Конфессионально-этническая мотивация хозяйствования староверов в XVIII-XIX веках. Часть 1

Надо было бороться с гонителями. Наша страна счастлива тем, что любой идиотизм власти смягчается коррупцией. Без коррупции нашей страны бы не было. Может быть, ее не надо столько, но немножко надо, вот как начале XIX века, в XVIII веке.

Сразу же Меньшикову быков, оленей из Поморья привозили живых и прочие ценности. Он даже разрешил на своей мызе жить целой общине старообрядцев. Считается, что он тоже из старообрядцев, но это недоказуемо. Так или иначе, конечно, он уже никаким старообрядцем не был при Петре. Он от Петра добивался некоторых уступок старообрядцам, поэтому и гонений таких больших поначалу не было.

Екатерине тоже гнали, Елизавете подарки и денег в немереных количествах. А где деньги? Вот, не в Поморье рожь, в Новгородской губернии рожь выращивать, которая там не растет, а заниматься прибыльным делом. Но деньги идут не на личные нужды, они идут на нужды общины, и такая нужда очень важная – это коррупция.

Коррупция была очень эффективна. Я один пример только приведу, забегая к началу XIX века. Федосеевская община, Преображенская, Лефортовская, фабричный анклав создавшая, они были безбрачниками. Соответственно, у них были люди, так называемые, новожены или старожены (старожены – которые пришли уже женатые, новожены – которые женились, находясь уже в общине). В общине – в широком смысле слова, только в Москве – несколько десятков тысяч людей, по всей стране – это вообще не считанное количество в начале даже XIX века.

Так вот, там были эти новожены. И как, человека нельзя оттолкнуть от церкви, кстати, это любопытно. Никаких анафем, ничего не было. Для старообрядцев это вообще было ужасно, потому что они сами находились под анафемой соборов в 1666-67 годов, под анафемой официальной церкви. Их пускали в церковь, но только сзади они должны были стоять. Всегда, во всех деноминациях: в католицизме, протестантизме, – люди, которые чем-то хуже остальных, они сзади. Но или в храм, или у протестантов в кирху их пускают.

Их пускали, но конечно, когда в 1809 году возникло сразу две вакансии в совете попечителей Преображенского богадельного дома – это официально, а на самом деле, в правительстве всего Федосеевского согласия, огромного в Москве и по всей стране фактически – туда тоже выдвинули свои кандидатуры и новожены. Двое очень крупных предпринимателей. Им отказали, естественно. Ну, как новожены? Ты сзади стоишь – спасибо скажи, а ты еще рвешься в руководство. Им отказали.

Что сделали эти люди, тоже старообрядцы. Они считали, что с религиозной точки зрения все неправы, надо отказаться от безбрачия. И они как бы за это боролись, за свои взгляды. Это не коррупция, они бы на этом ничего не заработали, скажем так. Тогда на власти старообрядцы не зарабатывали. И они подали жалобу в московский суд. Суд, естественно, принял постановление очень странное.

И там, естественно, судьи, нормальные люди, это 1809 год, чиновники такие. Они не поняли, почему женатым нельзя баллотироваться в кандидаты совета попечителей Богаделенного дома. Они, конечно, признали, что разрешить им баллотироваться. Дело в том, что Федосеевская (Преображенская) община, так же, как и Рогожская, существовали благодаря Александру I (он подписал уставы), как богаделенные дома. Но фактически это было руководство деноминацией.

И как так – не баллотироваться? Тогда руководство федосеевцев подало апелляцию, потом кассацию, продолжалось это до 1816 года. Дошло дело до Сената правительства – высший судебный орган в нашей стране тогда.

Узнав об этом, Александр I… Ну, смехота, понимаете? Как, женатым нельзя баллотироваться в руководство богадельного дома? Это все равно, что какая-нибудь компания наша, ООО – запретить женатым или лысым или еще каким-нибудь, брюнетам, например, баллотироваться, быть акционерами или еще что-то. Бред! Вот так же к этому относились люди. Казалось бы. Но до 1816 года продолжалось, Александр I возмутился и написал указ. Императорский указ был законом. И в полном собрании законов Российской империи есть этот указ Александра I: запретить Сенату заниматься этой фигней, извините.

Тем более совершенно очевидно было, зачем Сенату этим заниматься. Это в 1816 году. В 1817 году правительствующий Сенат Российской империи принимает решение: запретить женатым баллотироваться в попечительский совет Преображенского богадельного дома. Каково?!

