Гончаров И. А. Письмо Романову К. К., 21 июня 1887 г. Гунгербург, Усть-Нарва

197

16. И. А. ГОНЧАРОВ — К. К. РОМАНОВУ

Гунгербург, Усть-Нарва 21 июня 1887

Позвольте, Ваше Императорское Высочество, напомнить о себе по поводу дня рождения и тезоименитства Вашего Августейшего Первенца, и принести Вам и Ее Высочеству Вел. Княгине мои сердечные поздравления, с горячими пожеланиями светлой, блестящей, счастливой жизни Новорожденному!

День тезоименитства малютки-князя, к великому моему удовольствию, совпадает с моими именинами — и я, в кругу своих друзей и знакомых, поднял

198

бы бокал за здоровье Именинника и его Родителей, если б были здесь друзья, знакомые — и вино.

Но этого ничего нет: пива, квасу, уксусу и т. п. сколько угодно, водки тоже, но вина нет. Я не тужу об этом, а также и об отсутствии знакомых: они нарушали бы глубокий мир и тишину здешней приморской деревни. Она вся прячется в сосновом лесу. Дома и домики, как хутора в Малороссии (которых я никогда не видал) окружены садами и садиками. Тишина невозмутимая!

Все это хорошо, но не достает одного, главного: русской церкви. А Русских людей здесь немало, и дачников, и простых людей, рабочих, извощиков. Русская речь превозмогает немецкую и говор природных жителей, Чуди белоглазой. Петербург по соседству, почти совсем поглотит Нарву. Впрочем отсюда до Нарвы только три четверти часа езды на пароходе по р. Нарве, так что желающим помолиться по-русски стоит сесть и прокатиться.

Название Гунгербург (Hungerburg)* звучит немного грозно: население, за отсутствием рынка, питается провизией, разносимой и развозимой по дачам разносчиками. Если бы они почему-нибудь вздумали не явиться, то, пожалуй, можно претерпеть Hunger**. Но здешняя история подобных примеров не представляет. «Глада», также «труса», «потопа» никто не помнит, зато «огонь» бывает: в прошлом году пожар истребил половину местечка, но оно не пришло в уныние, а храбро отстроилось и отдает в наем неокрашенные и неоклеенные обоями, досчатые домики.

Теперь позвольте предложить Вашему Высочеству нескромный вопрос: что делает Ваша Муза? Творит ли, или покоится на лоне природы и семейного благодушества? Если и так, если она беззаботно почивает в семейном лоне, то это тоже есть «благая часть»⁴⁵ — и ах, какая благая! Она не только не мешает Музе, но даже побуждает ее к творчеству!

Вот — у меня хотя никакого лона нет, но я похвастаюсь, что тоже сотворил кое-что: и именно написал несколько рассказов или очерков, начав их еще в Петербурге⁴⁶. Я читал их некоторым «сведущим людям», потому что у меня нет самообольщения, а напротив, есть недоверие к себе — до трусости. «Сведущие люди» нашли очерки «очень живыми», напоминающими, будто бы, «мое перо прежних лет». Это не мои, а их слова, оттого и вставлены мною в скобках. — Рассказы эти назначены для иллюстр. журнала Нива, к январю. Они должны окупить мне дачу и все мое летнее житье.

Относительно этих рассказов — у меня есть следующая мечта. Когда осенью Ваше Высочество и др. Великие Князья воротятся на зимнее житье в Петербург, я — страх как — желал бы прочесть очерка два из вновь написанных Вашему Высочеству и Их Высоч. Сергею, Павлу Александровичам и Дмитрию Константиновичу: причем желательно бы было для меня присутствие, например, Д. С. Арсеньева⁴⁷ и И. А. Зеленого. — Говорят, мое чтение этих очерков таково, что они выигрывают на сто и более процентов.

Может быть, Вы и Их Высочества изволите найти возможным уделить мне час-другой для прослушания, чем много утешите старика.

Для Ее Высоч. Великой Княгини, и вообще для дам, это чтение не представляет интереса — по причине мелких, малоизвестных им действующих в рассказах лиц.

199

Простите меня, Ваше Высочество, великодушно за болтовню — и благоволите принять мои почтительные и сердечные поклоны Вам и Ее Высочеству вместе с выражениями глубочайшей, неизменной преданности

Вашего Высочества всепокорнейшего слуги

Дача баронессы Притвиц

И. Гончаров