Оглавление


Читать книгу

Издательство: АНО "Руниверс"

Место издания: М.

Год издания: 2019

Количество страниц: 336

Исторический Вестник. Том тридцатый [177]. Османская империя и Россия.

Том 30 из 40
Наследники Византии

После взятия в 1453 г. Константинополя, а вслед за ним — оставшихся обломков Византии, наследником павшей империи объявила себя держава-победительница: государство Османов. Османские султаны приняли титул шахиншаха («царя царей», Basilius Basileon), считая себя законными преемниками византийских императоров и римских цезарей. Религиозная подоплека случившегося представлялась завоевателям закономерной. Мусульманский Рим пришел на смену Риму христианскому точно так же, как последний в свое время сменил Рим языческий. Османское «Вечное государство» (Девлети эбед-и-муддет) продолжило имперскую традицию римского «Вечного города» и стремилось объединить в своих пределах все его бывшие владения.

Однако спустя несколько десятилетий о своем если не политическом, то духовно-идеологическом наследии Второму Риму заявила еще одна молодая держава: Московская Русь. После того как династия Рюриковичей в 1472 г. породнилась с семьей Палеологов — последних императоров Византии, в кругах русских интеллектуалов стали продвигаться идеи преемства власти великих князей от византийских императоров. В XVI столетии эти представления нашли воплощение в концепции «Москва — третий Рим» и в обрядах венчания и помазания на царство. Так же как и у османов, произошедшие события имели религиозное обоснование: в российском контексте подразумевалась утрата Византией права на главенство в христианском мире после заключения Флорентийской унии 1439 г.

Вдохновленные осознанием исключительности своей исторической миссии обе державы продолжили начавшийся еще в XIV столетии процесс расширения границ. В динамике и векторах развития Османской и Российской империй прослеживаются определенные параллели. Возникнув во второй половине XIII в. в виде маленького бейлика в Северо-Западной Анатолии и невеликого княжеского удела Северо-Восточной Руси, эти государства стали быстро расти в последующем столетии за счет собирания окрестных земель. Во второй половине XV в. экспансия как Стамбула, так и Москвы вырвалась на обширные пространства. К концу XVI столетия во владениях султанов проживало до 25 млн человек, во владениях русских царей — до 10 млн. Геополитические амбиции двух империй привели к первому столкновению их сил: сперва в ходе войны 1568–1570 гг. под Астраханью и в Волго-Донских степях, а затем в 1572 г. в битве при Молодях под Москвой, где крупный отряд янычар поддерживал поход крымского хана.

Это была первая из 12 войн между двумя государствами. Логика имперской экспансии сомкнула границы обеих претендовавших на наследие Византии держав, а религиозно-идеологическая традиция придала этой схватке особый судьбоносный смысл. Подсчитано, что за три с половиной века с 1568 по 1918 г. Россия и Османская империя 69 лет находились в состоянии войны, в среднем один вооруженный конфликт от другого отделял 25-летний перерыв. Противоборство шло с переменным успехом в первые полтора столетия, начиная с победы Ивана IV над войсками Селима II в 1569 г. и вплоть до поражения Петра I от армии Ахмеда III во время Прутского похода 1711 г. Последовавшие пять войн, пришедшиеся на период с 1735 по 1829 г., ознаменовались превосходством русского оружия. Начиная с середины XIX в. и по 1918 г. Османская империя дважды в коалиции с другими странами одолевала Россию, а в 1877–1878 гг. потерпела поражение, сражаясь с ней в одиночку.

Эпическое вооруженное противоборство двух держав заслоняет многостраничную летопись российско-османского сотрудничества. История знала и примеры военного взаимодействия север-ного и южного гигантов: в 1798–1799 гг. их вооруженные силы совместно вели борьбу против революционной Франции в Греции и Италии, а в 1833 г. российский экспедиционный корпус стеной встал на защиту Стамбула от наступавших войск Мухаммада Али Египетского.

Еще более долгую историю имеют торговые русско-османские отношения. Как это происходило повсеместно в средневековой дальней торговле, важнейшей номенклатурой перевозимых товаров являлись предметы роскоши. Особую роль играли изделия из меха, помимо своей основной функции выполнявшие в Османском государстве роль государственных наград. Немецкая исследовательница Хедда Райндл-Киль в статье «Статус, почести и предметы роскоши» демонстрирует, какое значение имели поставки мехов из России как для высших слоев стамбульской элиты, так и в целом для иерархизированного османского общества. В XVIII в. в сложившемся товарообмене открылось новое направление: османские правители начали направлять ценные дары своему северному соседу, перестраиваясь на новую парадигму дипломатических отношений.