В 40-ые годы агент полиции, внедренный в Преображенское сообщество, а там, естественно, много было агентов – сохранились доносы, – он написал в доносе, что… Нашел какого-то старичка, который раньше был то ли казначеем, в смысле, не министром финансов, а пересчитывающим деньги. Старичок сказал, что тогда казна Преображенки облегчилась на 7 миллионов рублей серебром. Правительствующий Сенат.

Поэтому они, благодаря деньгам, получаемым от прибыльной торговли, промышленности, предпринимательства (разных форм) могли защищать себя. Это было одной из важнейших функций старообрядческого предпринимательства – защита от гонений. А каким путем защита от гонений? Путем коррупции. Естественно, не отстреливались они там, это ясно. Конечно, были и другие возможности как-то привлечь на свою сторону, полицию в каких-то ситуациях, еще что-то, кроме денег. Но в основном, такие не коррупционные способы были, скорее, характерны для Урала. Там родине нужны были пушки, танки. Ну, там танков не было в XVIII веке. Соответственно, пушки, ружья, их производили с гораздо большей высокой отдачей, эффективностью на частных заводах, тех же демидовских, осокинских, где работали старообрядцы.

На демидовских и других заводах старообрядцы в значительной степени, бежавшие туда из Центральной России, из европейской России, они очень эффективно работали. Это были и рабочие, причем, квалифицированные рабочие. Углежогами были местные крестьяне, а вот рудознатцами, горными рабочими были как раз старообрядцы. И приказчиками были старообрядцы часто.

С ними ничего нельзя было сделать. От Татищева требовали вернуть беглых – там и крепостные, и старообрядцы. Он говорит: «А кто тогда работать-то будет?» То же самое, другие Екатеринбургские чиновники прекрасно понимали, что ничего не получится. Важнее пушки, чем некие запросы синода.

Возникла ситуация во второй половине XVIII века, когда тобольский епископ, - а Тобольск был центром епархии, куда входил и Урал, - приказал разрушить гнездо раскола – Нижний Тагил. Там действительно у старообрядцев свое гнездо, вотчина – что хотели, делали. Полиция там была демидовская – свои старообрядцы. Приказчики, в том числе, главный приказчик – старообрядцы. По всей Сибири расходились рудознатцы, которые часто становились, как Колывановский крестьянский завод, становились потом руководителями этих заводов. Был монастырь свой старообрядческий, там, прежде всего, поморцы господствовали.

Вот послали туда команду воинскую из Тобольска, чтобы все это разрушить, захватить и т.д. Эту команду полиция местная нижнетагильская побила, бросила в «холодную», солдат отпустили, а офицеров бросили в «холодную». Те выдвинули большой, уже военный отряд с пушками. Так что вы думаете? Берг-коллегия из Екатеринбурга выдвинула другой воинский отряд, чтобы защищать старообрядцев от войск, посланных тобольским епископом синодальной церкви. Гражданская война на Урале! Это 60-ые годы XVIII века. То есть Урал – это совершенно отдельно, там не нужно было взяток давать, там надо было давать план.

И вот в остальной части, повторяю, это коррупция. Сами понимаете, что в этой ситуации, когда деньги нужны для спасения веры, – неважно, это коррупция или поддержание жизни общин – в этой ситуации такой труд обязательно признается душеспасением. И прибыль такая оказывается душеспасением. И собственность, которая используется для получения прибыли, она уже не является гибельной. Она как раз собственность, которая дана Богом.

У нас не было такой концепции, как в кальвинизме, где Жан Кальвин заявил, что поскольку собственность дана человеку Богом, она священна, и никто не может ее отнять или переделить. Но здесь не было такой формулировки. Собственность признавалась общинной. Это собственность Христа. Федосеевцы вообще завещания не признавали. У поповцев, конечно, поскольку семьи были полноценные, там были и завещания, была передача по наследству. Но до середины XIX века это не было очень значительным, потому что главное было – передача средств, причем, больших средств.

Конечно, со временем эта доля, доля общины, уменьшалась. Одно дело – Гучков Федор Алексеевич, основатель династии, который жил в маленьком флигеле, ходил в старой шляпе. Говорят, лет 40 в одной шляпе ходил. Он был при этом председателем совета попечителей. И когда в очередной налет полиции, когда кому-то недоплатили… Ну, положено им тоже, они ж не могут. Налет полиции – конечно, предупредили заранее, - то казну общинную передали Гучкову, и она у него дома была. И там было 12 миллионов серебром. Представляете?

Интересно, что агенту полиции, который доносил об этом, в голову не пришло, что это Гучков себе присвоил или чего-то там захватил – все прекрасно понимали, что у Гучкова-то нельзя отнять. Это его деньги. Как отнять? Суд должен быть. Была определенная юридическая система, нельзя было просто так взять и отобрать деньги. И они гучковские, они не общины. Потом, после того, как схлынула эта атака, вернули деньги в общину формально.

