Конфессионально-этническая мотивация хозяйствования староверов в XVIII-XIX веках. Часть 1

Возникают новые социальные формы. Это все одновременно происходит. Затем средневековые отношения к труду, когда – это тоже известно, это не я придумал – в средние века во всех странах Европы и в России, в том числе, задача была – трудиться как можно меньше, но доход получать не самый большой, но такой, который удовлетворяет минимальные потребности.

В среде русских крестьян, не старообрядцев, в начале ХХ века по подсчетам Чаянова, очень серьезного экономиста с социологической жилкой начала ХХ века, оказывалось, что крестьяне в центральной, европейской России работают приблизительно на 50% своих трудовых возможностей. То есть трудовой потенциал они используют на половину. А в случае улучшения климатических условий резко снижают трудозатраты.

То есть можно было бы напрячься, недоимки ликвидировать, корову купить или на плуг поменять свою соху деревянную. 66% в начале ХХ века русских крестьян в европейской части пахало сохой как в VIII веке. Нет, они просто снижали трудозатраты, то есть как бы этот минимум: с голоду не помрем, и ладно. Но повторяю, это не старообрядцы. Вот это как раз средневековый поход. Это нормальное было явление. Старообрядцы поначалу были такими же, чем они отличались? Да, известно было, что труд есть наказание за первородный грех и естественная потребность человека, чтобы поддерживать существование.

Даже в середине XIX века в одном из главных журналов русской православной церкви, официальной, журнале, который должен был распространяться в семинариях, и желательно, чтобы его читали и священники приходские, - там было написано (1854 год), что нельзя трудиться неумеренно. Это может привести к гибели души, потому что человек, который трудится неумеренно, он будет думать все время о результатах этого труда и будет стараться, чтобы результаты этого труда были максимальны. Я, конечно, говорю современным языком. И он забудет о главном, велику дела забудет, то есть о спасении души. А надо-то что? Трудиться трудом умеренным, не утруждать своих близких, во время труда дать время и молитве. Куем и за одно – время святым размышлениям. Потому что иначе вы много заработаете и возникнет что? Опасность сребролюбия, а это губительно.

Это середина XIX века. Пароходы, паровозы уже бегают. «Железный» век, а у нас вот такое дело. Но это, конечно, для крестьян, прежде всего, но в принципе, это позиция церкви. И вот старообрядцы с таким же подходом – откуда возьмется другой? – были вынуждены бежать на окраины страны, в Сибирь. Сибирь освоили старообрядцы, это признано сибиреведами. На Урал, в Поморье, на Запад, в том числе, в Польшу. Бывало, бежали и в Турцию, но там сложнее. Туда бежали только в крайнем случае. В Турцию – в смысле, Османскую империю, конечно, не в саму Турцию.

И вот они попадают в это Поморье, в Сибирь. Очень хорошо это описано по Поморью, там возникло, может быть, самое значительное в интеллектуальном отношении, богословском отношении общежительство. Или, говоря языком православной церкви, греческое слово «кеновия», это монастырь как бы. Почему кеновия? Потому что этот монастырь был светским. Там были монахи, но большинство было обычными людьми, которые, конечно, выполняли эти все нормы, жили как монахи, но не были пострижены. Причем, сознательно. Можно было всех постичь, там было кому.

И вот руководители этого общежительства, они гениальные люди, прежде всего, Андрей и Симеон Денисовы, точнее, Дионисьевичи. Денисовы их называли гонители.

Оказалось, что в этих хлебонеродных местах, в Поморье (это Новгородская губерния), это Сибирь, это другие районы, тот же Урал – не так все там просто, там рожь-то не растет. Традиционно крестьяне рожь взращивают. Что делать в этой ситуации? Как спасти веру? Потому что в православии человек не может спастись вне церкви. Церковь – это сообщество верующих, открою вам секрет, по апостолу Павлу. Да и не секрет, конечно. В принципе, без сообщества верующих, определенным образом организованного, невозможно спастись. Самый праведный человек не будет в сообществе верующих, в церкви – он не спасется.

Что делать в этой ситуации? Надо создавать вот эти анклавы церкви. Какие могут быть анклавы церкви? Ну, самые распространенные, самые известные, например, - это монастыри. Вот вам эта самая кеновия, вот они, светские монастыри как анклав веры. В них спасается вера и в них человек может спастись, спасти свою бессмертную душу – это главное, здесь-то мы мгновение, а там – вечность.

