домов перегорелого угля и (в) окопе развели огонь. Дыма нет, а жар мы (...), и таким образом мы с товарищем жили все 15 суток припеваючи.
Воспоминания унтер-офицера армейской разведки. Фотография.
Чай у нас есть, сало жарим, раз достали картошки и заделовали котлеты и что только нам было угодно. Солдаты этой смо(л)янкой были недовольны. Шутя, между собой говорили. Остановка за яйцами, а то и цыплят бы можно расплодить. Дурно сидим, а все-таки была польза. К чемайданам9 мы привыкли и не обращали на них внимания, ибо немец их пустил не меньше как 300 штук в каждый день, и если подвести итог выпущенных число чемаданов за все 15 суток, то получится 4500 снарядов, которыми даже не ранил ни одного солдата. Бывало, как летит снаряд, то смеялись и говорили мы: «Вот! Дурной немец. Шлет нам гостинец, который попадает в пустую бочку».
Наконец мы, оставив свои окопы, перешли в наступление.
Немцы, увидав наше приближение, начали удирать, лишь оставив одну роту, которую мы сомняли, как Кошка Мышку, а за остальными по их пятам гналися ровно три дня, лишь остановило нас заранее приготовленное ими проволочное загрождение, около которого мы стояли ровно 2 месяца. Здесь мы подкопалися сапами10 под проволоку, бой у нас шел лишь ручными бомбами и ружейным огнем, ибо расстояние между нами было самое большее 50 шагов. Один раз мы, прорезав проволоку, перебралися на их сторону. Часовые нас увидели и пустилися удирать, мы за ними.
Мой товарищ кричит удирающему немцу: «Гальт! Гальт!»
Но немец удирал вовсю. Мы открыли стрельбу и убили немца, сорвав с него погоны, и возвратилися к своим.
Но 28 января меня ранело в штыковом бою, и я сейчас лежу в Госпитале в Спиридоновской Богодельне г. Москве11. Чисто одевают меня и хорошо кормят. Сестры милосердия заботятся и беспокоются о нас, как о своих детях, а доктора посещают нас в день несколько раз.
За удачн(ую) разведку на реке Неман я награжден Георгием 4 ст.
Стар. Ун. Оф. Команды разведчиков 253 Пех. Перекопского полка
Иван Васильев Кучеренко.
Вильгельм и Варшава
Дибро тому, кто бачыв
Варшаву,
в неи все можно
достать, що тоби тильки
пиднараву.
Полячки там красыви,
и беседы часто бувают,
тильки и горо, що видтиль
нимцив выганяют.
Я сцики раз хотив
подывыца,
а воны вси на мене яко глянуть,
то мини нигде и
схороница,
а теперь не знаю, ща
Вам и сказать,
бо мини уже крила общипала,
не можно ей литать.
А хочица, дуже хочица
на Варшаву подывыца,
та боюсь, колы б не пришлось
пьяному напица.
Оно, бачыте, яки добри
моды Русски,
ны таки, як наши
Прусски,
воны як зачнут уже
гулять
та налывать,
то абы вспив ты выпывать.
Вильгельм и Султан12
Вильгельм.
Как Ваше? Что Вы
такой бледный?
Султан.
Видите, приятель, мое здоровье
плохое. А чувствую себя
совершенно бессильным.
А в желудке что-то буровит,
и мне сейчас так стало чувствительно, что, наверно,
придется оставить
столицу и уехать для
(нрзб.) лечения внутрь
своей страны.
B.
О милый. Ваше здоровье
плохое и болезнь, которая
мучает Вас, очень опасна,
я бы Вам советовал обратиться
к медицинской помочи.
C.
А почему Вы знаете,
что моя болезнь опасна.
B.
Да я страдаю также,
и болезня у нас почти одинакова.
C.
А чем Вы лечитеся?
B. При появление этой мучительной
болезни я сейчас же еду в (В)Аршаву,
где мне прин(е)сут компресс,
и я сейчас же и возвращаюся.
C.
Ну что-же, Вам лучше после компресса?
B.
Конечно, мне сейчас же и полегчает.
C.
Что же, милый, я так ослаб,
что ехать не могу в Россию,
а у себя таких специалистов
не имею.
В.
Не надо Вам ехать, Вам
стоит только написать
рецепт в Россию, а оттуда с удовольствием
вышлют в самой Константинополь.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Десятник — заведующий десятком изб или приближения людей, старший артельщик.
2 Унтер-офицер — первый военный чин после звания рядового или ефрейтора.
3 Малая Олита — город в Виленской губернии (современное название — Алитус).
4 Здесь и далее: командир роты.
5 Здесь и далее: командир полка.
6 Ваше благородие.
7 Здесь и далее: командир батальона.
8 Штабс-капитан.
9 Имеется в виду разновидность снарядов.
10 Сапа — ров, траншея, применявшийся при осаде крепостей для постепенного под огнем противника к его укреплениям.
11 Спиридоновская богадельня находилась на С.-Петербургском шоссе, названа по фамилии попечительницы Веры Богдановны Спиридоновой.
12 Турция вступила в I Мировую войну 16(29).10.1914 на стороне германского блока. В декабре 1914-го — январе 1915 г. турецкая армия потерпела поражение от русских войск в Закавказье.
Публикация Е. Б. ТИМОФЕЕВОЙ