Собственность совершенно другой имела юридический тип, вид. Она была не общинной. Собственной общины не признавалась государством. То, что в стенах богадельного дома несколько каких-то помещений, и все. А вот все эти фабрики и прочее, они записаны были на отдельных людей, на того же Гучкова. У Гучкова было несколько фабрик, на него были записаны бани лефортовские, к которым он не имел никакого отношения. Такой специальный отдельный человек, которыми за этими банями следил, руководил. Это тоже было предпринимательское заведение.

Другое. На какие деньги возникали эти предприятия? Потому что получить прибыль – надо сначала что-то вложить. Вот община, это еще одна из функций общины, она выделяла средства под очень небольшие проценты. Тогда процент банковский был около 10% годовых, минимум это 6%. Это просто вам повезло, если вам так… Старообрядцы давали друг другу из общинных денег. А иногда друг другу, то есть богатый купец по записке руководства согласия выдавал кому-то деньги, естественно, под расписку, на создание новых предприятий. Процент был 4%. Но на самом деле, значительная часть не возвращалась. Это было не просто дешевый кредит, часто это был безвозвратный кредит. Вообще не кредит, это такое финансирование, и на эти деньги возникали эти новые тысячи предприятий, мелких, крупных.

Эти деньги вкладывались. А потом возвращались, потому что нормальное явление, сохранились эти документы, приезжает из иногородней Федосеевской общины человек на Преображенское кладбище (имеется в виду Преображенский богадельный дом, а точнее, в штаб-квартиру, или как писал один полицейский, «Кремль федосеевщины»). И Нацбанк там же, кстати, госбанк. Так вот, приезжает из иногородней общины, из Астрахани – там очень большая федосеевская община – из Сибири, нужны деньги для поддержания. Там нет такого уровня прибыли. Там рыбой торгуют, это что-то дает. Торгуют с Персией. Но это не так много, как в Москве, а деньги нужны на поддержание, на создание новых общин, потому что уже в начале XIX века перешли от спасения веры к возрождению веры.

Что такое возрождение веры? Значит, стали плодиться эти общины. А это нужны деньги, и на коррупцию тоже, и на просто содержание, на строительство каких-то молельных домов. У беспоповцев не было храмов. Ну, часовни хотя бы, то есть там, где нет алтаря. И вот приезжает он к Семену Гнусину, духовному руководителю Преображенской общины. Тот выдает записку: «Божьему сыну такому-то выдать много денег. Подпись Гнусин». И давал список главнейших купцов.

Взносы были по 1000 рублей и выше. Что такое для предприятия начала XIX века, первая треть XIX века, 1000 рублей? Это корова 3 рубля. Село, конечно, нет – село стоило по 2-3 тысячи, а вот деревушку можно было купить. А тут человек отдает. Конечно, это значительная часть прибыли. И вот все купцы отдавали. Это только по одному поводу. А были же и другие сборы и прочее. Конечно, у них могли быть экипажи какие-то, это ясно. Те, которые не жили, как Гучков, в самом общежительстве на Преображенке, они отдавали значительную часть прибыли на те средства, которые нужны были для возрождения веры.

Следующее поколение, конечно, менее фанатично относилось к своим прибылям. То есть они больше себе оставляли, больше присваивали. Это было заметно. Если Федор Алексеевич в одной шляпе 40 лет ходил, то дети его Иван Федорович и Ефим Федорович – я видел их личную бухгалтерию. А тогда не было «черной» или «нечерной», потому что полиция тогда не понимала, что главный документ – это финансовый документ. И даже когда кого-то арестовывали, никому в голову не приходило посмотреть списки затрат по фабрике как бы.

И вот я посмотрел, там и пальто дорогущие, и многое другое, и даже, да простят мне потомки Гучковых, даже сигары.

Я видел эти списки изумительные той же бухгалтерии. Там чиновникам в Думе – столько-то, паспорта воспитанникам, то есть поддельные паспорта воспитанникам этого богаделенного дома и т.д. Там все написано. Обер-полицмейстеру ежемесячно выплачивались эти деньги. Это не взятка, это содержание. Там, кстати, этот листочек, все никак руки не дойдут отдать какому-то криптографу, потому что там явно имя-фамилия-отчество одинаково заканчиваются, видно, где отчество. И фамилии тоже: -ов, -ин и т.д. А цифры арабские, и там уже суммы, конечно, не 10-20 рублей, там уже 20 тысяч, 50 тысяч. Я не знаю, серебром или ассигнациями, но это очень много. Это, видимо, кому-то из серьезных людей. А там списочек фамилий 15-20.