Следственной комиссии представились к исследованию 4 главные предмета:
1. Преступные намерения Петрашевского и лиц, посещавших его в назначенные приемные дни.
Этот предмет вполне обнаружен: преступные намерения ясно доказываются отчасти собственными сознаниями виновных, отчасти захваченными у них бумагами. Сам Петрашевский сознался, что он фурьерист и желал стать в главе разумного движения, по его мнению, в России необходимого.
По делу, и без сознания Петрашевского, есть довольно доказательств для улики его в злонамеренных разговорах и намерениях, клонившихся к разрушению настоящего нашего быта и того спокойствия, которым наслаждается Россия.
2. Подозрение, о существовании в С<анкт>-П<етер>бурге тайного общества, возбужденное найденным в бумагах Спешнева собственноручным обязательством самого преступного содержания.
Подозрение сие не подтвердилось. Спешнев не отрекается, что обязательство выступить на бунт по требованию распорядительного комитета написано собственной его рукой, но утверждает, что написал оное тогда, когда занимался исследованиями о тайных обществах, и бумаги сей, составлявшей один лишь проект, никому решительно не показывал. Из числа же прочих обвиняемых ни у одного не найдено таких бумаг, которые могли бы иметь связь с упомянутым проектом, и все нравственные убеждения доказывают, что Спешнев, во всех своих показаниях чистосердечный и откровенный, говорит правду.
3. Вводимое из речей мещанина Григорьева (он же Шапошников) намерение к построению баррикад и побуждению к бунту, в составленном им кругу.
Это обстоятельство еще не исследовано.
4. Возникающее из разных показаний подозрение о распространении злых умыслов и внутри Государства.
Подозрение это возбуждено показанием Спешнева о вредных и опасных намерениях отставного офицера Черносвитова, замышлявшего составить тайное общество в Сибири. Петрашевский, хотя и не сознал прямого своего участия в помянутых злоумышлениях, однако касательно существования оных подтвердил показание Спешнева.
Черносвитов находится в Сибири. Туда отправлен к<орпуса> ж<андармов> капитан Шевелев, чтоб арестовать его, а генерал-губернатору предписано произвести исследование.
В этом состоят главные черты дела, и если сего, к сожалению, достаточно для признания что были замыслы на ниспровержение нашего государственного устройства, то нельзя однако же не заметить, с радостным для русского сердца чувством, что на попрание святых обетов присяги дерзнула до ныне только горсть людей ничтожных, молодых, не имеющих никакого значения в обществе, что горсть эта, сколько строгим исследованием дознано, немногочисленна, и что ни собственно в среде ее, ни в показаниях участников не является ни одного лица, стяжавшего себе хотя некоторую известность.
Вообще намерения всех арестованных лиц, исключая кружка Григорьева (он же Шапошников), состояли в следующем:
Многие молодые люди, как то: Петрашевский, Спешнев, Болосооглу, Толь, Тимковский, Головинский, Десбут 1, Десбут 2, Дуров, Кашкин, Европеус, Кузьмин, Львов, Момбели, Пальм, Плещеев, из которых большая часть получила европейское образование в высших гражданских заведениях, обратили свою незрелую любознательность на изучение новых политических систем — коммунистов и социалистов; сначала они учились сами собой; потом, для пояснения своего учения и для размена своих идей, стали они между собой собираться; наконец, увлеченные этими идеями, они зачали развивать их в других.
Из всех систем социальных сходбища эти увлеклись преимущественно социальной системой Фурье.
В религиозном подражании Фурье вышеупомянутые лица начали разбирать все вопросы русского общежития, осуждать все уставы и меры правительства и желать усовершенствования, одни России, другие всему человечеству.
Основанию подобных собраний дал пример титулярный советник Буташевич-Петрашевский и цель его была: распространять всеми средствами не одни идеи социальные, но и вообще идеи либеральные; развращать умы социальными книгами, разговорами и речами, действовать на молодое поколение посредством развращаемых им или уже развращенных учителей; не производить самому восстания, но пользоваться косвенно всеми беспорядками и ожидать терпеливо, чтобы злые семена, зараняемые в молодое поколение, созрели.
Либеральное его гнездо посещал кто хочет; Петрашевский приглашал на свои вечера знакомого и незнакомого; в собраниях его рассуждалось о всех вопросах общежития и кто, посещая их, хотя и не делался социалистом, то уже получал на многое новые взгляды и новые убеждения, и оставлял собрание уже потрясенным более или менее в прежних своих верованиях и, следовательно, зараженный уже, более или менее, его пропагандой.
Петрашевский простыми своими собраниями полагал достигать, и действительно достигал, цели либеральных своих усилий вернее и безнаказаннее, чем достигал бы их посредством тайного общества, средства более опасного, при котором легче бы пробуждалась совесть завлеченного и которое скорее повело бы к открытию злоумышлений.
Вчера, 30 июня, Петрашевский сам просил, чтобы его пригласили в комиссию и здесь, по убеждению Ростовцева, князя Гагарина и Набокова, он признал себя во всем виновным и со слезами раскаивается.
На этой, почти окончательной, точке стоит теперь следственное дело и остается только разделить внимательно виновных на категории и разъяснить злые замыслы кружка Григорьева.
Дубельт Л. В. Записки для сведения, 1849 г. / Публ. [вступ. ст. и примеч.] М. В. Сидоровой, Е. И. Щербаковой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 146—248.
1. Преступные намерения Петрашевского и лиц, посещавших его в назначенные приемные дни.
