9 мая 1937 г.
Прежде чем ответить на Ваши замечания по поводу моего письма, считаю необходимым выяснить один важный вопрос, который Вы неожиданно для меня выдвинули. Вы пишете: «Вы — ученый консультант научной библиотеки и истфак может быть Вам только признателен за ту помощь, какую Вы ему окажете своей работой в научной библиотеке по подбору литературы».
Вы стали жертвой странного недоразумения, если не вспомнили, как давно я уже работаю для истфака. Я - ученый консультант не научной библиотеки, а Саратовского университета — с. 21 ноября 1934 г. и с самого начала на меня была возложена, с ведома и согласия соответствующей инстанции, работа по организации «материальных» условий научно-исследовательской работы на будущем истфаке. Еще до открытия последнего я, во исполнение этого задания, изучил книжные фонды научной библиотеки и Центральной библиотеки, обследовал библиотеку Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы и не только «открыл» библиотеку Нессельроде, но и разобрал ее при самых тяжелых условиях, составил необходимые списки литературы по всеобщей и русской истории, собрал коллекции книг для справочного аппарата.
После открытия истфака руководил организацией студенческой и научной библиотеки и все время, занимаясь их комплектацией, я разобрал и систематизировал все большие книжные поступления — несколько тысяч книг — не имея все время ни одного помощника, проработал каталог периодических изданий Центральной библиотеки и выделил иностранные книги из фондов библиотеки Балашовской и Института механизации с[ельского] хозяйства] и т. п. и т. д. На совершенно пустом месте теперь организована в течение двух лет с помощью партии и советской власти при минимальных расходах библиотека — студенческая и научная, насчитывающая 15000—18000 томов и в некоторых частях своих представляющая unicum в СССР.
В научной библиотеке Саргосуниверситета я начал работать только с апреля 1936 г. не в качестве ученого консультанта - и моя работа в ней не имеет никакого отношения к работе на истфаке. Моя точка зрения на соотношение этих двух библиотек хорошо известна и вам, и Г. К. Хворостину, и В. А. Артисевич.
Речь может и должна идти о том, выполнял ли я по отношению к истфаку взятые на себя обязанности и каким образом. Если Вы находите, что я выполнил их неудовлетворительно, что моя научная квалификация для этого недостаточна — я, конечно, не имею никаких ученых степеней, что я политически неблагонадежен и потому не могу дать гарантию, как Вы намекаете в своем письме, что не буду подбирать и «политически вредные» книги, то Вы, конечно, имеете право поставить перед соответствующими инстанциями этот вопрос и требование, чтобы дирекция университета отозвала меня как не справившегося с возложенной на меня работой.
Когда я заявил Вам, что слагаю с себя ответственность за дальнейшую организацию кабинета СССР, то я имел в виду научную ответственность. Повторяю, что план мой был одобрен Таубиным и Вами. Работа шла при существующих условиях довольно быстро. Я считал первоочередным делом собрание главных источников, основных общих и монографических трудов, организацию справочного аппарата. Достаточно указать, какого труда стоило укомплектовать кабинет полным собранием русских летописей и относящейся к ним литературы и полным собранием законов. Таубин однако нашел, что работа идет слишком медленно и взялся ускорить ее, ставя на первый план количество, а не качество. Именно против этого метода я возражаю. Практика уже показала, что это ни к чему не приводит кроме путаницы, несмотря на увеличение числа рабочих сил, в которых мне отказывают. Сотня книг, мною уже отобранных, до сих пор не введена в состав кабинетской библиотеки.
Для кабинета не нужны не только несколько книг по литературе, которые, как теперь выяснилось, направлены были на истфак по ошибке рабочими из научной библиотеки, но и сотни других книг, отмеченных Таубиным в списке «подвальной» литературы. Но больше всего я протестую против производимой теперь выборки книг по русской истории из алфавитного каталога. Эта работа, как легко убедиться, заглянув в уже заготовленные списки, является вопиющей нелепостью. Она преследует только одну цель — изъять как можно больше книг по русской истории из научной библиотеки. Об этом я знаю не только от молодых сотрудников, но и от Таубина, который заявил мне на собрании, что истфак имеет право требовать выдачи ему всех книг по русской истории для научных нужд истфака. Проводимая теперь работа совершенно бесцельна. Если заведующий кафедрой хотел бы иметь для кабинета полный каталог всех книг по русской истории, имеющихся в научной библиотеке, — дорогая и ненужная вещь — то он распорядился, чтобы это делалось с соблюдением хотя бы минимума научно-библиографических требований, Гораздо проще было бы скопировать каталоги двух главных фондов по русской истории, но оригиналы их имеются в самом здании истфака, о чем я уже позаботился. Средств так мало, что лучше их тратить на более необходимую работу.
