Двадцать восьмого июня, спустя пять месяцев и десять дней от смерти Максимилиана решено было важное совместничество и кончено недоумение Европы.

28 июня 1519 года.
Коллегия германских курфюрстов во Франкфурте единогласно избрала королём Германии (официальный титул — король римлян) Карла V. 23 октября 1520 года Карл коронован в Ахене. При этом Карл V провозгласил себя и «избранным» императором Священной Римской империи, таким образом лишая папский престол прерогативы назначения и коронации императоров.

... Право избирать в Императоры издавна принадлежало семи владетельным особам, носившим имя электоров. Они были в то время следующие: Альберт Бранденбуржский, архиепископ Майнцский; Герман, граф Вейдский, архиепископ Кельнский; Рейхард Грейфенкляу, архиепископ Трирский; Людовик, король Богемский; Людовик, граф Пфальц-Рейнский; Фридрих, герцог Саксонский, и Иоаким I, маркиз Бранденбуржский. Невзирая на красноречивые доказательства, представленные в пользу Карла и Франциска их посланниками, и наперекор всем их стараниям, проискам и подаркам, электоры не забывали того правила, на котором, по мнению их, основывалось государственное учреждение Германии. У членов империи, составленной из владений, почти независимых, главный закон любви к отечеству состоял в том, чтобы ослаблять и ограничивать власть императора. Уже несколько веков не возводили на престол императорский ни одного могущественного государя, и этой благоразумной предосторожности многие знатные дома в Германии были обязаны своим блеском и независимостью. Избрание того, или другого из монархов-совместников было бы грубым нарушением древнего благотворного правила; империя получила бы не главу, а повелителя; электоры же перешли бы из равных в подданные.

В этих мыслях все они обратили свои взоры на Фридриха, герцога Саксонского, за высокие добродетели и способности проименованного Мудрым, и единогласно предложили ему императорскую корону. Но вещь, которой так ревностно домогались самые могущественные государи того времени, не ослепила его; подумав немного, он отказался от нее с удивительным великодушием и бескорыстием. Он заметил, что нет ничего неосновательнее упорной привязанности к правилу, которое хотя и может быть благоразумно и справедливо во многих случаях, но не простирается на все вообще. «Во времена мирные, – сказал он, – мы ищем Императора, которыми был бы не в состоянии посягать на наши права; времена опасности требуют такого, которой был бы способен защитить нас. Турецкие войска, предводимые храбрым и победоносным монархом, уже собираются; уже они готовы броситься на Германию с яростью, неизвестною в прежние века. В новых обстоятельствах нужны новые меры. Императорский скипетр должно вверить руке, более мощной, нежели моя, нежели рука всякого германского государя. Ни по владениям, ни по доходам, ни по власти, мы не можем противостать грозному Селиму. В этой крайности должно прибегнуть к одному из монархов-соперников. Каждый из них в состоянии вооружить войско, достаточное для нашей защиты. Но испанский король – германского происхождения; он член и князь империи по наследству, которое досталось ему от его деда; он владеет землями, которые простираются вдоль границы неприятельской: поэтому и требование его предпочтительнее в моих глазах притязания государя, чуждого нашему языку, нашей крови, нашему отечеству. Я подаю голос в пользу Короля Карла».

Это мнение, внушенное необыкновенным великодушием и основанное на дельных доказательствах, произвело глубокое впечатление на электоров. Посланники короля Испанского, чувствуя важность услуги, оказанной Фридрихом Государю их, послали, ему знатное количество денег, как первый знак его благодарности. Но Герцог, имевший величие духа отказаться от короны, с презрением отвергнул подкуп. Посланники просили его, чтобы он позволил, по крайней мере, предложить часть этих денег своим приближенным. Он отвечал: «Я не могу удержать их от принятия подарков, но на другой же день исключу из своей службы того, кто возьмет хоть один флорин».

После Фридриха ни один владетель Германский не мог уже искать достоинства, от которого он уклонился. Каждого удерживали те же причины. Оставалось избрать одного из двух знаменитых совместников. Карл, кроме предубеждения немцев в пользу своего рода и положения германских своих земель, много был обязан способностям Кардинала Гурка и усердию Эрарда, Епископа Литтихского, двух своих посланников, которые вели переговоры благоразумнее и искуснее уполномоченных французского Короля. Первый, быв долгое время министром и любимцем Максимилиана, хорошо умел обращаться с германцами, а другой, лишенный Франциском Кардинальской шапки, употреблял всю злобную изобретательность, которую жажда мести может внушить честолюбивой душе, чтобы расстраивать все меры этого государя. Электоры с каждым днем более и более склонялись на сторону короля Испанского; даже папский нунций, убедясь в тщетности дальнейшего сопротивления, старался выслужиться перед будущим императором, предложив ему добровольно, от имени своего государя разрешение носить императорскую корону вместе с Неаполитанскою.

Двадцать восьмого июня, спустя пять месяцев и десять дней от смерти Максимилиана решено было важное совместничество и кончено недоумение Европы. К шести электорам, которые еще прежде подали голос в пользу короля Испанского, присоединился наконец архиепископ Трирский, единственный твердый приверженец Франциска. Таким образом, электоральный Совет единодушно избрал Карла в Императоры...

Робертсон В. История государствования Императора Карла V с описанием устроения гражданских обществ в Европе, от разрушения Римской Империи до начала 16 столетия : в 4 томах. — М.,1839. — Т.2. С. 58.