1940 год. 10 января

Из-под толстого слоя литературной косметики то и дело выпирают наружу...

Редакция «Литературной газеты» часто и вполне основательно жалуется на от­сутствие литературных дискуссий. В са­мом деле, литературные дискуссии были бы очень полезны, но при одном усло­вии: они должны возникать на почве действительного интереса к вопросам теории и проводиться вполне добросовестно, без всяких посторонних соображений. Неосновательные политические обвинения нарушают порядок «товарищеских дискус­сий», «творческих дискуссий по вопро­сам теории», установленный ЦК ВКП(б). Отвечать на такие обвинения можно толь­ко в очень грубом тоне; отсюда возникает шум и свалка, а там уж никто не разбе­рет, кто прав, кто виноват, и остается только принять соломоново решение (из одного рассказа Гл. Успенского): «по совокупному мордобою и взаимному оскор­блению — невиновны».
Поэтому лучше не участвовать в таких литературных дискуссиях. Но не всегда удается соблюдать это золотое правило. Можно игнорировать грубые софизмы В. Ермилова (см. его статью «О вредных взглядах «Литературного критика» в «Л. Г.» от 10 сентября). Гораздо хуже, когда горячее стремление «навести тень на плетень» скрыто под маской чисто на­учных интересов. Здесь уже трудно молчать.
Вот небольшой пример. Г. Лукач написал полезную книгу «К истории реализ­ма». Е. Книпович называет ее «значи­тельным явлением в советском литера­туроведении». Мы узнаем из ее статьи («Л. Г.» № 63), что Лукач является «крупным литературоведом», что историю литературы он рассматривает «во всей ее действительной сложности». Чего вам бо­ле? Но из-под толстого слоя литературной косметики то и дело выпирают наружу зубья, иглы, сломанные пружины и про­чие колющие, режущие и пилящие ору­дия.
Посмотрите, какую мину подводит эта нежная душа под нашего «крупного лите­ратуроведа»! Е. Книпович дает понять читателю, что Лукач питает особое при­страстие к «термидору». Свои благоухаю­щие намеки Книпович сопровождает гроз­ными предупреждениями. Мнения Лукача не только «глубоко, принципиально неправильны», они кроме того «опасны», могут иметь «неприятные последствия» (очевидно, для самого Лукача). Даже не­винное замечание Лукача о том, что Стендаль относил грядущий расцвет буржу­азной культуры к 1880 году, Е. Книпович называет «рискованным делом».
Страшно, страшно поневоле...
Вся эта «психическая атака» подкрепляется окончательным разоблачением мораль­ной испорченности Лукача. Он способен обидеть женщину. Г. Лукач называет ге­роев Стендаля «допотопными гигантами» (пользуясь выражением Маркса в «18 брюмера») «Кель орёр!» - восклицает Книпович. «Для того, чтобы назвать «допотоп­ным гигантом» хотя бы прекрасную Сансеверину, нужно обладать поистине камен­ным сердцем». Стыдитесь, Лукач - Каменное Сердце! Вы называете женщину среднего роста допотопным гигантом, вы равнодушны к ее прелестям и потому не за­служиваете доверия. Поклонник Барассов и Тальенов, вы утверждаете, что мадам Тереза Кабарюс похожа на «беранжеровскую Лизетту», а «проституция — на человеческую страсть». Ясное дело! Вы хотели бы вместе с бюхнеровским Дантоном «заставить коней революции останавли­ваться перед каждым бардаком, как извозчик своих дрессированных кляч» (сообщение Евг. Книпович) \...\.