Реформы патриарха Никона и история старообрядчества. Часть 2

Петр и Церковь – это сложнейшая тема. Он был, конечно, прагматик. В моем понимании это человек, который увидел в старообрядцах то, что увидели когда-то немцы. Вот мои предки жили в Прибалтике, и вот они быстро заметили, что есть такая часть русского народа, которая трезвая и работящая. Немец это оценил. А администрация, скажем, в той же Риге в то время была немецкая. Какие-то преференции начали местные старообрядцы получать, по крайней мере, хоть какие-то свободы получили, стали строить хоть какие-то свои храмы, привлекать своих родственников. Это просто была взвешенная выгода и польза. Так же и Петр сделал: он разрешил на Севере некоторые… платите, там, 2 или 3 налога и сходите с ума по-своему: носите бороду, какую вам надо, только платите за нее. Вот это подход Петра. 

С Екатериной намного все сложнее. В то время стали земли новороссийские, малороссийские присоединяться в Российскую империю, она стала ими прибывать. Стало появляться много греков, много разных других народов. Она была очень такая толерантная, мы бы сейчас сказали, веротерпимая. Вот был первый епископ – это был архиепископ Феотокос, который еще до установления единоверия – это такое движение в русской церкви, которое принимало старообрядцев: держите свои книги, только не уходите из церкви, подчиняйтесь нашим архиереям – в Малороссии открыл такой приход, единоверческий, еще когда не было такого статуса и такого понятия не было. Он просто своим греческим умом не мог понять – он был очень образованный человек, – на каком основании они не могут быть в нашей церкви, если у них, ну, книги другие, отличаются, но они же наши православные христиане. Он им разрешил молиться древними чинами.

Некоторые императоры российские позволяли старообрядцам что-то строить. Скажем, храмы не должны были иметь внешних признаков храма. Таких еще много сохранилось. Вот, знаете, стоит просто как синагога, нет там ничего: не креста, ничего – здание и здание. На синагоге можно еще увидеть какие-то восточные элементы, кто понимает. А тут просто может быть дом – и дом, без каких-то признаков, что это вообще культовое сооружение. А внутри там!.. Вот там-то внутри, да, церковь как церковь, спрятанная от внешнего зрителя.

Решительные изменения произошли только в 1905 году – это «Манифест о веротерпимости».

Тогда много что изменилось. Пройти по Москве и посмотреть: вот это старообрядческий храм, вот это старообрядческий храм, абсолютное большинство из них построено после 1905 года, и довольно много, и не все их отдали старообрядцам до сих пор. Вот на третьем кольце можно смотреть, сооружение интересное, а креста нет, шпиль. Там боксерские какие-то, силовые единоборства, не знаю, что там… спортивный зал. Но это некоторое вообще-то неуважение. Я этого не понимаю, когда явно культовые здания используются вот так. Это вечная память о «красном» терроре. Сейчас обсуждается тема возврата к единоверческой общине в Музее Арктики и Антарктики. Я очень уважаю полярников и думаю, что это очень яркая страница истории. Но то, что уничтожали храмы, это страшная страница истории, об этом нужно когда-нибудь один раз забыть. Нельзя, чтобы памятник о себе постоянно в этом смысле напоминал. 

Вот церковь построена конкретными людьми, на определенные средства, с определенной целью, чтобы за них, в том числе, молились потом всю жизнь. Это какое-то непонимание каких-то основ человеческих, когда люди начинают этому сопротивляться и считать, выгодно или невыгодно им это отдать. И придумают, и напишут, что единоверцев осталось несколько десяткой или сотен человек на всю страну. Побольше.