И вот оказывается, что могут просто вымереть от голода, холода. Даже гонений не надо, их там редко достаточно гоняли, на севере. Что делать в этой ситуации?

И вот гениальные эти Дионисьевичи Андрей и Симеон принимают постановление, что надо что-то изменить. Это очень интересная черта старообрядчества – приверженность традиции, но готовность эту традицию обновить. Абсолютно не средневековая черта. Если бы старообрядчество, эти реформы провели бы в XIV веке, не было бы никакого старообрядчества, они бы там, в этих тупиках таежных умерли. В этой ситуации уже другая совершенно Россия. Это, повторяю, по словам Лихачева, не древняя Русь, это совершенно что-то новое. И вот в этой новой стране, оказывается возможным изменить отношение традиционное к труду.

Андрей и Симеон Дионисьевич и другие кеновиархи последовательно (не одновременно, конечно) принимают решение отказаться от этих норм, отказаться от малого для великого спасения церкви, спасения тысяч, может, миллионов душ. Они принимают решение, что физический труд может быть душеспасительным. Потому что труд монашеский – пост, молитва и все такое – он всегда был душеспасительным. Труд Господа ради или труд Бога ради. А физический труд был низким, суетным, он ничего не давал. В этой ситуации, когда вымирает анклав, он приняли решение, что труд может быть душеспасительным. Совершенно изменилась норма – это уже не средние века.

И что вы думаете? Это не помогло, потому что там хоть, я не знаю, что делай, как трудись, 40 часов в сутки, все равно эта земля не родит. Да, конечно, диверсифицировали, скажем так, трудовую деятельность. Целые артели ездили на Белое море, в другие районы бить морского зверя, моржа, тюленей и прочее. Все равно не помогало, продавали потом. Через короткое время в этот анклав Выголексинский, о котором я говорил, в Поморье, стеклись уже тысячи народу. И каждый год приходили новые, потому что там можно было спастись – раз, во-вторых, вести нормальную богослужебную жизнь. Вроде гонения были, но они, повторяю, были не очень страшными. Почему, я тоже потом расскажу.

А как их кормить? Тогда кеновиархи Выговские пошли еще дальше. Они приняли то, что им предлагала новая русская цивилизация еще со второй половины XVII века. А именно, предпринимательскую деятельность, прибыльную деятельность. И артели за морским зверем тоже ходили, но артели появились – артели приказчиков, которые под видом приказчиков, немецких или иностранных (немецких значит иностранных) купцов ездили, пробирались в Поволжье, скупали там хлеб, нанимали суда и возили его в Петербург на продажу. Вот тогда Выголексинское общежительство зажило. Купецкое дело – нечистое!

В чем дело? Как смогли это объяснить? Опять же, новые условия, старые цели – спасти душу, спасти церковь. Новые формы – какие? Они нестяжатели были эти люди. У приказчиков ничего нет, им ничего не принадлежало, все только для блага церкви. Вот этот труд, а он тоже стал называться трудом. Представляете, купецкое дело стало называться трудом душеспасительным, но только в случае, если его результаты предназначены для спасения веры, то есть для общины.

И вот оказывается, что этот прибыльный труд, прибыльный для веры, но не прибыльный для отдельных людей, требует жесткого контроля. Инструкции сыпятся (они сохранились в архивах) кеновиархов вот этим артелям. Что делать по пунктам? Обязательно все считать. Сколько денег пришло, а это же кредитные деньги-то были, они кредиты собирали, ходили. Были случаи, когда кеновиарх сам ходил на юг даже России собирать деньги в кредит. А старообрядцам давали, потому что уже тогда было понятно, что эти люди не могут обмануть. Они же все делают для спасения души. Если они обманут, они душу разрушат свою. Поэтому им доверяли. И очень быстро стали доверять, через несколько десятилетий, при этом понимая их особость.

Так вот, эти кредитные деньги – это упоминалась в документах – передавались для закупок хлеба, хлеб возился и т.д. Конечно, сама отчетность не сохранилась, она не могла сохраниться, она была тайной, это понятно. Представляете, если бы нашли. Были случаи, когда хранились тексты доносов и допросов этих людей, потому что, конечно, на эти деньги – часть шли на закупку продовольствия, на поддержание не только Выголексинского общежительства, старообрядцев по всей стране, стали возникать связи. Много денег, я не знаю, чего больше – на поддержание общин или веры или на то, что я сейчас скажу. Без чего старообрядчество бы не сохранилось – на коррупцию.