На воле все друг друга обманывают.

«...После того стали зажигать свечку восковую у образов, и выводят невесту, и стала посреди комнаты, и неожиданно сваха моя берет за руку и ставит меня рядом возле ее. — Ну, — говорит, — молитесь, да даст Бог начин хорош и конец счастливый.

Приказания эти я исполнил, и посадили нас рядом за стол, — тут-то я взглянул на свою невесту попристальнее — и не понравилась!.. Взглядывался в ее родных — они тоже не понравились. Да что же они, дурачут это меня?!.. И хотел выдти из стола да бежать, но раздумал: из этого, пожалуй, выдет такая крутая каша, что не перемешаешь. Пусть, думаю, она посидит возле меня, не поп же венчал ее со мною!

Между тем гуляние усиливается: пляска, скачка под балалайку. Я сидел, как бы осужденный. Когда они довольно натолковались, я стал поторапливаться домой. Вышли из-за стола все пьяные, а девки и невеста пошли провожать меня до самой квартиры. Когда от них я освободился, тогда свободно вздохнул.

Спать не хотелось. Я стал спрашивать у своей свахи, чья она дочь и чем занимаются. «Она, — говорит, — дочь дворового человека, а он служит у Генерала Арапова в лакеях, и человек он непьющий, ласковый, обходительный, а мать-то какая — таких баб и в селе не найдешь, а про самою невесту, что ей и цены нет».

— Может, и правда? — думаю. — И пора, за все прошедшие черные дни, пора настать светло-радостному времю. Кто знает? Может, счастие ко мне подваливается, а я отталкиваю, не люблю.

На другой день пошел в город нанять квартиру, где бы приютить будущую свою молодую жену, и приискать себе какое дело.

Был один знакомый у меня, одного полка. Он служил в полковой канцелярии писарем. Он, вышедши в отставку, женился на вдове, взошел к ней в дом. Вот к нему я и направил стопы свои. Вхожу в дом его, он приветливо меня принял, и жена его показалась баба добрая, такая словоохотливая и во всем опытная. Подумал, что они живут богато и счастливо. Далее и более, и расскажи им всю подноготную: что хочу жениться, и квартиру надо, да чем-нибудь и заняться. На первое он похвалил, а на второе предложил свою спальну, а чем заняться, какой торговлей, то нет лучше и прибыльней торговать ржаной мукой, товар этот всякому надо.

— Сознаюсь, — начал он, — что я давно думал этим торговать, но приискивал себе товарища. Деньжонок-то у меня немного, а вдвоем-то сложиться — то ли дело, поидет один покупать, а другой продает. Я нагляделся, как они торгуют, — продолжал он, — и как скоро они богатеют — Боже мой! А недалеко сказать: сосед мой, Петр Гаврилов, в лавочке торгует. Чем он содержится, а семейство большое и сам-пять? Естли бы не ржаная мука, он куда бы годился? В нищие.

С другой стороны сидит хозяйка возле меня, и все поддакивает: что все главные купцы непременно сначала торговали ржаной мукой, а разбогатеют, потом и торгуют, чем хотят, и другим товаром.

Я не успеваю головы поворачивать то к нему, то к ней, и удивляюсь, как скоро люди богатеют. Они видят мою простоту и неопытность, что-де попался к ним на удочку, они с лукавой улыбкой так и рассыпались, уверяя с клятвой, что естли соединюсь с ними торговать, то ближе года так разбогатею, что на тройке рысистых лошадей покатывать буду.

Потом подан самовар, послали за водкой, и стали угощать. Время клонилось к вечеру, и они оставили у себя ночевать.

Мы не спали до полуночи, и оба в один голос рассказывали, из чего приобретаются главные барыши, из чего начать.

— Первое, когда покупаешь, — начал он, — постараться, чтобы купить дешевле, хотя 1 коп<ейку> на пуд против общей цены, когда станешь ссыпать к себе в лавку, бери побольше походу, скажем, хоть на 1 коп<ейку>, потом пустишь свой товар в продажу, тут тоже есть сметка — об этом после узнаешь; против своей покупки 2 коп<ейки> в розницу продается дороже на пуд. Покупателя старайся обвешать хотя на 1 коп<ейку>, так сочти, сколько копеек на пуд? До 6 коп<еек> барыша. В базар продать можно средним числом 100 пудов — то сколько будет пятачков, и иной раз и по 10 коп<еек> будут барыша. 100 пудов и 100 гривенников — деньги. Тогда куда нам будет девать деньги?

Я от радости с места соскочил, ходил взад-вперед по комнате, садился и опять вставал, обоих за руки хватал, инда в жар бросило. Вышел просвежиться на свежий воздух, и радость эту немного обдуло.

Вспомнил, что он говорил, нужно обвешивать продавца и покупателя, да не грешно ли это будет? А вот, думаю, спрошу, что он на это скажет? Вхожу в избу.

— Ну, товарищ, все хорошо, — говорю, — а вот что не хорошо: по-моему, вы сказали, что обвешивать необходимо и продавца, и покупателя, а я думаю, что это грешно немного будет.

Они оба удивились, улыбаясь, и смотрят на меня.

— Вот что разбирает! Да ты недавно на воле и не знаешь ничего. Да зайди в любой магазин, спроси, например, 1 ф<унт> чаю в 2 руб<ля>. — тебе подадут в 1 р<убль> 50 к<опеек>. Спроси аршин сукна в 3 руб<ля> — подадут в 2 р<убля>, ситцу спроси прочного, а подадут гнилого. В церкви и то обманут: подай свечку за 3 коп<ейки>, — проси сторожа, и он подаст, которая стоит 2 к<опейки>. На воле все так живут и все друг друга обманывают.

Убедившись вполне, что на воле живут и друг друга обманывают, — вынимаю кошелек и отсчитываю ему тридцать рублей, все серебряными, — нанять лавку, купить весы и все принадлежности, а давая эти деньги, я обещался к нему переехать на другой день в дом жить.»