КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
«МЫСЛЬ». ЖУРНАЛ ПЕТЕРБУРГСКОГО ФИЛОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА, ПОД РЕДАКЦИЕЙ Э. Л. РАДЛОВА И H. О. ЛОССКОГО.
После значительного перерыва вышел второй номер этого журнала, призванного, быть может, заменить московские «Вопросы философии и психологии». С радостью мы констатируем, что работа философской мысли в России продолжается и что никакие потрясения: политические, экономические, моральные — не в силах парализовать деятельность чистого, незаинтересованного мышления, стремящегося постигнуть вневременную значимость вещей.
Если бы не новое правописание, то, судя по первому впечатлению, ничто не отличало бы послереволюционную «Мысль» от старых «Вопросов философии и психологии». Та же, как будто, бумага почти — довольно скверная; та же и печать. В оглавлении мы встречаем знакомые имена: А. И. Введенский, Э. Л. Радлов, H, О. Лосский, Ф. Ф. Зелинский, H. H. Яковлев. Не помню лишь К. М. Милорадовича. Впечатление совершающейся спокойной, нормальной, несмотря на все трудности, работы подтверждается и тоном статей, тоном выдержанным, «академическим» вполне, и содержанием их, далеким от всякой злобы дня. Исключение представляет лишь статья Введенского, доклад, прочитанный им в Петербургском философском обществе весной 1922 г. «Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом». Речь и здесь корректна и спокойна, как и подобает философскому докладу, но характер его — определенно политический, боевой, и он непосредственно вводит нас в напряженную атмосферу идейной и религиозной борьбы, вызванной атеистической пропагандой, официальной и официозной. Атмосфера эта нам вполне чужда за границей, и необходимо сделать усилие над собою, чтобы понять и почувствовать тот пафос, которым и с той, и с другой стороны горят умы и сердца. Практическая цель доклада, боевой его характер, конечно, отразились на его содержательности. Многое здесь производит несколько элементарное впечатление, и автор значительно упростил проблему: он стоит на кантианской точке зрения: бытие Бога не подлежит доказательству, но и не может быть опровергнуто наукой. Странным пробелом в рассуждениях автора представляется мне полное умолчание им о зле, физическом и моральном: наличность зла являлась всегда главным аргументом атеизма и психологически оправдывала и объясняла его.
Очерк Радлова о русской философской литературе XVII века содержит интересный фактический материал, он рассчитан, по-видимому, на несколько номеров. Но характеристика умственных течений на Западе, которой открывается очерк, поражает своей поверхностностью и элементарностью. Удивляешься, читая такую, напр., фразу, достойную Иловайского: «Остается указать еще на одну черту XVIII века, а именно на безнравственность и гниль, царившую в блестящем по внешности обществе. Нравы были до того распущены, что мы с удивлением читаем о явлениях, которые считались возможными даже в придворных сферах и которые теперь вызывают отвращение даже среди простолюдинов». Безнравственность и гниль, конечно, не составляют специфической особенности XVIII века по сравнению хотя бы с ХХ, но моральная гниль XVIII века представляла некоторые особенности (сочетание любопытства, холодной злости и сентиментальности), которые требовали более глубокого анализа.
О работе Лосского «Конкретный и отвлеченный идеал — реализм» трудно судить, ибо во втором номере дано лишь ее окончание; первого же номера у меня нет под руками. Но явен догматический характер изложения, сказывавшийся, впрочем, уже и в книге «Мир как органическое целое». Близость к Лейбницу становится все более заметной.
Интересна по затронутым проблемам, хотя и несколько смутно написана статья Милорадовича «Роль метафизики в философии». Тезис автора — метафизика не есть знание и не должна быть знанием: «Нам нужна метафизика, оставляющая волю свободной и открывающая пути общения с тем, что больше нас, и с теми, кто нами любим. Но такою не может быть метафизика в виде знания».
Обширен и чрезвычайно содержателен библиографический и критический отдел, где подробно реферируются: «Мировая социальная проблема» Маслова, работы Зелинского о греческой религии, «Очерк методологии общественных наук» Франка (представляющий собою дальнейшее развитие и применение к социальной сфере идей и методов, обоснованных в его же «Предмете знания»), «Коллективная рефлексология» Бехтерева (остроумная критика Радлова) и др.
В хронике даны подробные сведения о готовящемся новом переводе всех сочинений Платона, предпринимаемом Петербургским философским обществом и издательством «Академия». Издание рассчитано на 15 томов, в состав редакционной коллегии входят представители как философской, так и филологической наук. Полного перевода Платона на русский язык мы, как известно, до сих пор не имели, ибо Карпов, приступивший в 70-х годах к подобному переводу, не закончил своего труда: им остались не переведенными «Законы», «Эпиномис» и некоторые мелкие диалоги, подлинность которых оспаривается. Осталась незаконченной и работа Вл. Соловьева, предпринятая им в 90-х годах.
Б. Шлецер.
«МЫСЛЬ». ЖУРНАЛ ПЕТЕРБУРГСКОГО ФИЛОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА, ПОД РЕДАКЦИЕЙ Э. Л. РАДЛОВА И H. О. ЛОССКОГО.
