Новости по теме

Третье издание альманаха «Тетради по Консерватизму»

Фонд ИСЭПИ представляет третье издание альманаха «Тетради по...

Фонд ИСЭПИ объявит конкурс для ученых-философов и студентов-гуманитариев

Институт социально-экономических и политических исследований (ИСЭПИ)...

К списку новостей

Статьи по теме

К проблеме соотношения бытия и сознания в русской философии

Цель автора статья вернуться к обсуждению проблем гносеологии в...

К списку статей

Евразийский консерватизм

Евразийский консерватизм

Евразийский консерватизм

Сначала я буквально два слова скажу о понимании либерализма и консерватизма. Для меня либерализм и консерватизм интересны не как политические программы, не как политические движения (это всё периферийно), а как некие онтологические основания жизни. Пафос, дух либерализма – плыть по течению, не сопротивляйся, расслабься и получи удовольствие, то есть это пафос кайфа, но дух либерализма в отношении России сейчас смертельно опасен, потому что дух времени как бы играет против России сейчас. Но если парусник плывёт против ветра, это не значит, что он ветром обязательно будет сносится назад, он может продвигаться против ветра. Либералы всё время говорят: есть же законы рынка, разве можно им сопротивляться? Да, есть законы Ньютона: всякое тяжелое тело падает на Землю. Но эти железки падают на Землю только где-нибудь в Африке. В России или в Америке тяжелые ракеты преодолевают эти законы и летят вверх, то есть одним законам можно противопоставить другие законы. Поэтому те законы, которые направлены против России – их нужно просто поставить на свое место. И пафос консервативной мысли, пафос евразийства – это пафос сопротивления времени. Савицкий сказал, что евразийство есть выражение воли к созиданию, воли к творчеству. Я для разгона прочту три – четыре страницы, а потом попробую уже говорить устно. То, что именно Италии, а не какому-либо другому государству Средиземноморья посчастливилось стать колыбелью культуры Ренессанса – это, видимо, историческая случайность. Но то, что с подобной культурной инициативой выступили, скажем, не чукчи – этот факт не будоражит воображение даже писателей фантастов. Не существует географического детерминизма, но наличие географического ограничителя оспорить трудно. В последнее время умножились циничные советы осваивать российские севера вахтовым методом, выкачивая ресурсы и оставляя после себя мерзость запустения. Не превратится ли со временем вся русская земля – это мировая лесотундра – в полигон вахтового освоения ресурсов, в мировую помойку промышленных отходов и, что самое главное, в резервацию для социальных отбросов и паразитов-авантюристов. Сегодня такая перспектива устрашающе реальна. Однажды уже был найден религиозно-культурный ответ на географический и геополитический вызов, если воспользоваться терминологией Тойнби. При неблагоприятных географический условиях были созданы могучие государства и своеобразная восточно-христианская цивилизация. Но хватит ли энергии и вдохновения на повторение этого подвига? Удачные религиозно-культурные ответы на сложные исторические, геополитические и прочие ситуации, ответы, сводившие на нет преимущества соперников, в истории случались нередко. В огне опустошительных войн 16-17 веков протестантизм выплавил новый тип мирского аскета, способного стать придатком машины и превратил Северную Европу во всемирную мастерскую, потеснив католические страны с лидирующих позиций. Послевоенная Япония, следуя лозунгу: торговля – это война, без демилитаризации души и без отказа от самурайского морального кодекса смогла спланировать и осуществить грандиозную торгово-финансовую экспансию, упрочив свои позиции среди стран «золотого миллиарда». Обладает ли русская культура достаточным воспитывающим потенциалом, чтобы осуществить творческий прорыв и обеспечить включение России в мировое хозяйство как поставщика наукоемкой и культуроемкой продукции, а не как сырьевого придатка – вот важнейший и животрепещущий вопрос, в поисках ответа на который нам надо будет обратиться к нашим предшественникам, в том числе и к евразийцам. Евразийство – это творческая реакция русского национального сознания на катастрофу 1917 года и эта реакция не оказалась бы столь плодотворной, если бы составившие евразийское движение молодые люди не были бы носителями совершенно нового социально-культурного опыта, отличного от опыта поколения веховцев, и, во-вторых, не представляли бы собой подлинную элиту интеллигенции своего поколения. Евразийцы – это молодые люди первого поколения, не имевшего опыт диссиденства. Их предшественники – веховцы – прошли через этот опыт диссиденства, через борьбу с режимом и хотя именно в «Вехах» они поквитались со своим прошлым и призвали к сотрудничеству с властью, к государственному строительству, к творчеству, но душа их на самом деле не изменилась. Карташев свидетельствует, что в 30-ых годах видел, что отец Сергий Булгаков, когда встретил в Лондоне рабочую демонстрацию с красными флагами, у него глаза загорелись, то есть молодость вспомнил. То есть это диссиденство неискоренимо было у нескольких поколений русских людей. И евразийство – это первое поколение, конечно они все пришли после революции 1905 – 1907 года, у них была только творческая нацеленность. Перед самой Мировой войной произошел мощный расцвет русской культуры. И они были свидетелями мощного расцвета и поэтому их патриотизм воспитывался не только розановской идеей, что надо любить мать, когда она всеми брошена, но здесь они видели действительно огромный творческий потенциал русской культуры. Евразийцы – это люди, рожденные примерно в 1890 году и рядом, это поразительное поколение. Все крупнейшие наши поэты ( от Ахматовой до Маяковского) рождены в это время, крупнейшие ученые (братья Вавиловы), инженеры (Сикорский, Королев, Тимошенко). 