Конечно, мнение и голос заведующего кафедры должны быть учтены, но я не могу не протестовать самым энергичным образом против попытки превратить научно-исследовательский кабинет в обычную библиотеку, в которой литература по русской истории будет перемешана с макулатурой.
Я не могу согласиться с Вашими возражениями по вопросу о необходимости организации особого кабинета по истории, историографии и «философии истории», т. е. диамата и истмата на истфаке. Он до такой степени предусмотрен для истфака, что мы вместе с Вами отвели для него место в проекте нового здания. До последнего времени его суррогатом являлся общеуниверситетский кабинет диамата и истмата, а именно- потому что его перевели из истфака, необходимо заменить его другим, но организованным согласно специфическим нуждам истфака. Историки должны знать диамат и истмат и как результат всей предшествующей философской и исторической мысли, и как орудие для изучения и объяснения конкретно исторического процесса.
Именно в этом смысле я писал, что истфак без такого кабинета — «фонарь без свечи». Я готов прибавить — или «голова без ума».
С тов. приветом.
Р. S. Я говорил не об изъятии книг из библиотеки пединститута, а о выявлении имеющейся в ней исторической литературы для нужд истфака.
Архив ФСК РФ по Саратовской области. № ОФ-14 408. Л. 148—162. Автограф. Черновик. Фиолетовые чернила. Приписка сделана черным карандашом.
«Обреченные»: Переписка академика Д. Б. Рязанова с проф. П. С. Рыковым (май 1937 г.) // Отечественные архивы. – 1995. – № 2. – С. 95–102 : портр., ил.
Прежде чем ответить на Ваши замечания по поводу моего письма, считаю необходимым выяснить один важный вопрос, который Вы неожиданно для меня выдвинули. Вы пишете: «Вы — ученый консультант научной библиотеки и истфак может быть Вам только признателен за ту помощь, какую Вы ему окажете своей работой в научной библиотеке по подбору литературы».
Вы стали жертвой странного недоразумения, если не вспомнили, как давно я уже работаю для истфака. Я - ученый консультант не научной библиотеки, а Саратовского университета — с. 21 ноября 1934 г. и с самого начала на меня была возложена, с ведома и согласия соответствующей инстанции, работа по организации «материальных» условий научно-исследовательской работы на будущем истфаке. Еще до открытия последнего я, во исполнение этого задания, изучил книжные фонды научной библиотеки и Центральной библиотеки, обследовал библиотеку Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы и не только «открыл» библиотеку Нессельроде, но и разобрал ее при самых тяжелых условиях, составил необходимые списки литературы по всеобщей и русской истории, собрал коллекции книг для справочного аппарата.
После открытия истфака руководил организацией студенческой и научной библиотеки и все время, занимаясь их комплектацией, я разобрал и систематизировал все большие книжные поступления — несколько тысяч книг — не имея все время ни одного помощника, проработал каталог периодических изданий Центральной библиотеки и выделил иностранные книги из фондов библиотеки Балашовской и Института механизации с[ельского] хозяйства] и т. п. и т. д. На совершенно пустом месте теперь организована в течение двух лет с помощью партии и советской власти при минимальных расходах библиотека — студенческая и научная, насчитывающая 15000—18000 томов и в некоторых частях своих представляющая unicum в СССР.
В научной библиотеке Саргосуниверситета я начал работать только с апреля 1936 г. не в качестве ученого консультанта - и моя работа в ней не имеет никакого отношения к работе на истфаке. Моя точка зрения на соотношение этих двух библиотек хорошо известна и вам, и Г. К. Хворостину, и В. А. Артисевич.
