Место захоронения Льва Платоновича Карсавина. Обнаружено российской экспедицией в 1989 году. Надпись на табличке на литовском и русском языках: «Peterburgo /1916–1922/, Kaūno /1928–1940/ Ir Vilniaus /1940–1946/ Universitetų prof. LEVAS KARSAVINAS 1882.XII.1 – 1952.VII.12», «Проф. Петербургского /1916–1922/, Каунасского /1928–1940/ и Вильнюсского /1940–1946/ университетов ЛЕВ ПЛАТОНОВИЧ КАРСАВИН». Рядом реконструированный металлический столбик с номером могилы «П-11». Мемориальное кладбище жертв тоталитарного режима Республика Коми, Интинский район, пос. Абезь. Фото 2007

Фото из: проект "Виртуальный музей Гулага" (Научно-информационного центра «Мемориал»). Фотография сделана польским исследователем Гулага Зузанной Богумил.

"На другой день и в последующие дни, в часы, когда Шимкунас был свободен от работы, я приходил к нему в домик врачей.
Меня беспокоило, как будет похоронен Карсавин. Раньше мне приходилось слышать рассказы, будто в лагерях с трупами умерших обходятся почти как с падалью.
— Что вы, — сказал Шимкунас, — это преувеличение. Хоронят здесь, в общем, прилично. На покойнике оставляют белье, хоронят в гробу, каждого в отдельной могиле.
По моей просьбе он сводил меня посмотреть гроб, в котором лежал Карсавин. Этот гроб был просто длинный плоский ящик, сколоченный из горбыля, т.е. из досок, срезаемых с краев бревна и сохраняющих с одной стороны закругленность и остатки коры.
Захоронение тела Карсавина было произведено только на третий день. Как рассказывал Шимкунас, по здешним порядкам это делают ночью, чтобы не привлекать внимания со стороны заключенных. Впрочем, на севере в июле ночью довольно светло, примерно так, как в средних широтах бывает в начале рассвета.
Команда из четырех человек, специально содержащихся при больнице для такой работы, погрузив ящик с телом на тележку, вывезла его из лагеря на кладбище. Среди четырех был литовец, которому Шимкунас поручил позаботиться о том, чтобы могильная яма была не слишком мелкой и чтобы на месте захоронения был сделан заметный холмик. В этот холмик воткнули палку с дощечкой, на которой был номер: П-11
Разговаривали мы об этом, помнится, возле домика врачей, не заходя вовнутрь, и говорили негромко, как если бы хотели, чтобы нас никто не слышал.
- Вместе с ним, — сказал Шимкунас, — похоронили ногу.
Я не понял. Какую ногу? Какое отношение к похоронам Карсавина имеет упоминание об этой ноге?
Тогда Шимкунас объяснил мне, что в тот день в хирургическом отделении кому-то из больных отрезали ногу. Отрезанные части тела захоранивают на том же кладбище. Чтобы не хоронить эту ногу отдельно, ее положили в гроб Карсавина.
Я возмутился. Неужели нельзя было этого избежать? Как в расхищении личных вещей Карсавина, так и в этой подброшенной ему в гроб чьей-то ноге, для которой не нашли другого места, словно деть ее больше некуда, было, хотя и ненарочное, а именно безличное, безразличное, тупо равнодушное отношение к останкам человеческим, как и к памяти тех, кому они принадлежали. Шимкунас спокойнее смотрел на эти обстоятельства. Взгляд его зеленоватых русалочьих глаз бесстрастно отражал мои эмоции.
— Какие уж тут гуманистические идеалы по поводу останков, — сказал он, — не будем возмущаться, а посмотрим на дело с практической стороны. Карсавину все равно. А когда придет время, этот лишний вещественный признак поможет опознать захоронение".