Смене османского геополитического восприятия посвящена и статья профессора Стамбульского университета Махира Айдына. На основе детальной проработки турецких архивов автор демонстрирует эволюцию образа России: с XV–XVI в., когда «страна шуб», «неверная Московия» мало занимала умы османских чиновников и интеллектуалов, и вплоть до XIX столетия, когда Россию стали воспринимать в Стамбуле как особо значимую для Османской империи державу. Куда большее внимание к южному соседу проявляли в XVI–XVII вв. московские власти. Одним из основных источников информации для них являлись так называемые «распросные речи» лиц, вернувшихся в Россию из турецкого плена. Исследованию этих документов, а равно и челобитных бывших полоняников посвящена работа профессора Сорбонны А.С. Лаврова. При анализе «распросных речей» интересны как ответы репатриантов, так и то, что конкретно интересовало допрашивавших. Особое внимание автор уделяет культурным трансфертам между российским и османским обществами и той роли проводников сложившихся практик и представлений, которую играли в них полоняники.

Не все россияне попадали в османские пределы против своей воли. Паломники, стремившиеся поклониться святым местам христианства, выступали в качестве еще одной точки соприкосновения различных религий и культур. Вернувшись обратно, некоторые из них оставляли записи своих хождений. Паломнический жанр русскоязычной словесности зародился в XI в., приобрел популярность в XVII столетии и достиг расцвета в XVIII в. Этой последней эпохе и посвящена работа профессора ИСАА МГУ С.А. Кириллиной. Воспринимая османский мир сквозь призму православной традиции, пилигримы в ходе долгих странствий крайне редко меняли свое мышление и мировоззрение. Российское общество, в результате, лицезрело Османское государство, населявших его мусульман и христиан глазами этих «очарованных странников».

Совершенно иначе, нежели из столиц, виделись российско-османские отношения с приграничья, периодически превращавшегося в зону боевых действий. Статья профессора РАН И.В. Зайцева доносит до нас голоса простых участников осады Азова и Очакова в ходе Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Песни народного жанра тюркю немудрены и малоинформативны, однако достоверно доносят до нас дух эпохи, настроения, страхи и чаяния османских солдат, оказавшихся лицом к лицу с грозным северным противником. Войне и миру на стыке христианского и мусульманского миров посвящено также исследование польских востоковедов: профессора Варшавского университета Дариуша Колодзейчика и Мариуша Качки, открывших для исторической науки ценнейший свод источников — Хотинский архив Колчак-паши. Этот крупнейший из дошедших до наших дней провинциальных османских архивов содержит обширное собрание как военно-политических, так и административных, торговых и бытовых документов, большинство из которых еще не введено в научный оборот.

Хотин наряду с Каменец-Подольским, Будой, Эгером стали крайними форпостами турецкого продвижения на северо-запад. В целом, несмотря на мощный натиск на Европу, османское общество и государство были слабо информированы о том, что происходит за западными и северными границами. Вплоть до конца XVIII в. султан не имел в Европе своих представителей, туда лишь эпизодически выезжали османские посольства. Напротив, в Стамбуле и ряде других торговых центров империи действовали постоянные дипломатические миссии европейских стран, включая Россию. Послы, посланники, консулы и их подчиненные выполняли разнообразные обязанности, включая шпионаж. Одним из наиболее ярких резидентов в османской столице был, безусловно, Алексей Вешняков, анализу политологических и историофилософских трактатов которого посвящена работа профессора ИСАА МГУ К.А. Панченко. Не вызывает сомнений, что постоянно общавшийся с восточнохристианским клиром Вешняков мечтал о том, как российские монархи примут в свои руки наследство древней Византии. В 1730–1740-е гг. резидент настойчиво призывал руководство предпринять последний поход на Константинополь. Впрочем, в Санкт-Петербурге его позиции в то время не разделяли.

Идея возрождения Византийского царства пережила ренессанс в 80-е гг. XVIII в. Так называемый «Греческий проект» императрицы Екатерины II, в частности, подразумевал расчленение Османской империи на несколько государств под покровительством России. Одним из таких протекторатов должен был стать Египет, куда был направлен с миссией консул Конрад Тонус. К тому времени несколько европейских держав уже вступили в «игру за Суэц», призом в которой должен был стать кратчайший торговый путь из Европы в Азию. В свете возросших внешнеполитических амбиций России Тонус представил императрице проект трансконтинентальной торговли между Балтикой и Дальним Востоком через Египет. Этому плану и его месту среди аналогичных авантюр того времени посвящена статья доцента ИСАА МГУ Т.Ю. Кобищанова. Екатерининский проект раздела Османской империи провалился, одной из его жертв пал и Конрад Тонус. Россия надолго свернула свою активность на Ближнем Востоке.