Речь может и должна идти о том, выполнял ли я по отношению к истфаку взятые на себя обязанности и каким образом. Если Вы находите, что я выполнил их неудовлетворительно, что моя научная квалификация для этого недостаточна — я, конечно, не имею никаких ученых степеней, что я политически неблагонадежен и потому не могу дать гарантию, как Вы намекаете в своем письме, что не буду подбирать и «политически вредные» книги, то Вы, конечно, имеете право поставить перед соответствующими инстанциями этот вопрос и требование, чтобы дирекция университета отозвала меня как не справившегося с возложенной на меня работой.
Когда я заявил Вам, что слагаю с себя ответственность за дальнейшую организацию кабинета СССР, то я имел в виду научную ответственность. Повторяю, что план мой был одобрен Таубиным и Вами. Работа шла при существующих условиях довольно быстро. Я считал первоочередным делом собрание главных источников, основных общих и монографических трудов, организацию справочного аппарата. Достаточно указать, какого труда стоило укомплектовать кабинет полным собранием русских летописей и относящейся к ним литературы и полным собранием законов. Таубин однако нашел, что работа идет слишком медленно и взялся ускорить ее, ставя на первый план количество, а не качество. Именно против этого метода я возражаю. Практика уже показала, что это ни к чему не приводит кроме путаницы, несмотря на увеличение числа рабочих сил, в которых мне отказывают. Сотня книг, мною уже отобранных, до сих пор не введена в состав кабинетской библиотеки.
Для кабинета не нужны не только несколько книг по литературе, которые, как теперь выяснилось, направлены были на истфак по ошибке рабочими из научной библиотеки, но и сотни других книг, отмеченных Таубиным в списке «подвальной» литературы. Но больше всего я протестую против производимой теперь выборки книг по русской истории из алфавитного каталога. Эта работа, как легко убедиться, заглянув в уже заготовленные списки, является вопиющей нелепостью. Она преследует только одну цель — изъять как можно больше книг по русской истории из научной библиотеки. Об этом я знаю не только от молодых сотрудников, но и от Таубина, который заявил мне на собрании, что истфак имеет право требовать выдачи ему всех книг по русской истории для научных нужд истфака. Проводимая теперь работа совершенно бесцельна. Если заведующий кафедрой хотел бы иметь для кабинета полный каталог всех книг по русской истории, имеющихся в научной библиотеке, — дорогая и ненужная вещь — то он распорядился, чтобы это делалось с соблюдением хотя бы минимума научно-библиографических требований, Гораздо проще было бы скопировать каталоги двух главных фондов по русской истории, но оригиналы их имеются в самом здании истфака, о чем я уже позаботился. Средств так мало, что лучше их тратить на более необходимую работу.
Конечно, мнение и голос заведующего кафедры должны быть учтены, но я не могу не протестовать самым энергичным образом против попытки превратить научно-исследовательский кабинет в обычную библиотеку, в которой литература по русской истории будет перемешана с макулатурой.
Я не могу согласиться с Вашими возражениями по вопросу о необходимости организации особого кабинета по истории, историографии и «философии истории», т. е. диамата и истмата на истфаке. Он до такой степени предусмотрен для истфака, что мы вместе с Вами отвели для него место в проекте нового здания. До последнего времени его суррогатом являлся общеуниверситетский кабинет диамата и истмата, а именно- потому что его перевели из истфака, необходимо заменить его другим, но организованным согласно специфическим нуждам истфака. Историки должны знать диамат и истмат и как результат всей предшествующей философской и исторической мысли, и как орудие для изучения и объяснения конкретно исторического процесса.
Именно в этом смысле я писал, что истфак без такого кабинета — «фонарь без свечи». Я готов прибавить — или «голова без ума».
С тов. приветом.
Р. S. Я говорил не об изъятии книг из библиотеки пединститута, а о выявлении имеющейся в ней исторической литературы для нужд истфака.
Архив ФСК РФ по Саратовской области. № ОФ-14 408. Л. 148—162. Автограф. Черновик. Фиолетовые чернила. Приписка сделана черным карандашом.
«Обреченные»: Переписка академика Д. Б. Рязанова с проф. П. С. Рыковым (май 1937 г.) // Отечественные архивы. – 1995. – № 2. – С. 95–102 : портр., ил.
Добавлено: 10.06.2012
Связанные события: Снимаю с себя ответственность за организацию научно-исследовательского кабинета по истории СССР
Связанные личности: Рязанов Давид Борисович