 
Теперь я хотел бы вернуться к идее, в чем консерватизм евразийства. Консерватизм наиболее понятен в противопоставлении либерализму. Пафос консерватизма хорошо выражает в выгодном для либералов свете наш советский знаменитый философ Мамардашвили, я зачитаю цитату. «Я начал с Монтеня, со всего его окружения и тех, кто за ним последовал. Ларошфуко, например, Руссо. Прежде всего, я открыл для себя прирожденный дар французов – способность жить. Жить до последнего остатка сил, до исчерпания всех возможностей с предельной интенсивностью. Здесь Вы никогда не столкнетесь с устрашающей военной техникой, что каждый раз приводится в движение у немцев по поводу даже малейшей мысли, которая, придя однажды в голову, разворачивается в громадную конструкцию, целую систему, сплошь составленную из несуразностей. Я бы сказал, варварских несуразностей, свойственных людям, только что вышедшим из леса. Более всего мне не достает интенсивности прожития жизни. Расин для меня – философ, во французском смысле. У него всегда присутствует опыт прожитого и пережитого, притом прожитого на пределе. Грузины обладают невероятной способностью радоваться жизни, в глубочайшем смысле этого слова. Наша грузинская жизнерадостность беспричинна, я бы сказал: нелегальна. Грузин, имея все причины быть несчастным, пойдет наперекор судьбе. Он поет, пьет, смеется, застолье у нас - –то как бы образ причащения к радостному источнику бытия. Это событие. И для меня французская мысль оказалась тайно соотнесенной с этой радостью, потому что французская мысль жизнерадостна. В этом витающий в воздухе критерий того, что некто испытал нечто значительное, подлинное. Позднее, узнав, что это и есть философия, я и старался преподать аудитории то, что я называю истинным оптимизмом. Вернусь к французской философии. В данном случае к мысли Монтеня. Он прекрасно определил искусство жить. Философия претендует на роль мудрости и одновременно искусства жизни. В чем наивысшее искусство жизни? Оно в том, чтобы жить кстати. Я могу прямо сейчас, без запинок соорудить целую философию, безупречную в теоретическом плане, которую можно определить одной фразой – жить кстати». Здесь и сейчас. Это освобождение от ответственности за прошлое и будущее. Освобождение от высокого. Это философия праздника. Но праздник оправдан только после хорошего труда. Седьмой день. А праздновать семь дней в неделю – невозможно, потому что будет внутренняя неоправданность этого праздника и нужно будет постоянно наркотиком себя взбадривать. То есть философия либерализма – это философия наркоты, на самом деле. Философия сужения горизонта человека. Дух либерализма способствует измельчанию личности. Недавно Кох выступал по телевидению и сказал: ну что Вы все кричите, что все хапают, почему Вы не хапнули? То есть, он считает, что этому альтернативы нет. Наплевать, что Россия пойдет под откос, это неважно, но Вы-то выиграете. Ведь в этой ситуации можно продать ресурсы, Родину, друзей и выиграть. Вот эта свобода от родственных связей, от патриотических связей. Свобода в метафизическом смысле – свобода от истины. Пафос консерватизма – это сопротивление этому сужению горизонта. Сопротивление отказу от ответственности, от прошлого и будущего. Цитата из Бердяева: «Я хочу говорить о консерватизме не как о политическом направлении и политической партии, а как об одном из вечных религиозных и онтологических начал человеческого общества. Консерватизм поддерживает связь времен, не допускает окончательного разрыва этой связи, соединяет будущее с прошлым. Консерватизм имеет духовную глубину. У великих гениев и творцов был этот консерватизм глубины. Без консервативной среды… переход на другую сторону кассеты … чтобы было признано реальное бытие не только за настоящим, но и за прошедшим. Чтобы не прерывалась связь с поколениями. Ложный, косный консерватизм не понимает творческой тайны прошлого и ее связи с творческой тайной будущего. В религиозной глубине заложено начало консервативное. Там же заложено начало творческое». Все политические теории евразийцев направлены на то, чтобы институционализировать в государственной системе связь с прошлым, связь веков. Они поняли, что носителем этого тысячелетнего опыта никак не могут быть избиратели. Избиратели всегда выбирают