Арабо-османский мир стал возвращаться в фокус внимания российской политики только начиная со второй трети XIX в. Немалая роль при этом отводилась Сирии как возможному театру боевых действий в случае успешного наступления Кавказской армии. В действиях разведки на Ближнем Востоке в 80-е гг. XIX в. отечественный ученый Е.М. Копоть видит этап перехода к новому уровню сбора и анализа данных, при котором акцент смещался от исключительно военных вопросов к социальной этнологии и поиску потенциальных союзников России в регионе. В Сирии таковыми считались прихожане Антиохийского патриархата. Османская разведка и дипломатия также активизировали действия во второй половине XIX — начале ХХ в. Равно как в Санкт-Петербурге делали ставку на проживавших во владениях султана православных единоверцев, в Стамбуле своими естественными сторонниками считали российских мусульман, причем не только Кавказа и Крыма, но и Поволжья и Средней Азии. Показательным в этой связи стало путешествие по России летом 1913 г. видного турецкого ученого и государственного деятеля Махмуда Эсад-эфенди. Политическому аспекту этого визита посвящена статья отечественного историка В.В. Хутарева-Гарнишевского. Приведенные архивные документы свидетельствуют о том, насколько российские столичные и провинциальные власти, контрразведка и жандармерия оценивали реальность панисламистской и пантюркистской угроз.

Параллельно с «практической» этнографией, зачастую служившей политическим интересам, развивалось российское научно-теоретическое востоковедение, включая османистику, тюркологию и арабистику. Одним из его наиболее заметных представителей XIX–ХХ вв. был А.Е. Крымский (1871–1942 гг.). Совместная работа целого коллектива ученых из Казани, Киева, Нижнего Новгорода и Москвы Р.М. Валеева, О.Д. Василюк, С.А. Кириллиной и А.М. Абидулина посвящена тюркологическим и османистическим исследованиям Крымского, которые он вел в Бейруте, Москве и Киеве. Тесная взаимосвязь эволюции ориенталистики и восточного направления политики Российской империи очевидна. Однако классические труды университетского и академического востоковедения, столпами которого, наряду с А.Е. Крымским, были В.В. Бартольд (1869–1930), В.А. Гордлевский (1876–1956), И.Ю. Крачковский (1883–1951), пережили свое время, до сих пор сохраняя научную ценность.

К началу ХХ в. Россия и Османская империя были связаны друг с другом неизмеримо большим числом социально-политических, торгово-экономических и культурно-религиозных нитей, нежели в предыдущие столетия. Если на заре взаимодействия, в XV–XVI вв., Османское государство во всех отношениях значительно превосходило российское, то спустя 400 лет соотношение сил было противоположным. Противоборство с северным соседом стало для Стамбула вопросом выживания.

Параллели исторической судьбы двух наследников Византии вновь проявились на последнем этапе их существования. В середине XIX в. обе державы пережили этап кардинальных преобразований (для Османской империи ими стали реформы Танзимата 1839–1876 гг., для Российской — реформы Александра II 1861–1874 гг.), сменившийся неизбежным периодом реакции. Последний, в свою очередь, закончился революционным политическим переустройством начала ХХ в. (с 1905 г. — в России, с 1908 г. — в Османской империи). Наконец, в 1914 г. Санкт-Петербург и Стамбул сошлись в смертельной схватке Первой мировой войны — самой кровопролитной из всех, что им довелось вести за всю свою историю. Ни одному из соперников не удалось пережить конфликт. Торжество османских представителей, участвовавших в подписании Брестского мира 3 марта 1918 г., было недолгим. 30 октября того же года Мудросское перемирие зафиксировало капитуляцию Порты перед Антантой.

После катастрофически закончившейся для обеих держав войны общность судеб России и Турции не исчезла. Их значительно уменьшившуюся территорию на протяжении еще нескольких лет терзали внешние интервенции и внутренние конфликты. Режимы, возникшие на руинах рухнувших империй, стремились подчеркнуть свой разрыв с историческим прошлым, проводили лаицистскую политику и первоначально совместно действовали против стран Антанты. Наступившее в 1930–1980-х гг. противостояние сменилось на современном этапе новой фазой российско-турецкого сотрудничества.

А.Э. Титков, главный редактор журнала «Исторический вестник»

Т.Ю. Кобищанов, ответственный редактор номера, член редакционного совета

Русская философия > Библиотека русской философии > Алфавитный каталог > Исторический вестник