После значительного перерыва вышел второй номер этого журнала, призванного, быть может, заменить московские «Вопросы философии и психологии». С радостью мы констатируем, что работа философской мысли в России продолжается и что никакие потрясения: политические, экономические, моральные — не в силах парализовать деятельность чистого, незаинтересованного мышления, стремящегося постигнуть вневременную значимость вещей.
Если бы не новое правописание, то, судя по первому впечатлению, ничто не отличало бы послереволюционную «Мысль» от старых «Вопросов философии и психологии». Та же, как будто, бумага почти — довольно скверная; та же и печать. В оглавлении мы встречаем знакомые имена: А. И. Введенский, Э. Л. Радлов, H, О. Лосский, Ф. Ф. Зелинский, H. H. Яковлев. Не помню лишь К. М. Милорадовича. Впечатление совершающейся спокойной, нормальной, несмотря на все трудности, работы подтверждается и тоном статей, тоном выдержанным, «академическим» вполне, и содержанием их, далеким от всякой злобы дня. Исключение представляет лишь статья Введенского, доклад, прочитанный им в Петербургском философском обществе весной 1922 г. «Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом». Речь и здесь корректна и спокойна, как и подобает философскому докладу, но характер его — определенно политический, боевой, и он непосредственно вводит нас в напряженную атмосферу идейной и религиозной борьбы, вызванной атеистической пропагандой, официальной и официозной. Атмосфера эта нам вполне чужда за границей, и необходимо сделать усилие над собою, чтобы понять и почувствовать тот пафос, которым и с той, и с другой стороны горят умы и сердца. Практическая цель доклада, боевой его характер, конечно, отразились на его содержательности. Многое здесь производит несколько элементарное впечатление, и автор значительно упростил проблему: он стоит на кантианской точке зрения: бытие Бога не подлежит доказательству, но и не может быть опровергнуто наукой. Странным пробелом в рассуждениях автора представляется мне полное умолчание им о зле, физическом и моральном: наличность зла являлась всегда главным аргументом атеизма и психологически оправдывала и объясняла его.
Очерк Радлова о русской философской литературе XVII века содержит интересный фактический материал, он рассчитан, по-видимому, на несколько номеров. Но характеристика умственных течений на Западе, которой открывается очерк, поражает своей поверхностностью и элементарностью. Удивляешься, читая такую, напр., фразу, достойную Иловайского: «Остается указать еще на одну черту XVIII века, а именно на безнравственность и гниль, царившую в блестящем по внешности обществе. Нравы были до того распущены, что мы с удивлением читаем о явлениях, которые считались возможными даже в придворных сферах и которые теперь вызывают отвращение даже среди простолюдинов». Безнравственность и гниль, конечно, не составляют специфической особенности XVIII века по сравнению хотя бы с ХХ, но моральная гниль XVIII века представляла некоторые особенности (сочетание любопытства, холодной злости и сентиментальности), которые требовали более глубокого анализа.
О работе Лосского «Конкретный и отвлеченный идеал — реализм» трудно судить, ибо во втором номере дано лишь ее окончание; первого же номера у меня нет под руками. Но явен догматический характер изложения, сказывавшийся, впрочем, уже и в книге «Мир как органическое целое». Близость к Лейбницу становится все более заметной.
Интересна по затронутым проблемам, хотя и несколько смутно написана статья Милорадовича «Роль метафизики в философии». Тезис автора — метафизика не есть знание и не должна быть знанием: «Нам нужна метафизика, оставляющая волю свободной и открывающая пути общения с тем, что больше нас, и с теми, кто нами любим. Но такою не может быть метафизика в виде знания».
Обширен и чрезвычайно содержателен библиографический и критический отдел, где подробно реферируются: «Мировая социальная проблема» Маслова, работы Зелинского о греческой религии, «Очерк методологии общественных наук» Франка (представляющий собою дальнейшее развитие и применение к социальной сфере идей и методов, обоснованных в его же «Предмете знания»), «Коллективная рефлексология» Бехтерева (остроумная критика Радлова) и др.
В хронике даны подробные сведения о готовящемся новом переводе всех сочинений Платона, предпринимаемом Петербургским философским обществом и издательством «Академия». Издание рассчитано на 15 томов, в состав редакционной коллегии входят представители как философской, так и филологической наук. Полного перевода Платона на русский язык мы, как известно, до сих пор не имели, ибо Карпов, приступивший в 70-х годах к подобному переводу, не закончил своего труда: им остались не переведенными «Законы», «Эпиномис» и некоторые мелкие диалоги, подлинность которых оспаривается. Осталась незаконченной и работа Вл. Соловьева, предпринятая им в 90-х годах.
Б. Шлецер.
Журнал "Современные записки". Кн.XII (30 сентября).
Теги: Журналы, Франция, Париж, Мысль, Вопросы философии и психологии
Добавлено: 22.10.2012
Связанные личности: Радлов Эрнест Леопольдович, Лосский Николай Онуфриевич
Связанные книги: Вопросы философии и психологии. Книга 141-142.