людей именно порвавших с прошлым, которые хорошо ориентируются только в современности, которые владеют элементом демагогии, рекламы. Поэтому государство должно быть построено по типу Церкви. В Церкви хоть тысяча священников не могут избрать одного епископа. А епископ может тысячу священников поставить. То есть государство должно быть построено так, чтобы верхняя его часть не была подвержена этим сиюминутным движениям. Они говорили о православном ордене. Что необходимо создание единой партии, которая не по типу политических партий, участвующих в выборах, а по типу религиозного ордена должны быть. Единственный человек, поддержавший полностью евразийцев – это Новгородцев. В его замечательной предсмертной статье «Восстановление святынь» он тоже показывает, что чисто политическими средствами нельзя возродить Россию. Только духовными средствами. Ведь так недалеки мы от того времени, когда не одна из прогрессивных партий не решалась назвать себя русской национальной партией. Когда такое именование считалось предосудительным и постыдным. Только народы России, а русским себя было назвать себя стыдно. И не приходило в голову, что помимо отвлеченных принципов все живущие в России, выросшие в колыбели русской культуры, живущие под сенью русской культуры могут и должны объединиться высшим началом – преданностью русской культуре и русскому народу. В идеальном смысле своем это высшая духовная связь. Она отнюдь не означает отрицания национальных и культурных особенностей отдельных групп населения. То есть русские должны взять на себя инициативу. Никакие россияне этого сделать не могут. Объединыющей идеи никакой не может быть. Пусть все чтут свою культуру, развивают свою культуру. Но развивают ее на почве уважения и преданности великой сокровищницы русской культуры. Это не угнетение, а приобщение к высшему единству, не только формально юридически, но и духовно. Теперь нам кажется совершенно естественным говорить о верховенстве русского народа и русской культуры в русском государстве. А между тем недавно ещё обсуждалось обращение к власти заменить слова русский народ словами народы России. Жить в современном демократическом государстве – это значит жить в атмосфере относительного. Дышать духом критики и сомнения. Вот почему мы ставим теперь на место демократии и народовластия агиографию, то есть власть святынь. Не всеисцеляющие формы спасут нас, а благодатное просветление душ. Не превращение государственного строительства в чисто внешнее устроение человеческой жизни, а возвышение его до степени Божьего дела. Дело не в том, чтобы власть была устроена на передовых началах, а в том, чтобы она взирала на свою задачу как на дело Божье. И чтобы народ принимал ее как благословенную Богом на подвиг государственного служения. Нужно, чтобы встала впереди рать крестоносцев, готовая на подвиг и на жертву. И чтобы за ней стояли общины верующих, светлых духом и чистых сердцем, вдохновленных любовью к Родине и вере. Должен образоваться крепкий духовный стержень, на котором все будет держаться как на органической своей основе. Не политические партии спасут Россию, ее воскресит воспрянувший к свету вечных святынь народный дух». В пандан этому евразиец Алексеев – это был среди них единственный правовед ( когда изучаешь евразийство, все время хочешь писать роман или снимать сериал, почему Ильин не смог к ним войти, все это очень интересно) – вот он что пишет: по духу своему мы евразийцы – первый тип русского ордена. Были ли у нас предшественники? Этот вопрос ещё не ясен. Мне лично кажется, что за нами просматриваются старейшие традиции. В числе прообразов особенно важно указать на ту «партию», которая действовала в старой Москве под именем заволжских старцев. Старчество в силу особых условий сошло с политической сцены, превратилось в жизнеучение без особой интенции к политическому действию. Сейчас наступил момент снова вызвать это политическое действие к жизни. Мы призваны строить Россию-Евразию по заветам старцев, наполняя эти заветы новым историческим содержанием. Мы – организованное евразийство – род особого восточного ордена». Дальше не буду цитировать. Хочу пояснить постоянно звучащую среди евразийцев идею, что мы не правые и не левые, наш путь вверх. Я попытаюсь это конкретизировать.