Этот предмет вполне обнаружен: преступные намерения ясно доказываются отчасти собственными сознаниями виновных, отчасти захваченными у них бумагами. Сам Петрашевский сознался, что он фурьерист и желал стать в главе разумного движения, по его мнению, в России необходимого.
По делу, и без сознания Петрашевского, есть довольно доказательств для улики его в злонамеренных разговорах и намерениях, клонившихся к разрушению настоящего нашего быта и того спокойствия, которым наслаждается Россия.
2. Подозрение, о существовании в С<анкт>-П<етер>бурге тайного общества, возбужденное найденным в бумагах Спешнева собственноручным обязательством самого преступного содержания.
Подозрение сие не подтвердилось. Спешнев не отрекается, что обязательство выступить на бунт по требованию распорядительного комитета написано собственной его рукой, но утверждает, что написал оное тогда, когда занимался исследованиями о тайных обществах, и бумаги сей, составлявшей один лишь проект, никому решительно не показывал. Из числа же прочих обвиняемых ни у одного не найдено таких бумаг, которые могли бы иметь связь с упомянутым проектом, и все нравственные убеждения доказывают, что Спешнев, во всех своих показаниях чистосердечный и откровенный, говорит правду.
3. Вводимое из речей мещанина Григорьева (он же Шапошников) намерение к построению баррикад и побуждению к бунту, в составленном им кругу.
Это обстоятельство еще не исследовано.
4. Возникающее из разных показаний подозрение о распространении злых умыслов и внутри Государства.
Подозрение это возбуждено показанием Спешнева о вредных и опасных намерениях отставного офицера Черносвитова, замышлявшего составить тайное общество в Сибири. Петрашевский, хотя и не сознал прямого своего участия в помянутых злоумышлениях, однако касательно существования оных подтвердил показание Спешнева.
Черносвитов находится в Сибири. Туда отправлен к<орпуса> ж<андармов> капитан Шевелев, чтоб арестовать его, а генерал-губернатору предписано произвести исследование.
В этом состоят главные черты дела, и если сего, к сожалению, достаточно для признания что были замыслы на ниспровержение нашего государственного устройства, то нельзя однако же не заметить, с радостным для русского сердца чувством, что на попрание святых обетов присяги дерзнула до ныне только горсть людей ничтожных, молодых, не имеющих никакого значения в обществе, что горсть эта, сколько строгим исследованием дознано, немногочисленна, и что ни собственно в среде ее, ни в показаниях участников не является ни одного лица, стяжавшего себе хотя некоторую известность.
Вообще намерения всех арестованных лиц, исключая кружка Григорьева (он же Шапошников), состояли в следующем:
Многие молодые люди, как то: Петрашевский, Спешнев, Болосооглу, Толь, Тимковский, Головинский, Десбут 1, Десбут 2, Дуров, Кашкин, Европеус, Кузьмин, Львов, Момбели, Пальм, Плещеев, из которых большая часть получила европейское образование в высших гражданских заведениях, обратили свою незрелую любознательность на изучение новых политических систем — коммунистов и социалистов; сначала они учились сами собой; потом, для пояснения своего учения и для размена своих идей, стали они между собой собираться; наконец, увлеченные этими идеями, они зачали развивать их в других.
Из всех систем социальных сходбища эти увлеклись преимущественно социальной системой Фурье.
В религиозном подражании Фурье вышеупомянутые лица начали разбирать все вопросы русского общежития, осуждать все уставы и меры правительства и желать усовершенствования, одни России, другие всему человечеству.
Основанию подобных собраний дал пример титулярный советник Буташевич-Петрашевский и цель его была: распространять всеми средствами не одни идеи социальные, но и вообще идеи либеральные; развращать умы социальными книгами, разговорами и речами, действовать на молодое поколение посредством развращаемых им или уже развращенных учителей; не производить самому восстания, но пользоваться косвенно всеми беспорядками и ожидать терпеливо, чтобы злые семена, зараняемые в молодое поколение, созрели.
Либеральное его гнездо посещал кто хочет; Петрашевский приглашал на свои вечера знакомого и незнакомого; в собраниях его рассуждалось о всех вопросах общежития и кто, посещая их, хотя и не делался социалистом, то уже получал на многое новые взгляды и новые убеждения, и оставлял собрание уже потрясенным более или менее в прежних своих верованиях и, следовательно, зараженный уже, более или менее, его пропагандой.
Петрашевский простыми своими собраниями полагал достигать, и действительно достигал, цели либеральных своих усилий вернее и безнаказаннее, чем достигал бы их посредством тайного общества, средства более опасного, при котором легче бы пробуждалась совесть завлеченного и которое скорее повело бы к открытию злоумышлений.
Вчера, 30 июня, Петрашевский сам просил, чтобы его пригласили в комиссию и здесь, по убеждению Ростовцева, князя Гагарина и Набокова, он признал себя во всем виновным и со слезами раскаивается.
На этой, почти окончательной, точке стоит теперь следственное дело и остается только разделить внимательно виновных на категории и разъяснить злые замыслы кружка Григорьева.
Дубельт Л. В. Записки для сведения, 1849 г. / Публ. [вступ. ст. и примеч.] М. В. Сидоровой, Е. И. Щербаковой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 146—248.
Теги: Петрашевцы
Добавлено: 04.05.2013
Связанные личности: Петрашевский (Буташевич-Петрашевский) Михаил Васильевич
