История социально-экономической мысли в России в XX веке. Чаянов и Кондратьев. Часть первая

История социально-экономической мысли в России в XX веке. Чаянов и Кондратьев. Часть первая

ЛЕНИН – УЧЁНЫЙ И РЕВОЛЮЦИОНЕР

Можно много говорить о Владимире Ильиче Ленине. Но он, между прочим, был классный экономист и статистик. «Экономика и статистика развития капитализма в России» – это по-прежнему классическая настольная книга для социологов, антропологов, экономистов, занимающихся историей стран третьего мира и России. Можно ещё перечислить целый ряд прекрасных экономико-статистических работ по народному хозяйству России, принадлежавших перу Ленина. То есть во главе государства стоял достаточно компетентный человек.

Мне как-то пришлось читать одну заметку Литошенко, замечательного экономиста, коллеги Кондратьева и Чаянова. Он делал обзор литературы 1918 года. В этом обзоре он упоминает пару работ Ленина, посвящённых анализу развития американского сельского хозяйства. Если вы помните, Ленин до революции писал под несколькими псевдонимами. Его академический псевдоним – Ильин. И Литошенко, буржуазный экономист, пишет: «Вот мы можем только глубоко сожалеть, что господин Ульянов-Ленин занялся политикой. Уж лучше бы он занимался тем делом, которое у него лучше получается – господин Ильин очень хороший учёный». Господин Ильин к тому же обладал первоклассным аналитическим умом. Так вот этот Ильин-Ленин создал великолепно дисциплинированную, очень эффективную организацию.

Тут ещё можно привести и Макиавелли. Он говорил: «Посмотрите, все невооружённые пророки погибали, а вооружённые пророки побеждали». Вот Ленин был вооружённым пророком и в прямом, и в переносном смысле, но он был в том числе и вооружён не только полками штыков большевиков, но и передовыми идеями своего времени.

Существует мнение, почему Столыпину не удалась, например, его фермеризация, хутаризация, а Сталину всё удалось. У Столыпина был очень индифферентный, недостаточно квалифицированный (хотя и там были прекрасные специалисты) аппарат, который и внедрял эту реформу. А Сталин опирался на ленинскую, большевистскую традицию функционеров, комсомольцев, которые во имя идеи были готовы лечь костьми на этих полях, но внедрить то, что от них требовалось. И с точки зрения эффективности решения вопросов большевизм, конечно же, в лучшую сторону отличался от царизма. Плюс его просто религиозная вера в прогресс: в трактор, в электрификацию, его планы модернизации страны, которыми восхищались и лучшие зарубежные умы.

В то время было сколько угодно скептиков. Тот же Уэллс писал: «Россия во мгле. Там у них электричества не хватает Кремль освещать, а они мечтают о том, что светом своих электростанций зальют всю Россию, весь мир». Люди не боялись мечтать, а Ленин говорил: «Фантазия есть качество высочайшей ценности».

Вот они создали пусть довольно кровавый, жестокий, но аппарат внедрения своих идей, то есть если перед ними была стена, они просто прошибали её огнём артиллерийских орудий и устремлялись туда. И они умели привлекать (по крайней мере, в 20-е годы) первоклассных специалистов в области социальных наук. Сталин и в 30-е годы привлекал специалистов, но только технарей; с гуманитариями уже было покончено.