Одна схема – это политический спектр. В центре - равновесие либеральных и консервативных начал. Пушкинское равновесие. Когда свобода не оторвана от истины. Правее идет консерватизм и дальше правый экстремизм. Налево идет либерализм милюковского плана и дальше левый экстремизм. О том, что социалистическая и либерально-радикальная идеология были близки можно привести массу примеров. Но должен сказать, что эту же схемку можно замкнуть и оказывается, что левый экстремизм и правый экстремизм сходятся. Когда совершается государственный переворот, то есть лодка качнется вправо или влево, как у нас перевесило левое, эта система переламывается в самом слабом месте. Внизу оказывается массовая поддержка власти. Крайне левые и крайне правые соединяются. Вот говорят, почему Сталин соединил коммунистические и фашистские, то есть националистические идеи. Это абсолютно неизбежно. После развала государства возникающая система опирается только на нижнюю часть. То есть основа ее – основа исполнительной власти, из нижней части рекрутируется армия, силовые органы и она опирается только на поддержку только нижней части и вынуждено синтезировать. Развитие к нормальному государству идет путем наращивания. Следующий этап – власть опирается не только на нижнюю часть, но и на либеральную часть, то есть средняя часть – ее выразитель – парламент – издает законы, в которых заинтересован средний класс. Это не те, кто имеет соответствующие доходы, а те, чья деятельность связана с принятием самостоятельных решений. Выразителем этой части является парламент. Разговоры о том, что правовое государство – это диктатура закона, это ложное в корне, так как правовое государство – это власть права над законом. Нормальным государство становится тогда, когда над этим мощный верхний слой вырастает, то есть когда власть имеет опору не только во втором эшелоне, но и в третьем эшелоне. Это духовная элита, носитель иерархии ценностей, то есть в идеальном случае орден. Без духовной элиты, которая создает атмосферу, в которой люди легко ориентируются – что хорошо, что плохо, что ложно, что истинно. Средний слой либеральный заинтересован в том, чтобы запутать все. Самое главное, чтобы путем передач «Поле чудес», «О, счастливчик!» и т.п. дезориентировать человека, чтобы легко им управлять. Подлинно консервативная часть – это та, которая заинтересована в создании духовного строя общества. Выразителем этого является судебная власть в широком смысле. Высшие суды, которые судят законы с точки зрения их справедливости и создают репутацию людей, чтобы было видно, кто есть кто. Выстраивание верхней части – это самая сложная вещь. Но мое личное мнение выскажу: великое изобретение английской нации, которое привело к созданию великой империи и сделало английский язык мировым – роль двух институтов – первое, это верховенство судебной власти, отсутствие писаного закона, создание прецедентов, они судили, учитывая всю совокупность обстоятельств, они создавали духовную атмосферу. Второе: институт майората, когда все наследство доставалось только младшему сыну. Младшие сыновья входили в жизнь, получив прекрасное образование и они не гнушались заниматься и промышленностью и торговлей. Это основной ресурс для администрации. 

Об авторе:
Соболев Альберт Васильевич – старший научный сотрудник Института философии РАН.

Теги: Консерватизм

Автор:  Альберт СОБОЛЕВ

Комментарии (0) 11.01.2011

Обсуждение:
Комментировать

Возврат к списку

Русская философия > ЛогоСфера: философский журнал